Профессор Массачусетского университета Джалал Аламгир, исследуя торговые связи Китая и Индии, пришел к простому, но ценному выводу: конфликты, союзы или экономические отношения между странами редко являются следствием прагматичного расчета, а чаще обусловлены их национальной идентичностью и идеологией. Данная гипотеза очень точно характеризует внешнюю политику США.
Многие политологи, изучая американские геополитические коды, оценили идеологию лишь как третьесортный фактор, приравняв ее к дипломатической риторике. Но в последнее время тенденция постепенно меняется. В этом году Чикагский университет представил очередной номер альманаха «Американская политическая мысль», в котором сразу пять статей посвящены вроде бы абстрактному феномену - американской уникальности (Americanexceptionalism). Этот термин обычно используется для характеристики убежденности граждан США в том, что их страна - особенная, и поэтому имеет моральное право (или даже обязанность) стоять во главе миссии по распространению в мире демократических ценностей. Для того, чтобы понять, какое влияние такая убежденность оказывает на внешнюю политику Америки, стоит сделать краткий исторический обзор развития идеологии американской уникальности.
Норвежский эксперт Х. Рестад (HildeEliassenRestad) утверждает, что американская уникальность и есть истинная идентичность Соединенных Штатов, а также двигатель американской внешней политики. По ее мнению, идеология исключительности состоит из трех элементов: качественного отличия США от других стран мира, а также искренней веры американцев в свою глобальную миссию и иммунитет Америки к законам истории (в отличии от империй прошлого, Соединенные Штаты не распадутся, а создадут глобальную либерально-демократическую систему).
Возникновение такой идентичности легко объяснимо. В XVII веке прибывшие в Новый свет пилигримы чаще всего были выходцами из Англии, которые решили создать в Северной Америке новую, истинно моральную, религиозную общину (так называемый «Американский Израиль» или «Новый английский Иерусалим»), так как больше не могли жить в условиях правления монархии Стюартов и морального упадка англиканской церкви. С их точки зрения, поселения переселенцев должны были стать возвышенным примером для погрязшего в грехе Старого света. В XVIII веке мессианский настрой Штатов усилили симпатии «Отцов-основателей» (FoundingFathers) к идеям Просвещения, - таким, как вера в свободу, научный прогресс, республика и экономическое равноправие. В 1787 году эти идеалы были воплощены в Конституции США, а основанную на них страну Т. Джефферсон назвал «империей свободы», которая должна была набирать силу и расширяться.
Мессианство и осознание исторической цели стали причиной того, что Америка никогда не была изоляционистским государством. То, что в 1796 году Дж. Вашингтон предложил избегать альянсов с европейскими странами, и то, что до времен В. Вильсона американцы действовали в соответствии с этим правилом, вовсе не означало того, что США отказались от экспансии в Северную, Центральную, а в последствии и в Южную Америку. Вряд ли можно обвинить в изоляционизме страну, которая в течении XIX века ассимилировала индейские территории, приобрела у России, Испании и Франции новые штаты, ввязалась в войну с Мексикой (1846-1848 гг.), вторгалась в Канаду, боролась с европейским колониализмом, и после войны с Испанией в 1898 году практически свела к нулю влияние Мадрида на континенте.
Таким образом, история внешней политики Соединенных Штатов выглядит как целенаправленное расширение сфер влияния, основанное на идеалистической вере в свою исключительность. Уже в 1823 году Доктрина Монро «зарезервировала» обе Америки в качестве зоны ответственности США, влияние стран Европы в которой должно было быть ограничено. Экспансия 1840-1860 годов также основывалась на теории судьбы (ManifestDestiny) - вере в то, что историческая миссия Соединенных Штатов заключается в захвате всей Северной Америки.
После Первой мировой войны начался новый этап американского развития: в 1918 году президент США В. Вильсон представил на суд Конгресса 14 пунктов мирного восстановления Европы и создания Международного сообщества. За этой идеалистической программой скрывался геополитический подтекст: после окончания войны Америка стремилась превратиться из региональной силы в глобальную с целью установления нового мирового порядка в соответствии со своим видением данного процесса. И все-таки американским политикам тогда не хватило решительности для использования военной силы в деле нейтрализации мировой геополитической напряженности. Поэтому действительно переломным моментом, после которого Америка отказалась от сдержанного смирения в отношениях с другими континентами и взяла на себя роль мирового полицейского, стало 7 декабря 1941 года. В этот день японская авиация атаковала базу американского Тихоокеанского флота в Перл Харборе. После этой атаки стало ясно, что Америка не сможет удовлетворить свои амбиции без военных действий. Холодная война, войны во Вьетнаме и Корее, а также конфликты в Афганистане и Ираке явились лишь логичным продолжением мессианского менталитета.
Таким образом, исторический анализ тенденций становления исключительной американской идентичности показывает, что она не только не ослабевала, но и играла ключевую роль в геополитическом развитии страны. Идеологические нюансы менялись, но содержание оставалось прежним: из-за своей исключительность Америка должна (имеет право) выполнять свою ценностную миссию. Тем не менее, можно ли утверждать, что понятие американской исключительность актуально и сегодня, когда ее неоконсервативные хранители утратили свою популярность?
В апреле 2009 года президента США Б. Обаму спросили, верит ли он в американскую уникальность, на что глава государства ответил: «Я верю в американскую уникальность так же, как британцы, как мне кажется, верят в британскую уникальность, а греки - в греческую». Такой ответ подразумевает, что вопрос американской уникальности как в Америке, так и за ее пределами остается актуальным, хотя отдельные критики США и говорят о том, что внешняя политика Дж. Буша младшего и мировой финансовый кризис окончательно дискредитировали данную концепцию.
В то же время представители неоконсерваторов утверждают, что американцы не должны отказываться от своей исключительности. М. Ромни (MittRomney), встречаясь с избирателями в Чарльстоне, заявил: «Америка должна управлять миром. (…) Думаю, что мы - особенная страна с особой ролью». Не соглашающиеся с такой постановкой вопроса демократы и мультимиллиардеры считают, что США должны научиться жить, как обычное государство, а не быть правителем мира. Приняв во внимание эти споры, некоторые американские политологи поспешили заявить о том, что страна переживает кризис идентичности.
Однако говорить об этом преждевременно. Во-первых, если ограничиться лишь негативным аспектом термина «американской исключительности» (Americanexceptionalism), становится понятно, что речь идет не о мнении американцев на этот счет, а о популярности выражения, которое в последнее время используется как создающий основу для дискуссий риторический элемент. Но если говорить об американской исключительности как о понятии, которое включает в себя неотъемлемую часть общественных настроений, о кризисе идентичности не может быть и речи.
Чтобы убедиться в этом, достаточно беглого взгляда на статистику. По данным исследования, проведенного в 2010 году компанией GALLUP, 80% американцев согласны с тем, что их родина «отличается уникальностью, которая делает США величайшей и важнейшей страной мира», а 58% жителей Америки уверены в том, что уникальность США признает и президент Б. Обама. Такого мнения придерживаются 83% демократов, среди которых, как считается, больше всего противников доктрины уникальности. При этом 61% республиканцев полагают, что Б. Обама не верит в исключительное величие Америки. Наконец, 66% американских граждан считают, что Соединенные Штаты не только могут, но и должны быть мировым лидером. Этот показатель может показаться достаточно скромным, однако, если не сомневаться в его объективности, надо признать, что большинство жителей США смотрят на международную миссию своей страны вполне позитивно и веры в американскую исключительность не утратили.
То, что Вашингтон не отказывается от основанной на американской уникальности внешней политики, доказывает еще одна тенденция: академические круги в области международных отношений считают и Б. Клинтона, и Дж. Буша младшего, и Б. Обаму приверженцами той же традиции вильсонизма. Их политику объединяет взгляд на США как на главного мирового «экспортера» либеральной демократии.
Обобщая, стоит вспомнить слова венгерского политика Л. Коссута (Lajos Kossuth), которые он сказал после визита в США в 1852 году: «Судьба Америки заключается в том, чтобы стать основой свободы на Земле. Если Американская Республика когда-нибудь утратит веру в эту судьбу, это мгновение станет началом ее упадка (…)».