В английском языке огромное множество слов и словосочетаний, выражающих идею «посмотреть на мир». Мы можем взглянуть, увидеть, заметить, поглядеть, проследить, обозреть и даже уставиться. Мы можем пялиться, таращиться, глазеть, разинув рот. Мы можем наблюдать, рассматривать, подсматривать. У каждого слова имеется свой собственный оттенок значения и смысла. Смотреть это волевой акт, подсматривать значит делать это украдкой, таращиться – в этом есть элемент социальной оценки и удивления. Когда мы пытаемся описать акт зрительного восприятия, мы рассматриваем целое скопление имеющихся в нашем распоряжении разных значений. Но если мысли и слова существуют в разных плоскостях, то средство выражения всегда должно быть результатом компромисса.
Языки порой представляют собой настоящую неразбериху и сумбур. Они формируются и развиваются на протяжении столетий безо всякого плана, в ходе демократического процесса, который оставляет после себя огромную массу исключений из правил, игру слов и всякие разные особенности и слова с особым написанием. Ни один человек, решивший создать средство общения, не изобретет ничего подобного английскому, китайскому или любому другому из шести тысяч языков, на которых сегодня говорит мир.
«Естественные языки адекватны, но это не значит, что они оптимальны», - заявил мне 44-летний бывший сотрудник управления автотранспортных средств штата Калифорния Джон Кихада (John Quijada). В 2004 году он опубликовал в интернете монографию под названием «Ithkuil: A Philosophical Design for a Hypothetical Language» (Ифкуиль: философская концепция гипотетического языка). Написанная как учебник по лингвистике, эта статья на вебсайте из 14 страниц состоит почти из 160 тысяч слов. В ней есть грамматика, синтаксис и словарь языка, который Кихада изобретал в свободное время на протяжении трех десятилетий. На языке Ифкуиль (другие варианты написания – Иткуиль, Ыфкуил – прим. перев.) не говорит никто, кроме Кихады, и он считает, что на нем никто не будет говорить никогда.
В предисловии Кихада пишет, что его «более значимая цель» заключается в «попытке создать то, что человек самостоятельно и естественным образом никогда бы не создал, что это должен быть плод сознательных интеллектуальных усилий: идеальный язык, обладающий высочайшей логикой, эффективностью, точностью выражения и изложения мысли в речи, язык, в котором сведена к минимуму двузначность и двусмысленность, нелогичность, многословие, полисемия (множественность значений) и произвольность, столь характерная для естественных человеческих языков».
У языка Ифкуиль две кажущиеся несовместимыми цели: быть максимально точным, и в то же время максимально кратким и выразительным, способным изложить почти любую человеческую мысль минимальным количеством звуков. Те мысли, что в английском выражаются множеством громоздких и неуклюжих слов, на Ифкуиле можно передать одним-единственным словом. Скажем, такое предложение как «Напротив, как мне кажется, эта изрезанная горная гряда в какой-то точке заканчивается», на Ифкуиле гораздо короче: «Tram-mļöi hhâsmařpţuktôx».
Вскоре после того как Кихада, этот рядовой государственный служащий без ученой степени, опубликовал свою рукопись в интернете, немногочисленное сообщество энтузиастов языка начало признавать его достижения. Ифкуиль, объявил один вебсайт, «это памятник человеческой изобретательности и мастерству». Наверное, это самое полное признание той несбыточной мечты, которая завораживала философов на протяжении столетий: создать совершенный язык.
Первое краткое упоминание об Ифкуиле в прессе относится к 2004 году, когда о нем написал научно популярный российский журнал «Компьютерра». В статье, озаглавленной «Скорость мысли», отмечается поразительное сходство между Ифкуилем и воображаемым языком, который придумал писатель-фантаст Роберт Хайнлайн для своей повести под названием «Бездна», написанной им в 1949 году. В повести Хайнлайна рассказывается о тайном обществе гениев, называвших себя «homo novus» (новые люди). Они научились думать быстрее и точнее, используя для этого язык под названием Speedtalk. В этом языке целое предложение можно уместить в одно-единственное слово. Пользуясь этим исключительно эффективным языком для общения, «новые люди» замыслили захватить власть над Землей, отобрав ее у отсталых homo sapiens.
Вскоре после публикации статьи в российском журнале Кихада начал регулярно получать электронные письма с адресов, заканчивавшихся на .ru. Ему задавали заковыристые вопросы и просили внести изменения в его язык, чтобы было легче произносить слова на Ифкуиле. Российский инженер-программист из Владивостока Алексей Самонс взялся за монументальный труд, решив перевести вебсайт Ифкуиля на русский язык. Вскоре после этого появились три российских веб-форума, участники которых начали обсуждать достоинства и сферы применения этого языка.
Сначала Кихада был в недоумении от того интереса, который проявляли к нему россияне. «Я был удивлен, польщен и заинтригован, - сказал он мне. – А кроме этого, я просто хотел знать: кто все эти люди?»
В начале 2010 года он получил по электронной почте письмо на не очень хорошем английском от украинского ученого по имени Олег Бахтияров, который представился как директор недавно сформированного в Киеве высшего учебного заведения под названием Университет эффективного развития и главный сторонник философского движения психонетика. Когда Кихада начал искать в гугле слова «Бахтияров» и «психонетика», он нашел «море непостижимого жаргона» о «попытках развития человеческого мозга с использованием коктейля западных и восточных идей» - но ничего такого, что вызвало бы у него подозрения относительно мотивов этой группы. Автор письма пригласил Кихаду принять участие в конференции под названием «Креативная технология: перспективы и средства развития», которая должна была пройти в июле в Элисте – столице полуавтономной республики Калмыкия, находящейся в засушливых степях на западном побережье Каспийского моря.
«С нашей точки зрения, создание языка Ифкуиль это один из основных аспектов развития креативного мышления, - написал Бахтияров Кихаде. – Вряд ли можно узнать достаточно о языке Ифкуиль из российских научных печатных изданий».
Ифкуиль появился не из ниоткуда. Как минимум со времен средневековья философы и филологи мечтали избавить естественные языки от их недочетов и изъянов путем создания совершенно новых средств выражения в соответствии с упорядоченными и логическими принципами. Изобретение новых форм речи это позыв едва ли не космического масштаба, проистекающий из того, что лингвист и автор книги «Lunatic Lovers of Language» (Сумасшедшие любители языка) Марина Ягелло (Marina Yaguello) называет «двойственным отношением любви-ненависти». Созданием языков занимаются люди, которые настолько влюблены в их возможности, что ненавидят все то, чего языки сделать не в состоянии. «Я не верю, что есть какая-то другая фантазия, которой человеческий дух занимался бы с такой страстью, кроме, пожалуй, философского камня или доказательства существования Бога; или другая утопия, вызывавшая такие щедрые излияния чернил на бумагу, кроме, пожалуй, социализма», пишет Ягелло.
Первый полностью искусственный язык, о котором имеются хоть какие-то сведения, называется Lingua Ignota (неизвестный язык). Он был создан в 12-м веке немецкой монахиней и мистиком Хильдегардой Бингенской (Hildegard von Bingen), которая больше известна тем, что сочинила, пожалуй, первую дошедшую до нас пьесу-нравоучение. Похоже, она использовала Lingua Ignota для какого-то мистического общения. Все, что осталось от ее языка, это короткий отрывок текста и словарь из 1012 слов, перечисленных в иерархическом порядке, от самого важного – Aigonz (Бог) до самого неважного – Cauiz (сверчок).
После Lingua Ignota было изобретено более 900 языков, и почти все они потерпели неудачу. «История изобретенных языков это в основном история провалов», - пишет автор книги «In the Land of Invented Languages» (В стране изобретенных языков) Арика Окрент (Arika Okrent). Самую яркую и эффектную неудачу терпели языки, которые подобно Ифкуилю стремились стать идеальным отражением реальности. В 17-м веке французские философы типа Фрэнсиса Бэкона, Рене Декарта и Готфрида Лейбница приходили в изумление от того, как естественные языки затуманивают человеческую мысль, и задавались вопросом, сможет ли искусственная замена более точно передать истинную суть вещей. Столетием раньше миссионеры-иезуиты привезли первые содержательные описания китайского языка, и многих философов увлекла идея о том, что символы (иероглифы) означают идеи и понятия, а не звуки, и что одна идеограмма может означать одно и то же для народов всей Восточной Азии, хотя звучит она на разных языках совершенно по-разному. Что, если создать универсальный письменный язык, который будут понимать все, который будет набором «настоящих знаков», и который сотворит то же самое, что арабские цифры сделали для счета? «Такое письмо будет своего рода всеобщей алгеброй и исчислением разума, - писал Лейбниц в 1679 году. – Таким образом, вместо того, чтобы говорить «мы спорим», мы сможем сказать «мы рассчитываем»».
Свою концептуальную родословную Ифкуиль ведет от Лейбница, Бэкона и Декарта, но прежде всего от епископа и эрудита 17-го века Джона Уилкинса (John Wilkins), который попытался осуществить их благородные идеалы. В своем трактате 1668 года «Опыт о подлинной символике и философском языке» Уилкинс создал обширное классификационное древо, своеобразный систематический каталог, который должен был представить рациональное изложение всех идей, вещей и действий во Вселенной. Каждая ветвь этого древа соответствовала букве или слогу, а собрать слово можно было, просто следуя по набору раздваивающихся веток, пока не доберетесь до некоего отдаленного сучка или листа, означающего ту мысль, которую вы хотели выразить. Например, в системе Уилкинса De означает стихию, Deb огонь, а Debα пламя.
Естествоиспытателя Роберта Гука (Robert Hooke) язык Уилкинса настолько впечатлил, что он опубликовал на нем рассуждение о карманных часах, и предложил сделать его всеобщим языком научных исследований. Но этого не произошло. Язык оказался слишком громоздким и вскоре канул в небытие. Но классификационная схема Уилкинса, в которой слова были организованы по значению, а не в алфавитном порядке, нашла свое применение, став предшественницей первого современного тезауруса.
К 19-му веку мечта о составлении философского языка, способного выражать всеобщие истины, уступила место не менее амбициозному стремлению объединить мир через создание единого, простого в изучении, политически нейтрального вспомогательного языка. Сольресоль, ставший творением французского музыканта по имени Жан Франсуа Сюдр (Jean-François Sudre), был одним из первых таких универсальных языков, обретших популярность и привлекших к себе внимание. В нем всего семь слогов: до, ре, ми, фа, соль, ля, си. Слова можно петь или играть на скрипке. А поскольку слоги можно перевести на семь цветов радуги, то предложения можно вплетать в ткань как нити разных цветов.
Язык эсперанто, изобретенный в 80-х годах 19-го века еврейским доктором из Белостока Л. Заменгофом, стал намного успешнее сотни или чуть большего количества языков, которые появились в том столетии. На пике популярности эсперанто на нем говорили два миллиона человек и была написана богатая литература в количестве 15 с лишним тысяч книг.
Две мировые войны и укрепление международных позиций английского языка нанесли непоправимый урон мечтаниям эсперантистов о создании всеобщего языка. Как и все прочие попытки устранить последствия вавилонской трагедии, эсперанто в конечном итоге потерпел неудачу. И тем не менее, по некоторым оценкам, на эсперанто сегодня говорят больше людей, чем в мире существует языков (а их шесть тысяч). Среди них есть примерно тысяча человек, для которых он является родным, так как они учили его в качестве первого языка (в их числе и Джордж Сорос).
Джон Кихада родился в Лос-Анджелесе в семье американцев мексиканского происхождения в первом поколении, а вырос в городе Уиттиер, где он ходил в среднюю школу им. Ричарда Никсона. Его отец, индеец из племени яки, был типографским рабочим и делал вывески и надписи, которые вывешивали в витринах продовольственных магазинов. А по ночам он писал пейзажи.
Заняться искусственными языками Кихаду вдохновили утопические идеи эсперанто, а также полка с иностранными пластинками в местном магазинчике грамзаписи, где он в подростковом возрасте в 1970-е годы нашел альбом французской рок-группы Magma, исполнявшей прогрессивный рок. Все свои песни музыканты исполняли на кобайском – мелодичном языке пришельцев, который придумал эксцентричный певец группы Кристиан Вандер.
«Он вышел на сцену и начал безо всяких объяснений исполнять эти великие, эпохальные песни. Это привело меня к пониманию того, что и я, черт возьми, должен поступить так же», - сказал мне Кихада. В 15 лет он создал Mbozo, первый из многих своих искусственных языков. «Это был романо-германский гибрид с фонологией типа африканской и с набором лексики». Словарный состав другого языка, Pskeoj, Кихада составлял наобум, стуча пальцами по клавишам пишущей машинки.
В 18 лет Кихада поступил в Калифорнийский университет в Фуллертоне, планируя стать специалистом по лингвистической антропологии. «Я мечтал стать парнем, который путешествует по Амазонке и изучает языки, на которых говорят только местные аборигены», - рассказывал он. Он часами просиживал в библиотеке, корпя над описаниями самых экзотических языков мира и исследуя дебри незнакомой грамматики.
«У меня возникло понимание того, что у каждого отдельного языка имеется хотя бы одно преимущество перед всеми другими языками», - сказал он. Например, в языке австралийских аборигенов гуугу йимитхирр нет таких понятий, как «справа», «слева», «впереди» или «сзади». Говорящие на нем люди используют для этого стороны света. У них нет левых и правых ног, а есть северные и южные ноги, которые становятся восточными и западными при повороте на девяносто градусов. У индейцев вакашан в северо-западной части Тихого океана нельзя построить грамматически правильное предложение, не использовав то, что языковеды называют модус эвиденциальности; то есть, форма глагола должна указывать, в каком отношении к сообщению находится говорящий – сообщает ли он то, что сам видел, или то, что думает, или, о чем догадывается, или, что слышал от других.
Воодушевленный всеми этими необычными изученными грамматиками, Кихада начал задавать себе вопрос: «А что, если бы существовал единый язык, в котором сочетаются лучшие черты всех языков мира?» Сидя в своей комнате в родительском доме, он начал делать записи по совершенно новой грамматике, в которую со временем суждено было войти не только модусу эвиденциальности вакашан и координатам гуугу йимитхирр, но и аспектуальным системам нигер-кордофанских языков, и именительному падежу (абсолютиву) баскского языка, и четвертому лицу из некоторых почти вымерших языков североамериканских индейцев, и десяткам других необычных способов составления предложений.
«Сначала, когда меня переполняли мечтания и смелые устремления, я хотел получить докторскую степень, но потом столкнулся с жизненной действительностью. Я был слишком беден, чтобы учиться в аспирантурах и докторантурах, - рассказал мне Кихада. – Я никогда не слышал о грантах Пелла, и вообще ни о каких грантах не слышал. И вообще, мне никогда не приходила в голову мысль о том, что государство дает людям деньги на научные занятия; это мне казалось не соответствующим реальности». В 21 год Кихада уехал от своей набожной матери, называвшей его «хорошим мальчиком-католиком», к дяде и тете. «Она меня совершенно не понимала и неверно представляла, - вспоминает он. – На самом деле, я в то время был агностиком». (Спустя два года он объявил себя атеистом, а сейчас считает себя пантеистом.) «В тот момент жизни мне было важно, чтобы люди понимали меня, но я чувствовал, что родители меня не понимают», - говорит Кихада. После ссоры он ушел из дому и не разговаривал с родителями пять лет. На учебу у него денег не было, и он начал работать водителем грузовика, а потом перешел в автотранспортное управление, планируя вернуться к учебе, когда накопит достаточно денег.
«На протяжении восьми лет я сознательно, усилием воли делал все возможное, чтобы стать другим: этаким приятным, утонченным и образованным светским человеком, каким я всегда хотел быть в вузе, - говорит Кихада. – Но все эти победы были бессодержательными и недолговечными. Довольно скоро я научился анализировать свои поступки и понял, что это легковесная формула. В 30 лет я отверг это свое «второе я» и снова стал самим собой».
Работая в управлении автотранспортных средств в Сакраменто, Кихада со временем дослужился до должности управляющего среднего звена, а потом был назначен ответственным за вебсайт управления. «У меня всегда были какие-то причины и стимулы отложить дальнейшую учебу, а потом я вдруг понял, что вообще не хочу учиться в университете», - рассказывает он. Вместо университета Кихада заинтересовался академической лингвистикой и ежегодно совершал паломничество в легендарный книжный магазин Cody’s в Беркли, чтобы накупить новой литературы. В свободное время он продолжал работу над Ифкуилем, заполняя тетради записями об этом совершенном языке.
Во время одного из таких визитов он обнаружил книгу «Метафоры, которыми мы живем», опубликованную в 1980 году когнитивным лингвистом Джорджем Лакоффом (George Lakoff) в соавторстве с Марком Джонсоном (Mark Johnson). Эта книга стала для него знаковой. В ней утверждается, что наше мышление структурировано концептуальными системами, которые по природе своей в основном метафоричны. Жизнь это путешествие. Время это деньги. Спор это война. К худу ли, к добру ли, такие фигуры речи глубоко укоренились в нашем мышлении.
Для Кихады это стало откровением. Он представил себе, что Ифкуиль сможет делать то, чего не могут, по словам Лакоффа и Джонсона, естественные языки: заставлять говорящего очень точно устанавливать, что он имеет в виду. Никаких хмыканий и нуканий, никаких попыток спрятать истинный смысл за жаргоном и метафорой. Требуя от говорящих тщательно продумывать значение своих слов, он надеялся сделать так, чтобы его аналитический язык вывел на поверхность выверты человеческого сознания и освободил людей от вирусов, которые заражают их разум и мысли.
«Со временем моя цель начала меняться, - сказал он мне. – Мне уже не хотелось создавать коктейль из крутых лингвистических особенностей. У меня возникла идея сделать так, чтобы язык работал более эффективно. Я подумал: а почему бы не создать средство, которое сделает все то, чего не смогли сделать естественные языки?»
Кихада написал Лакоффу письмо по электронной почте, представившись «большим поклонником, читателем и энтузиастом», и «почтительно» проинформировал его о проекте, на который «вы, при наличии у вас времени, могли бы обратить внимание, поскольку он может представлять для вас интерес». Далее он сообщил, как изучение выдающихся работ Лакоффа в области когнитивной лингвистики помогло ему создать концептуальную основу Ифкуиля. Закончил Кихада на глубоко личной ноте: «Как человек, всю жизнь испытывающий страстное влечение к лингвистике, но не сумевший в силу личных и финансовых обстоятельств осуществить свою мечту о карьере в лингвистике, я благодарен вам и ваши коллегам за то, что вы ведете эту битву за меня. Я надеюсь дожить до того дня, когда когнитивная революция в науке, которую вы помогли начать, расцветет пышным цветом». Лакофф на письмо не ответил.
В 1997 году, когда Кихада начал в интернете свои первые поиски искусственных языков, он обнаружил, что его странную страсть на самом деле разделяют многие. Он нашел форум, населенный лингвистами-любителями со всего мира, которые оживленно обсуждали новые способы общения. «Я тогда с удивлением увидел, что отнюдь не одинок в своих занятиях», - вспоминает Кихада.
Эти лингвисты-любители называют себя «конлангерами» (от английского «constructed language», или «сконструированный язык») и периодически проводят сборище под названием «Конференция по созданию языка». Впервые я встретился с Кихадой на одной из таких конференций, которая прошла в 2007 году в студенческом городке Калифорнийского университета в Беркли. На фоне двух десятков мужчин и семи женщин, одетых в килты, цилиндры и кимоно, спокойный и отчужденный Кихада выглядел таким же чужаком, как умляут в английском языке. Широкоплечий и бородатый, он сидел в одиночестве на заднем ряду аудитории с камуфляжной шляпой на голове, какие носят дальнобойщики, в коричневой тенниске и широких штанах с карманами. «Джон вызывает уважение к себе», - сказал мне тогда президент Общества по созданию языка (Language Creation Society) Дэвид Питерсон (David Peterson), придумавший дотракийский язык для расы псевдомонгольских воинов-кочевников из сериала кабельного канала HBO «Игра престолов». (Сегодня этот язык люди слышат каждую неделю – гораздо чаще, чем идиш, навахо, инуитский, баскский и валлийский языки вместе взятые.) в 2008 году Питерсон наградил Ифкуиль смайликом как лучший искусственный язык года. «Мало кто сумел, и, я уверен, сумеет создать такой полный и привлекательный язык как Ифкуиль», - заявил он на церемонии награждения.
Кихада награду оценил, но в целом в мире конлангеров выделяться он не стремится. Он бывает на странице Facebook, которая посвящена Ифкуилю, и где любители размещают переводы молитвы «Отче наш» и пишут «премудрости дня» на этом языке. Но с комментариями там он никогда не выступает.
Когда я познакомился с Кихадой, он готовился к выступлению на тему фоноэстетики. Это труднообъяснимая характеристика языка, придающая ему индивидуальность. Она даже самые резкие звуки итальянского языка делает оперной музыкой, самые романтичные звуки в немецком злобным ворчанием, а американский английский делает похожим на гудок автомобильной сирены. Он задавал аудитории вопросы типа «Должен ли мой язык содержать дифтонги?», давал советы, такие как «Если вы включите в свой язык гласные переднего ряда, никто не будет воспринимать его всерьез – как язык орков». Манера его выступления была уверенной, даже профессорской. Она могла даже показаться высокомерной, если бы не частые неодобрительные высказывания о себе самом.
На конференции в предыдущем году, когда Кихада прочитал лекцию о теории метафоры Лакоффа, он начал с того, что произнес предложения на шести языках, созданных участниками этого мероприятия. Большинство из них впервые услышали, как на их языке говорит другой человек, кроме них самих.
В отличие от более ранних философов и идеалистов, веривших в способность своих языков усовершенствовать человечество, для современных конлангеров создание языков это обычно хобби, а также некая форма самовыражения. Вышедший на пенсию разработчик компьютерных программ Джим Генри (Jim Henry) из Стокбриджа, штат Джорджия, ведет дневник и молится на своем сконструированном языке gjâ-zym-byn. Если существует бог, понимающий его молитвы, то он единственный кроме Джима, кто владеет этим языком. Многие проекты сконструированных языков начинаются с элементарной посылки, которая тем или иным способом нарушает традиционные каноны лингвистики. В языке Aeo используются только гласные. В языке Kēlen нет глаголов. Токипона, возникший на базе таоистских идеалов, был создан, чтобы проверить, насколько простым может быть язык. В нем всего 123 слова и 14 основных звуков. Язык Brithenig это ответ на вопрос о том, как мог бы звучать английский, будь он романским языком, и окажи на него влияние народная латынь. Феминистский язык Láadan, созданный в начале 1980-х годов, включает в свой словарный состав такие слова как radíidin, что означает следующее: «Не выходной день, время вроде бы праздничное, но все равно так много работы, и готовиться к празднику надо, так что тоска зеленая, особенно потому что гостей много, а никто не помогает».
Изобретенные языки часто создавались в тандеме с целыми придуманными вселенными, и большинство конлангеров пришли к своему занятию через фэнтези и научную фантастику. Джон Толкин, называвший создание искусственных языков своим «тайным пороком», утверждал, что написал свою трилогию «Властелин колец» главным образом для того, чтобы изобретенные им языки, такие как квенья, синдарин и кхуздул, получили свое языковое пространство, где на них можно было бы разговаривать. Это требует доказательств, но, пожалуй, самым успешным за все время в коммерческом плане изобретенным языком является клингонский (язык, разработанный по заказу Paramount Studios для одной из инопланетных рас в вымышленной вселенной сериала «Звездный путь» - прим. перев.). На него переведен «Гамлет», и он имеет собственный словарь, проданный в трехстах тысячах экземплярах.
В истории лингвистики имеется немало примеров того, как никому не известные любители занимали почетное место в ареопаге этой науки. На самом деле, одна из основополагающих лингвистических теорий 20 века, которую сегодня принято называть гипотезой Сепира-Уорфа, была отчасти основана на работе инспектора страховой компании Hartford Fire Insurance Бенджамина Уорфа (Benjamin Whorf). У Уорфа не было ученой степени, но он в 1930-х годах в свободное от работы время занимался с антропологом и лингвистом Эдвардом Сепиром (Edward Sapir), а также изучал языки североамериканских индейцев.
Ни Уорф, ни Сепир не сформулировали окончательную версию гипотезы, носящей их имя, но в целом их теория гласит, что язык, на котором мы говорим, формирует мышление и способ познания реальности. Говорящие на разных языках и думают по-разному. В самой радикальной версии этой гипотезы есть даже более далеко идущие утверждения, скажем, о том, что язык ограничивает тот набор мыслей, которые могут у нас появиться. В 1955 году социолог и писатель-фантаст Джеймс Кук Браун (James Cooke Brown) решил проверить гипотезу Сепира-Уорфа, создав «культурно нейтральный» «образцовый язык», способный перестраивать мозги говорящих на нем людей.
Браун положил в основу грамматики своего языка под названием логлан со словарным запасом в 10 тысяч слов правила формальной предикативной логики, которой пользуются философы-аналитики. Он надеялся, что научив исследователей говорить на логлане, он сделает их более логичными мыслителями. Если, изменив способ говорения, мы сумеем изменить манеру мышления, значит, существуют радикальные возможности для создания нового состояния человечества.
Породить логичнее думающих мыслителей Брауну так и не удалось, и сегодня наиболее радикальные версии гипотезы Сепира-Уорфа «уже не пользуются уважением среди солидных лингвистов», пишет в своей книге «Through the Looking Glass: Why the World Looks Different in Other Languages» (Глядя в зеркало: почему мир выглядит иначе в других языках) Гай Дойчер (Guy Deutscher). Однако, как отмечает Дойчер, существуют доказательства в поддержку менее радикальной версии о том, что тот конкретный язык, на котором мы говорим, влияет на наше восприятие мира. Например, носители языков, где есть категория рода, например, испанского, в котором все существительные либо мужского, либо женского рода, думают о вещах по-разному в зависимости от того, какой род назначил этим вещам язык. Такие концептуальные различия сохраняются даже после того, как они выучат второй язык, в котором категория рода отсутствует, скажем, английский.
Кихада готов поддержать более умеренную версию гипотезы Сепира-Уорфа, а в сообществе любителей конструировать языки остались некоторые истинные верующие в радикальную версию. В конце концов, если твои мысли находятся в заточении языка, как утверждают Сепир и Уорф, то единственно разумный образ действий состоит в создании более просторной и удобной тюремной камеры, со всеми современными удобствами, какие только могут пожелать узники. И камера эта - новый язык, позволяющий создавать новые способы мышления.
Если вы вообразите все возможные понятия, идеи, убеждения и высказывания, которые может выразить человеческий ум, то Ифкуиль предложит вам точный набор координат, указывающих на все эти мысли. В окончательной версии Ифкуиля, опубликованной Кихадой в 2011 году, имеется 21 грамматическая категория для глаголов – в отличие от шести в английском языке – время, вид, лицо, число, наклонение и залог. Уточнить мысль говорящего также помогают 1800 суффиксов с четко выраженными значениями. При помощи трудоемкого процесса спряжения, от которого пойдет кругом голова даже у самого искушенного грамматиста и знатока латыни, Ифкуиль заставляет говорящего точно выражать ту мысль, которую он имеет в виду, а также делает попытку устранить любую возможность двусмысленности.
В изначальной версии Ифкуиля это название переводится буквально как «гипотетическое представление языка», отражая тот факт, что для повседневного общения он не предназначен. Это попытка продемонстрировать, каким может быть язык, а не каким он должен быть. «Смысл Ифкуиля в том, чтобы передать человеческие познания на более высоком языковом уровне с более глубоким и точным смыслом, - сказал мне Кихада. - Например, фраза «характеристика единичного компонента среди синергического объединения вещей» переводится на Ифкуиль одним-единственным прилагательным: «oicaštik»».
Для произнесения этого слова потребуются чрезвычайные усилия средненебной части артикуляционного аппарата, но такая гимнастика вызвана тем, что Ифкуиль рачительно использует любой звук, любой слог. В каждом языке имеется свой запас фонем, или библиотека звуков, из которых его носитель может строить слова. В бедном на согласные гавайском языке имеется всего 13 фонем. В английском их около 42, в зависимости от диалекта. Чтобы ввести в каждое слово как можно больше значений, Ифкуиль получил 58 фонем. В оригинальной версии этого языка имелся целый набор хрюкающих, свистящих и кашляющих звуков, позаимствованных из самых экзотических языков нашей планеты. Один особенно трудный для произнесения щелкающий звук, являющийся глухой увулярной эйективной аффрикатой, можно найти всего в нескольких языках, в том числе, в убыхском, относящемся к кавказской семье. Последний носитель этого языка умер в 1992 году.
