«В 1990-е годы советский средний класс — он был одним из наиболее профессиональных и хорошо образованных и поэтому должен был стать структурным элементом российского сектора свободного рынка — этот средний класс был уничтожен. Вместо этого образовалась страна обедневших людей, а также очень и очень богатых людей — с небольшим средним классом, находящимся на службе у богатых. Путин возродил средний класс», — Стивен Коэн, часть 2.
Если и существует какой-то урок в результате профессиональной деятельности Стивена Коэна за последний год, то речь может идти об угрозе для продолжения беспристрастной интерпретации деяний нашей великой страны за рубежом. Многочисленные статьи Коэна по поводу украинского кризиса, а также о последующем развале американо-российских отношений, опубликованные в журнале Nation, сегодня вынуждают его пребывать в состоянии близком к осаде. «Мои проблемы начинаются с того факта, что... у меня нет личной заинтересованности ни в одном из «измов» или идеологий, говорит Коэн здесь, во второй части длинного интервью, проведенного в прошлом месяце.
Проблема состоит в идеологиях, которые отравляют те воды, в которых плавает Коэн. Окончательно отравленные атмосферой холодной войны, они не могут оставаться на службе беспристрастной мысли. Начиная с 1970-х годов, Коэн в больше степени работает как ученый и частично как журналист. Его колонка под названием «Советикус» (Sovieticus), которую он начал вести в журнале Nation в 1980-е годы, вывела это издание, уделявшее до этого больше внимания внутренним вопросам, в ряд немногих публикаций, предоставлявших полноценный анализ российских событий. В настоящее время статьи Коэна в журнале Nation представляют собой основополагающий корпус научных работ, которые составляют те (немногие) материалы, направленные против ортодоксальной позиции.
Первая часть нашей беседы, опубликованная на веб-сайте Salon на прошлой неделе, начиналась с событий прошлого года, и затем мы проследовали в направлении постсоветских причин современного кризиса. Во второй части Коэн завершает свой анализ наследия Владимира Путина и объясняет, почему он сконцентрировал свое внимание на «упущенных альтернативах» — на вариантах, которые могли быть реализованы, но этого не произошло. Наиболее удивительной для меня была реальная, но упущенная перспектива реформирования советской системы таким образом, чтобы это позволило избежать тех страданий, которые возникли после ее демонтажа.
Salon: Путин получил в наследство развалины, а затем произошла — как он бы сказал — «катастрофа».
Стивен Коэн: Будучи российским лидером, Путин с годами менялся, особенно в вопросах внешней политики, но также и в том, что касается внутренних дел. Его первым импульсом было движение в сторону проведения большего количества реформ в духе свободного рынка и против прогрессивных налогов. Он установил 13-процентный плоский налог — Стив Форбс (Stave Forbes) был бы в экстазе, не так ли? Он предлагает Джорджу Бушу младшему то, что Клинтон так и не смог предложить Ельцину, а именно — полноценное партнерство. И что он делает? 11 сентября 2001 года он позвонил Бушу и сказал: Что бы вы ни захотели сделать, мы с вами. Буш отвечает: Ну, мне кажется, что мы вынуждены будем начать войну в Афганистане. И Путин говорит: Я могу вам помочь. У нас имеются большие ресурсы и возможности в Афганистане. У меня там даже есть армия под названием «Северный альянс». Я передам ее вам. Вы хотите получить право пролета? Считайте, что оно у вас уже есть!
Сколько жизней американцев спас Путин во время нашей наземной войны в Афганистане? А вам известно, какую политическую цену он заплатил за это в России? Потому что все его люди, занимающиеся вопросами безопасности, были настроены против.
— Они были против? Пожалуйста, объясните.
— Конечно, они были против. Вы считаете, что они не хотели бы увидеть Америку на коленях? На них так часто нападали. Пусть и Америка знает, что это такое! Однако Путин полагал, что он добился того, чего не смог сделать Ельцин, и это принесет выгоду российскому государству. У него было настоящее стратегическое партнерство с Америкой. Вспомните также о том, что он тогда уже был озабочен проблема радикального ислама, поскольку в России примерно 20 миллионов собственных граждан мусульманской веры. Россия находится как на Востоке, так и на Западе; она расположена на линии фронта.
А что Буш дает ему в ответ? Он вновь расширяет НАТО и в одностороннем порядке выводит Соединенные Штаты из Договора по противоракетной обороне, который был основой ядерной безопасности России — это настоящее предательство. Так ли следует ответить человеку, который спас жизни граждан вашей страны? Именно здесь слово «предательство» входит в дискурс.
— Это важное слово для Путина.
— И не только для Путина. (Дмитрий) Медведев также его использовал, когда он стал президентом (в 2008 году). Америка нарушила свое слово, она нас предала, она обманула нас, и мы больше не верим Америке на слово — ну, прежде всего, черт возьми, они не должны были этого делать, но и Горбачеву следовало бы получить обещание о нерасширении НАТО в письменном виде. Мы бы сделали это в любом случае, и у них, по крайней мере, был бы соответствующий аргумент.
Это доверие, это наивное доверие со стороны русских, которые полагают, что у американских президентов есть нечто такое, что делает их благородными, оно говорит о том, что они нуждаются в проведении ускоренного курса по определенному предмету. Это было предательство для Путина, а также предательство для всего российского политического класса, и Путин заплатил свою цену.
Я слышал, как представители правого крыла российских интеллектуалов называли его умиротворителем Запада. Мягко сказано. И сегодня можно услышать такие слова: Мариуполь? Одесса? Не следовало бы нам захватить их год назад? Они принадлежат нам. О чем он думает? Почему он обсуждает этот вопрос? (Мариуполь и Одесса — это два спорных города, расположенные в юго-восточном регионе Украины — прим. редакции веб-сайта Salon).
Таким образом, Путин определяет свой курс, а затем следует его известная речь, которую он произнес в 2007 году в Мюнхене — и при этом Маккейн сидит в первых рядах в зале. Путин говорит: Послушайте, мы хотим быть вашими партнерами; именно это мы хотим сделать с момента прихода к власти Горбачева. Мы верим в идею единого европейского дома. Но каждый раз, когда мы обращаемся к вам или ведем с вами переговоры или полагаем, что у нас с вами есть договоренность, вы ведете себя как гегемон, и все должны делать именно то, что вы говорите, если они хотят быть на вашей стороне.
Путин приехал туда для того, чтобы сказать им: вы рискуете своим плохим поведением в отношении постсоветской России начать новую холодную войну. Джон Маккейн интерпретирует эти слова как объявление новой холодной войны.
Однако демонизация Путина началась еще раньше, еще до его мюнхенской речи, когда он стал выдавливать из страны некоторые (нефтяные компании), принадлежавшие поддерживаемым американцами олигархам. Я специально посмотрел: не в одной крупной нефтедобывающей стране не разрешается иностранное мажоритарное владение нефтяными компаниями на своей территории. То есть это очень и очень долгая история о том, как Путин в американских средствах массовой информации превращался из безусловного демократа, стремящегося стать партнером Америки, в сегодняшнего Гитлера, как его назвала Хиллари Клинтон. Вы видите, в какую болезнь превратилось все это, вся эта путинофобия.
— Телеканал Russia Today недавно показал документальный фильм, в котором Путин указывает точное время и причину того, почему он решил предпринять то, что он сделал в Крыму. Это поразительно: подобные соображения появились в ту ночь, когда Янукович был свергнут в результате поддержанного американцами государственного переворота в прошлом году. Можете ли вы проанализировать размышления Путина относительно Крыма, которые привели его к этой аннексии?
— По моему мнению, Путин совершил некоторые ошибочные действия. Сегодня мы знаем значительно больше о Крыме, но даже из его слов следует, что были споры по этому поводу. Все не так однозначно, как он говорит. Были споры с участием двух сторон.
Представители одной стороны говорили: «Нужно взять Крым сегодня, в противном случае придется воевать там позднее с НАТО. Представители другой стороны говорили: «Путь там будет проведен референдум (по вопросу об ассоциации с Россией; он был проведен в марте 2014 года), и более 80% людей проголосуют на присоединение к России. Мы сами не должны действовать; они только провели опрос, а мы скажем, что мы об этом думаем. А пока посмотрим, что будет происходить в Киеве». Кремль провел опрос в Крыму. И это стало лучшим аргументом для Путина. Он получил Крым, стремящийся войти в состав России, и он может сказать Вашингтону: Вы хотели бы, чтобы Крым остался в составе Украины? Но вот что я хочу получить взамен — вечный запрет на членство в НАТО и федерализация украинской конституции, потому что я должен что-то предложить моим крымским собратьям.
Однако проиграли те люди, которые говорили о том, что Крым всегда будет оставаться для Путина самой важной козырной картой. Победила другая сторона.
Это можно записать в заслугу Путину, но на самом деле все происходило несколько иначе. Все они находились в зависимости от разведывательной информации, поступавшей из Киева, а также из Крыма и из Донбасса. После просмотра фильма становится понятным, что переломным моментом было свержение Януковича. Не следует забывать, что европейские министры иностранных дел — Польши, Германии и Франции — выступили в качестве посредников при заключении соглашения, и они заявили о том, что Янукович создаст коалиционное правительство и останется у власти до декабря, но все это было отвергнуто на улице. Я никогда не забуду, как огромный Кличко (Виталий Кличко, профессиональный боксер, ставший оппозиционным политиком; в настоящее время он является мэром Киева — прим. редакции веб-сайта Salon) стоял на сцене на Майдане и с высоты своих двух метров объявлял о великом триумфе переговоров, и какой-то невысокий человек оттащил в сторону микрофон и сказал: Убирайся отсюда к чертовой матери. Эта бумага завтра будет гореть на улице. На следующий день все так и произошло. В тот вечер можно было увидеть, как выглядит непобежденный чемпион мира по боксу в тяжелом весе, когда он до смерти напуган.
Это был поворотный момент, и «все произошло из-за Путина», но все произошло из-за Путина потому, что демонизация сделала его центральным местом при анализе.
— А что мы делаем здесь для того, чтобы решить украинский вопрос? Вы использовали слово «надежда», когда говорили о заключенном в феврале соглашении о прекращении огня, о Минске II — «последняя, лучшая надежда». Это мне не понравилось. Надежда — это добродетель, но она может также быть весьма жестокой.
— Любой человек, наделенный здравым смыслом и доброй волей, знает что подобное (решение) находится в области определенного рода местного самоуправления (home rule), которое было выработано в Соединенном Королевстве — и не надо называть это федеративной Украиной, если подобные вещи так огорчают Киев. В соответствии с Конституцией, губернаторы всех регионов Украины назначаются Киевом. Вероятно, теперь это уже невозможно даже в Западной и Центральной Украине. Украина фрагментируется.
— Я хотел бы здесь подойти с другой стороны и спросить: как вы оцениваете стратегические цели Америки? Я спрашиваю об этом в контексте вашего анализа, в работе «Провал крестового похода» (Failed Crusade), в контексте «транзитологии» (transitionology), как вы называете ту парадигму, в рамках которой Россия должна была превратиться в рай для свободного рынка. Из вашей книги становится ясно, что в результате произошло возвышение и защита мошенников, которые захватили большую часть активов нации. Сегодня мы не часто слышим о «переменах» в России. Каковы сегодня амбиции Вашингтона?
— Я считаю, что украинский кризис представляет собой сильнейший удар по национальной безопасности Америки — даже более сильный, чем война в Ираке с ее долгосрочными последствиями, — и причина здесь проста: путь к национальной безопасности Америки вновь проходит через Москву. Не существует ни одного серьезной проблемы региональной безопасности или связанной с этим вопросом национальной безопасности, которые мы могли бы разрешить без полного взаимодействия с любым руководителем в Кремле — и точка, и добавить тут нечего.
Назовите ваш вариант: мы говорим о Ближнем Востоке, мы говорим об Афганистане, мы говорим об энергетике, мы говорим о климате, мы говорим о распространении ядерного оружия, о терроризме, о сбитых в небе самолетах, мы говорим о двух братьях-террористах в Бостоне.
Посмотрите: я имею в виду ту национальную безопасность Америки, которая меня беспокоит, которая обеспечивает безопасность моих детей, внуков и меня самого — и все это происходит в тот период, который намного более опасен, чем эпоха холодной войны, потому что в настоящее время меньше структур, больше негосударственных игроков и больше бесконтрольных ядерных технологий и материалов... Безопасность может быть лишь частичной, однако эта частичная безопасность зависит от полномасштабного американо-российского сотрудничества — и точка. Как раз в этот момент мы теряем на Украине Россию для целей национальной безопасности Америки, и даже если мы завтра прекратим свои действия, Россия теперь уже никогда — по крайней мере в течение жизни целого поколения — не будет хотеть сотрудничать с Вашингтоном по вопросам безопасности, как это было до начала нынешнего кризиса.
Поэтому архитекторы американской политики в отношении России и Украины разрушают национальную безопасность Америки — и поэтому именно я являюсь патриотом, а они наносят вред безопасности Америки. Вот о чем идет речь, и любой разумный человек, не страдающий путинофобией, способен ясно это увидеть.
