Карл-Ханс Майер (Karl-Hans Mayer) сидит на диване с фотоальбомом на коленях. «Это мы в Орхусе, после оккупации Дании», — говорит он. На фотографии молодой человек лежит на лугу, девушка рядом с ним положила ему на грудь голову. «А это, — Майер показывает фотографию крестьянского дома, — было наше жилище на юге Франции. Нас четверых разместили в одной французской семье». Старый человек усмехается. «Мы хорошо ладили друг с другом. Когда меня должны были послать на Восточный фронт, хозяин дома отвел меня в сторону и сказал, что мог бы провести меня через границу к баскам, и тогда немцы никогда бы не нашли меня». Какое-то время Майер молчит. «Но я никогда не смог бы этого сделать, — наконец говорит он. — Ведь я был солдат».
Карл-Ханс Майер родился в 1921 году в городе Галле. Это приветливый старый человек с густыми бровями. Левый уголок рта у него немного свисает — это последствие инсульта несколько лет назад. Ему трудно встать с дивана. Лишь после двух-трех попыток он может отделиться от диванных подушек. По комнатам своего дома в Вольфсбурге он ходит, передвигая перед собой ходунки. Но когда он говорит и шутит, то трудно поверить, что ему почти сто лет.
От актера и режиссера до оккупанта
Собственно говоря, он хотел стать актером и режиссером, рассказывает Майер. Приемные экзамены в Немецкую киноакадемию в Берлине он уже выдержал. Это было весной 1939 года. До начала учебы он хотел пройти свою воинскую службу. Но потом началась война, которая тащила 18-летнего парня за собой по миру — в Польшу, Данию, Бельгию, Францию, Испанию и, наконец, в Сталинград. Как и сотни тысяч солдат вермахта, Карл-Ханс Майер, который хотел играть в театре и снимать фильмы, стал завоевателем и оккупантом. Он стал человеком, который убивал.
Сегодня, спустя более семи десятилетий после краха нацистского режима, 97-летний Карл-Ханс Майер — один из немногих оставшихся в живых свидетелей, который прошел Вторую мировую войну от начала до конца и даже еще может рассказать о Сталинграде. Об ужасах той войны и об убийствах старый человек не хочет говорить в этот хмурый зимний день. Может быть, он опасается впускать в свою уютную комнату, заставленную полками с книгами, призраков прошлого? Снаружи за огромным панорамным окном на газон падает снег. Внутрь не пройдет ни холод, ни ужас, ни сознание вины.
Старый человек быстро перелистывает страницы, он не хочет больше рассказывать. Он показывает фотографии, на которых он, улыбающийся оккупационный солдат, стоит в обнимку с молодыми женщинами или перед автомобилями, которые он до сих пор называет «трофейными машинами». Затем идет фотография, где Майер вместе с десятками немецких солдат стоит на площади перед вокзалом. «Это наша маршевая рота, летом 1941 года в Гамбурге. Оттуда мы поехали на Восток». Остальные страницы альбомы пусты. «Потом я был в России, — говорит он и закрывает альбом. — Тогда мы уже не фотографировали, а только стреляли».
План «Барбаросса»
За две недели до отправления Майера на восточный фронт, в июле 1941 года, вермахт напал на Советский Союз. Осуществление плана «Барбаросса», кодовое название войны на уничтожение на Востоке, сначала продвигалось хорошо. За короткий срок вермахту удалось занять восточные части страны, потому что нападение Гитлера застало политическое и военное руководство в Москве врасплох. Продвижение немцев вперед было остановлено лишь в декабре 1941 года под Москвой.
«Мы ехали на поезде до Динабурга (сегодня Даугавпилс — прим. перев.), это в сегодняшней Латвии, — вспоминает Майер. — Там надо было бежать по разрушенному мосту, на котором были только железнодорожные рельсы. Я еще помню, как один товарищ поскользнулся и упал в Двину». Были ли тогда бои, участвовал ли он в нападениях? 97-летний человек неохотно качает головой и отвечает, что уже не помнит этого. Но потом все же вспоминает, что его рота прошла севернее Москвы к Калинину на Волге. «Меня тогда тяжело ранило в Калинине, в колено попал осколок гранаты», — рассказывает он.
Операция «Серая цапля»
Майера привозят в лазарет в Литцманнштадт, где лечат его раненую ногу. После выздоровления он возвращается на Волгу. Но не в Калинин, а в Сталинград. Теперь он отвечает за танки и другое техническое имущество своей дивизии.
Осень 1942 года. Операция «Серая цапля», кодовое название операции по захвату Сталинграда 6-й армией под командованием генерал-полковника Фридриха Паулюса, зашла в тупик. «Фронт не продвигался, город просто невозможно было занять, — вспоминает Майер. — Настроение у солдат было плохое». Снабжение из тыла не срабатывало, и войска голодали. Среди солдат уже говорили про «Сталингроб», рассказывает он. При этом зима с обычными для той местности сильными морозами была еще впереди.
В это время он получил от своего командира приказ о командировке в Германию, говорит Майер. «Мне надо было ехать в Хайденхайм, чтобы достать запчасти для танков. Я еще сказал тогда, что это не поможет, потому что свои танки мы уже давно закопали, они все равно больше не ездят». Но офицер настаивал на своем — и для Майера это стало счастьем. Немного позже, в ноябре 1942 года, немцы были полностью окружены.
Своих товарищей он никогда больше не видел
Майер едет назад в Германию, грузит в Хайденхайме четыре вагона запчастями для танков и отправляется в дальний обратный путь на Восточный фронт. Тем временем наступила зима, снег и холод мешали продвижению вперед на Восток. Когда Майер наконец прибывает в Одессу и спрашивает у ответственного офицера на вокзале о следующем поезде в Сталинград, к которому он мог бы прицепить свои вагоны, тот лишь качает головой. «Сталинграда больше нет». Только тогда Майер узнает о капитуляции окруженной 6-й армии. «Своих товарищей я больше никогда не видел». Примерно 150 000 немцев погибли в боях или в результате голода и холода в сталинградском котле. 2-го февраля исполняется 75 лет окончанию этой битвы.
Потерянная юность
Так он потерял на войне свою юность, а то, что сегодня называют «лучшими годами жизни», — в аду советского ГУЛАГа. Только в осенью 1955 года, будучи уже тридцати с небольшим лет, Майер возвращается к своей семье в Итцехо. Незадолго до этого канцлеру ФРГ Конраду Аденауэру (Konrad Adenauer) удалось договориться во время своего первого визита после окончания войны в Москву об освобождении все еще находящихся в заключении 10 000 немецких военнопленных. В качестве позднего возвращенца Майер получает работу на заводе «Фольксваген», где и остается работать до выхода на пенсию.
Однако война не отпускает его. Майер пишет книги. «Сталинградская травма» называется одна, другие — «Истории ГУЛАГа» и «Сталинская штрафная юстиция против немецких солдат». Это не героические рассказы о немецких пехотинцах, но и не критические рассказы о преступлениях века и о собственной вине. И сегодня, спустя три четверти века, Майер не хочет об этом спорить. «Мы были солдатами, а не политиками», — говорит он.
Достойные захоронения погибшие
Но он подает руку бывшим врагам. Майер уже восемь раз бывал в России, где встречался с ветеранами Красной Армии. А в «Союзе по уходу за павшими в Восточной Европе» он выступает за то, чтобы останки советских и немецких солдат перенести с бывших полей сражений и достойно захоронить. Так, в апреле 2016 года он был в местечке Альт Тухенбанд вблизи Одера, где останки восемнадцати советских солдат, погибших в последнем бою за Берлин, были захоронены на деревенском кладбище. «Я сидел на стуле и смотрел на молодых людей, которые копали могилы, когда ко мне подошел российский посол, — рассказывает Майер. — Он спросил меня, почему я, бывший солдат вермахта, нахожусь здесь, ведь это мои бывшие враги. Я сказал ему, что для меня это молодые люди, которые просто хотели жить — так же, как и я».