Наблюдение за международным ответом на кризис на Украине вызывает гнетущее впечатление. Трудно не сделать вывод, что Запад пока полностью проигрывает России в тактическом плане. Он уступает России, чья старая школа, а также тактика, основанная на реалистичной оценке конкретной ситуации, сталкиваются со слабыми и плохо скоординированными полумерами.
Дипломаты отвергают подобный пессимизм. В сегодняшнем глобализованном мире больший вес имеет проекция силы, чем конференции и резолюции ООН. В качестве реального критерия оценки своего стратегического успеха они указывают на возобновление хронической болезни современной России — на бегство капитала.
В первые три месяца 2014 года из России был выведен 51 миллиард долларов. Другими словами, финансовые рынки намного лучше выполняют работу дипломатов. Инвесторы голосуют своими ногами. Каждый доллар, выводимый из страны, представляет собой очередной вбитый гвоздь в гроб политики Путина в «ближнем зарубежье».
Идея относительно того, что международный мобильный капитал обладает способностью дисциплинировать правительства — и что ее воздействие благотворно — является отнюдь не новой. На Западе она обычно проявляется в контексте экономической политики. Идея заключается в том, что правительства склонны расходовать средства сверх имеющихся возможностей и раздавать определенное количество контрактов своим сторонникам, и, кроме того, они обычно не способны принимать «жесткие меры», необходимые для долгосрочного экономического успеха. Избиратели наказывают их за такого рода недостойное поведение лишь один раз в четыре или пять лет. В отличие от этого, финансовые рынки делают это в реальном времени. Их собственные судьи, как в телепрограмме X Factor, выносят свое заключения 24 часа в сутки, и при этом правительственные облигации учитывают выставляемые оценки.
Однако эмоциональная реакция дипломатов объясняется не тем, что, по их мнению, бегство капитала наглядно демонстрирует недостатки последних бюджетных планов Кремля. Для них бегство капитала означает нечто более важное — основной противовес политической власти Владимира Путина. Короче говоря, они считают бегство капитала мощной силой демократизации.
У этой идеи также имеется весьма солидная родословная. В 18-м веке Монтескье заметил, что с момента изобретения переводного векселя — прототипа бондов, акций и валют, обращающихся сегодня на международных финансовых рынках, — европейские монархи были вынуждены «править значительно более мудро, чем они сами, возможно, того хотели».
Его современник шотландский экономист Джеймс Стюарт сформулировал это более четко. Постоянная угроза того, что капитал может уйти из страны, отметил он, является, на самом деле, «наиболее эффективной уздой, когда-либо изобретенной против безумия деспотизма».
Дипломаты в Вашингтоне и Брюсселе согласны с подобным подходом. Вместе с тем им следует взять паузу перед тем, как начать высекать эти слова над входом в Госдепартамент США или над дверями здания Berlaymont, то есть штаб-квартиры Еврокомиссии. На самом деле ни экономические, ни политические выгоды от международного свободного движения капитала не являются такими простыми, как они кажутся. И в том, и в другом случае основания для подобных утверждений являются весьма сомнительными.
Экономические аргументы основываются на предпосылке, в соответствии с которой сами рынки точно определяют, где капитал может быть размещен с наибольшей выгодой. Согласно этой теории, капитал, например, должен перетекать из богатых стран — где его в избытке и где у него низкие доходы — в бедные страны, где его не хватает и где он может работать с высокой производительностью. Что может быть убедительней такой логики?
Однако реальность представляет собой полную противоположность. В течение последних двух десятилетий капитал, скорее, перетекал из бедных стран в богатые, и, как показывает период, предшествовавший кризису 2008 года, произведенные инвестиции оказались также крайне убыточными. Другими словами, не существует экономического закона гравитации, который бы обеспечил перетекание капитала туда, где его использование может быть наиболее эффективным. В реальном мире другие факторы перевешивают финансовые соображения, и капитал часто плывет вверх по течению.
Политические дивиденды от мобильности международного капитала все еще продолжают оставаться туманными. Принято считать, что рынки, по своей сути, являются демократичными, тогда как подрываемые ими правительства являются коррумпированными — вот почему следует приветствовать надевание узды на деспота.
А что если все как раз наоборот? А что если именно правительства являются представительными, а влияние капитала таковым не является? Все зависит от распределения богатства. В тех странах, где капитал рассеян среди большого количества собственников, может быть, и есть основания говорить о том, что инвесторы являются демократической силой. Но там, где богатство сосредоточено в руках немногочисленной элиты, ситуация, вероятно, будет совершенно иной. Россия представляет собой хороший пример: капитал олигархов этой страны утекает за границу. Бюджетные опции для обычных россиянок, не имеющих своего банкира в Цюрихе или агента по продаже недвижимости в Лондоне, представляются менее экзотичными — они покупают доллары и засовывают их под матрас.
250 лет назад мобильность международного капитала, возможно, была, на самом деле, инновационной силой для искоренения плохих правительств. Сегодня она столь же часто используется мультинациональными компаниями для уклонения от уплаты налогов или клептократами в развивающихся странах для откачки из страны неправедным образом нажитого богатства.
Есть еще одно соображение — особенно для нас в Соединенном Королевстве. Для любой страны, откуда капитал утекает, должно быть место, куда он течет.
В этом месяце было объявлено, что пентхаус D в лондонском жилом комплексе One Hyde Park был продан за 140 миллионов фунтов — неудивительно, что, по сообщениям газет, «покупателем оказался кто-то из Украины или из России». Как раз за несколько дней до этого заместитель управляющего банка Bank of England предупредил о том, что переживающий бум рынок недвижимости в Великобритании является «опасным», и он подает «самый яркий световой сигнал» на приборную панель, определяющую риски.
Увеличение бегства капитала из России — и с этим, я полагаю, согласится Bank of England — это последнее, в чем нуждается британская экономика.