Давайте спросим себя, какие современные вызовы способны повлиять на мировой порядок, на международную и европейскую безопасность, а также на всемирный поступательный марш прогресса. Вирус Эбола? Война на Ближнем Востоке? ИГИЛ? Многие западные обозреватели считают таким вызовом усиление Китая, но нам не следует поспешно соглашаться с ними. Позвольте мне процитировать слова Миньсинь Пэя (Minxin Pei, профессор колледжа Маккены в Клермонте, внештатный старший научный сотрудник фонда Маршалла «Германия-США» — прим. пер.), выдвинувшего на передний план аналитическую проблему. Политика США в отношении Китая «базируется на тезисе о постоянном росте Китая», однако «американская элита не замечает то обстоятельство, что удача начинает отворачиваться от этой страны». Между тем, многие авторитетные специалисты, включая Фрэнсиса Фукуяму, Эндрю Скобелла, Эндрю Натана и самого Пэя, согласны с тем, что «жизнестойкость авторитарного режима в... Китае приближается к своим пределам», и что «в хорошем на сегодня послужном списке Китая есть много бомб замедленного действия, которые взорвутся в будущем». Если китайская модель утрачивает свою жизнеспособность, значит, усиление внешнеполитической активности Пекина и его более агрессивное поведение в отношении соседей можно рассматривать в качестве попытки воспользоваться кремлевской формулой «компенсации» за усиление внутренних проблем и мобилизовать общество на обретение международного статуса и реализацию внешних амбиций.
Если это предположение верно, нам необходимо задуматься о тех рисках, которые упадок нелиберальных держав создает для международного сообщества. На самом деле, риски от их упадка могут оказаться намного серьезнее для нашего мира, нежели риски от их подъема. В любом случае, мы уже обнаружили, что попали здесь в аналитическую западню: мы со своими представлениями о современных политических процессах не просто плетемся в хвосте событий, но и зачастую искажаем их картину, усложняя разработку адекватного политического курса. Слишком часто за последние десятилетия эксперты в своих анализах и прогнозах бьют мимо цели. Именно так случилось с советологией, которая настаивала на устойчивости Советского Союза вплоть до его краха. Сеймур Мартин Липсет (Seymour Martin Lipset) и Гиорги Бенс (Gyorgy Bence) в своей работе «Anticipations of the Failure of Communism» (Предчувствие краха коммунизма) объясняют ошибку советологов следующим образом: «Ученые... искали институты и ценности, которые стабилизируют государство и общество». Но им также следовало подчеркивать и выводить на передний план «аспекты дисфункции, неработающие структуры и нерезультативные действия, способные вызвать кризис». Пожалуй, такой подход позволит нам иначе взглянуть на Китай.
Если вопрос о подъеме или упадке Китая по-прежнему висит в воздухе и является предметом частых споров, то упадок России предельно ясен. Более того, если Китай сможет влиять на мировой экономический ландшафт и подрывать стабильность Азиатско-Тихоокеанского региона в будущем, то Россия уже ослабляет систему международных отношений и бросает вызов либеральным демократиям, делая это таким образом, что они попадают в тупик и не могут отреагировать соответственно. Западные страны до сих пор пытаются рассматривать этот вызов в качестве обычного регионального конфликта. Путин открыто объявил: старый порядок рухнул, и Кремль готов предложить новые правила игры.
Этот исторический процесс продолжается. Неясно, каков будет его результат, но уже сейчас можно сделать несколько предварительных выводов.
— Российско-украинская война и присоединение Россией Крыма являются наследием советского распада, которое помогло возродиться режиму личной власти в антикоммунистической оболочке. История показывает, что в борьбе за выживание российская система прибегает к военно-патриотической мобилизации масс. Сегодня, когда ее ресурсы иссякают, Москва вряд ли вернется к своей мирной политике. Так или иначе, Советский Союз по-прежнему держит этот регион своей мертвой хваткой.
— Украинская революция продемонстрировала, что модель постсоветского государства, строящаяся на слиянии власти и богатства, а также на праве силы, но не на равенстве перед законом, сегодня уже нежизнеспособна. Украина просто была самым слабым звеном. Упадок России может усилить незащищенность других постсоветских государств, особенно тех, которые напрямую зависят от России. Это создаст зону нестабильности в Евразии.
— Россия приходит сегодня на мировую сцену в роли ревизионистской силы, пытающейся не просто дестабилизировать систему международного управления, но и дискредитировать западные принципы и нормы в момент, когда либеральные демократии утратили свою нормативную миссию.
— Если Запад реагирует на сегодняшний международный кризис, ссылаясь на стереотипы холодной войны (которые устарели), то Кремль модернизировал саму модель войны, стерев грань между войной и миром, и превратив миротворчество и перемирие в орудия войны.
— Россия проверяет Запад на его способность силой обеспечивать неприкосновенность проведенных им самим красных линий, особенно в области международных отношений. А эти красные линии размыты, пористы и имеют тенденцию сдвигаться назад, провоцируя Кремль на дальнейшие наступательные действия. Россия проводит эксперимент, который позволит другим нелиберальным державам, в основном Китаю и Ирану, понять, насколько далеко готова идти либеральная цивилизация, защищая свои принципы.
— В отношениях между Россией и Западом невозможно вернуться к ранее существовавшему положению. Их векторы слишком сильно расходятся, ограничивая пространство для тактического компромисса и делая несостоятельными попытки начать диалог. Достижение нового статус-кво станет просто передышкой перед очередной эскалацией напряженности. Поэтому нам надо создать новый механизм по снижению хронической напряженности.
В состоянии упадка российская система может функционировать довольно долго. До недавнего времени у Путина даже был шанс на переизбрание в 2018 году. Но аннексировав Крым и начав войну на Украине, Кремль нарушил логику мирного времени и запустил процессы, которые он не сможет остановить, даже если захочет. Любой компромисс, любое соглашение будет означать отказ от военных методов; но как это сделать, если система не может больше функционировать в режиме мирного времени? Мирные методы приведут к разгерметизации и к появлению открытого общества, а это смерти подобно для системы личной власти.
Можно ожидать, что Кремль удовлетворится капитуляцией Запада на Украине на следующих условиях: Киев не стремится к членству в НАТО; Москва влияет на украинские процессы экономической евроинтеграции; крымский вопрос снимается с повестки на все обозримое будущее; признается фактический суверенитет контролируемых сепаратистами мини-государств в Донецкой и Луганской областях, предпочтительно в рамках украинского государства; проводится децентрализация других украинских регионов. Но такая «формула мира», которую поддерживает кое-кто на Западе, неизбежно развалится. Развалят ее живущие за счет войны сепаратисты и украинский народ, который спросит: «За что мы сражались и погибали?» Реваншистские силы внутри России также потребуют новых побед над Западом на Украине. Те, кто надеется, что такая «формула мира» дееспособна, либо не понимают первопричины этого кризиса, либо сознательно вводят себя в заблуждение.
Проблема даже не в том, что сделав Украину инструментом внутренней политики России, Кремль уже не может отпустить ее в Европу. Сама по себе Украина уже не проблема; скорее, она стала средством ведения более масштабного сражения. Российский лидер настаивает на учреждении нового мирового порядка. В рамках логики российской системы такое требование вполне разумно. На самом деле, у Путина просто нет выбора, и он вынужден действовать таким образом. Он должен постоянно наращивать свои требования, чтобы было невозможно их удовлетворить. Ведь ему необходимо заправлять топливом свою военно-патриотическую машину, которой требуются все новые предлоги для предъявления своих претензий и обид (как реальных, так и мнимых). Путин просто плывет по течению и не сможет остановиться, даже если захочет это сделать. Российский лидер знает, что пока он нагнетает напряженность, у него есть возможность претендовать на роль Терминатора или Спасителя (в смутные времена одна роль требует наличия другой). Но если он остановится, то сразу же превратится в Акелу из «Маугли» — одинокого волка, вынужденного покинуть стаю после неудачной охоты за добычей.
Поэтому мы получаем формулу нагнетания напряженности. Путинская Россия не может отказаться от военно-патриотической модели; согласие на такой отказ будет равносильно поражению либо ее режима, либо ее лидера. Но для продолжения работы в рамках такой модели требуется постоянно нагнетать давление в милитаристской машине, что постепенно приводит Запад к пониманию необходимости реагировать. Ответные действия Запада будут еще больше истощать и без того ограниченные ресурсы российской системы. Парадокс заключается в том, что российская система сегодня возвращается на тот путь, который привел в 1991 году к распаду Советского Союза.
Тем временем, мы можем сделать и ряд других наблюдений:
— Россия ослабляет систему мирового регулирования, разрушая комплекс международных обязательств и договоров, созданных с участием Советского Союза после Второй мировой войны. Одним из признаков этого является паралич Совета Безопасности во время российско-украинской войны. Как мы сможем добиться урегулирования конфликта, если в нем участвует страна, обладающая правом вето?
— Владимир Путин может удержаться у власти лишь в том случае, если он станет новым Сталиным. Но он не сумеет этого сделать — не только из-за отсутствия диктаторского характера, но и потому что у страны нет объединяющей и сплачивающей идеи (как коммунизм в советские времена), способной мобилизовать народ на строительство утопического мира (поиск врага не может быть такой идеей). Кроме того, для такого сдвига потребуется надежная репрессивная машина и закрытое общество. Коррупция в государстве и связь элиты с Западом содействуют эрозии такого режима, чья сегодняшняя консолидация объясняется инерцией, а не страхом или легитимностью. Таким образом, у нас появляется еще один тупик: российская система вряд ли сможет стать диктатурой, но и трансформировать себя она тоже не может.
— Российский политический режим начал разрушать свой собственный фундамент и уже не в состоянии гарантировать интересы своих сторонников. Это может указывать на начало агонии режима. Будем готовиться к попытке системы выжить за счет смены режима и руководства.
— Используя войну, злобу, враждебность и агрессивность в качестве средства сплочения народа, власть может породить гоббсову атмосферу в обществе. А когда власть, превратившая ненависть в инструмент объединения, не оправдает чаяния народа, вполне можно догадаться, кто станет объектом этой ненависти. В любом случае, похоронив шансы на мирную реформу, Кремль возвращает Россию к механизму перемен из 19-го века, каким является революция со всеми ее страшными последствиями.
Предприняв колоссальные усилия, Запад сумел согласовать режим санкций, которые уже начинают дестабилизировать российскую экономику. Но российский режим в большей степени боится утратить свою военно-патриотическую легитимность, нежели испытать боль от введенных санкций (пока). «Давайте отменим санкции и окажем больше помощи Украине». Именно так говорят на Западе те, кто готов идти на уступки России. Иными словами, давайте забудем про насильника и позаботимся о его жертве. Но помешает ли это насильнику совершить новое преступление?
По сути дела, Запад сталкивается с дилеммой. С одной стороны, сохранение режима санкций может усугубить экономический кризис в России, спровоцировав беспорядки и вызвав к жизни такие силы, по сравнению с которыми нынешний режим покажется ангельским. И мы не можем исключать того, что будучи загнанным в угол, режим нанесет ответный удар. Кремль между тем утверждает, что санкции Запада в действительности направлены на смену режима в Москве. Конечно, в итоге санкции могут подорвать российский политический режим, однако сама мысль о том, что они могут вызвать смену режима в Москве, глубоко тревожит западных руководителей. На самом деле, их страх перед дестабилизацией России и перед инициированием непредсказуемого развития событий является главным фактором, вынуждающим их действовать крайне осторожно. А российская правящая команда, в свою очередь, истолковывает такой страх как приглашение и дальше испытывать решимость Запада.
С другой стороны, отмена санкций в условиях продолжающейся российской агрессии на Украине подаст сигнал о том, что Запад готов пожертвовать своей ролью глобального лидера. Это откроет новую главу в международных отношениях, где все преграды и барьеры будут сняты.
Устав от кремлевской лжи и отказавшись от поисков договоренности с Кремлем, западные лидеры устроили настоящее шоу на саммитах АТЭС и G20, демонстрируя свое высоконравственное недовольство российским руководителем. Их раздражение вполне понятно, но не менее понятна и логика униженного режима личной власти. Теперь нам следует ждать, что империя нанесет ответный удар.
Да, российское Министерство иностранных дел недавно предложило Европе (но не США!) на взаимной основе отказаться от санкций, что является прямым признанием их действенности и болезненности. Кремль должен, наконец, понять серьезность ситуации и то, что его ждет экономическая дестабилизация. Президент Путин был вынужден начать поиски решения проблемы. Но означает ли это, что он готов к отступлению? Нет, это не его стиль. Он будет добиваться таких компромиссов, которые можно представить как его личную победу, и которые удержат страну в парадигме войны.
В такой ситуации традиционные механизмы взаимодействия и диалога с Кремлем вряд ли дадут результат. Вот почему возникают столь острые проблемы. Все эти механизмы в отношениях между Западом и СССР в прошлом работали, правда, не во всех областях. По крайней мере, в 1970-е и 1980-е годы Москва старалась быть ответственным партнером. Но как может Запад вступить сегодня в диалог с Кремлем, если тот превратил ложь и имитацию в главный элемент своей политики? Как можно разговаривать с лидером, который изображает себя защитником норм международного права, а сам нарушает их?
Запад оказался в тупике, и поэтому вполне понятно, почему он продолжает поиск путей, чтобы помочь Путину выбраться из угла ринга, в который он сам себя загнал. Некоторые западные обозреватели размышляют над тем, чтобы предложить Кремлю обмен. Такого рода сделка со взаимным компромиссом окажется привлекательной для Кремля. Можно ожидать, что Путину предложат Украину (и все постсоветское пространство) в обмен на отказ от сделки с Ираном. Какая наивность! Разве не ясно Путин сказал Западу, что ему нужен новый мировой порядок? Одной Украиной он вряд ли удовлетворится.
Другие неоднократно высказывали предположение о том, что Россия может стать нашей союзницей в борьбе с «Аль-Каидой», ИГИЛ и талибами. Да, может. Но Западу придется дорого заплатить за такой альянс. США, например, придется отказаться от любых шагов, которые могут быть истолкованы как претензия на гегемонию. А ЕС будет вынужден пообещать, что станет вести себя тихо и позволит Кремлю толковать глобальные правила игры. Может ли Запад согласиться на такое?
А еще задумайтесь над последним изобретением австрийской и немецкой дипломатии: давайте исключим Украину из повестки наших дискуссий с Кремлем (это вызывает массу разногласий) и подумаем о диалоге между ЕС и Евразийским Союзом, чтобы устранить основу конфронтационного поведения России. Эти мысли указывают на то, что Европа понятия не имеет, где искать решения проблем. Конечно, на первый взгляд, все разумно и рационально: нам нужен диалог, чтобы охладить эмоциональный пыл и обеспечить хотя бы толику взаимопонимания. С другой стороны, разве не может Россия воспользоваться таким диалогом как средством кооптирования западных партнеров и как почвой для имитации?
И наконец, есть еще одна мантра, которую без устали повторяют те, кто стремится к компромиссу с Россией: «Нужно найти частный канал для общения с Россией». Это должно убедить русских в том, что возможны взаимовыгодные обмены, способствующие миру и спокойствию. Генри Киссинджер давно уже дожидается своей очереди стать таким «частным каналом». Я отвечу на это так: господа, вы недооцениваете Путина! Почему вы думаете, что Киссинджер будет эффективнее, чем Меркель? Разве дело в «каналах»? Проблема в том, что на данном этапе российская система переключилась на передачу под названием «враждебность», и выжить она может только в ненависти к Западу и ко всем «каналам», которые тот выбирает. Может ли эта «машина ненависти» перейти на другую передачу? Конечно, может, но лишь после того, как увидит убедительные доказательства капитуляции Запада. Или когда ей будет угрожать кризис, способный заставить систему измениться — но поменяв при этом только тактику действий, а не парадигму собственного выживания.
Самым шокирующим для либеральных демократий является тот факт, что российская система пытается выжить, представляя их принципы и нормы в качестве лицемерного обмана. Российская система не может породить идею или идеологию, какие были у Советского Союза. Вместо этого она делает неприменимыми и бесполезными другие идеи и идеологии, создающие ей конкуренцию. Она экспериментирует с новыми способами продвижения вперед, стирая границы между реальностью и блефом, между правдой и ложью, между нравственностью и безнравственностью, между принципами и конформизмом, между войной и миром. Архитекторы такой новой двойственности злорадно заявят: «Вы обвиняете Россию в том, что она безнравственное государство, но ведь Запад точно такой же. Мы не нарушаем договоры и нормы международного права; мы их отстаиваем. Мы никому не угрожаем; это вы пытаетесь нас окружить!» В такой дискуссии бесполезны аргументы, ценности, убеждения и истина. Власть закона? Нет у него никакой власти в этом фальшивом мире. Нет правил: то, что в один момент может казаться нормой, в другой превращается в контр-норму. Таким образом, несмотря на отсутствие у Кремля собственной идеологии, он создал довольно эффективный механизм, превратив информацию, культуру и деньги в оружие.
Дезориентированный Запад лишь расширяет пространство для маневра тем, кто создает эту фальшивую реальность. Непонятно, как вернуть здравый смысл общим принципам и правилам, которые Запад в последние десятилетия либо отметал в сторону, либо дискредитировал.
Мы наблюдаем за отчаянной битвой загнивающей системы, которая не хочет уходить со сцены, сохраняя способность добиваться некоторых побед. В любом случае, нелиберальная держава, идущая вниз, а не вверх, может оказаться самой опасной для мира.
