Ровно год тому назад коалиция арабских государств во главе с Саудовской Аравией ввела против Катара мощную сухопутную, морскую и воздушную блокаду. Таким способом она хотела выкрутить Дохе руки и заставить ее выполнить целый список требований, среди которых был отказ от мнимой поддержки исламских террористов на всем Ближнем Востоке, в том числе, в таких странах как Бахрейн, Египет, ОАЭ и Саудовская Аравия, которые позже начали называть антикатарским квартетом.
На следующий день после начала блокады квартет получил дополнительную поддержку со стороны американского президента Дональда Трампа, написавшегов Твиттере: «Приятно видеть, что визит в Саудовскую Аравию и встреча с королем и 50 странами начинает давать плоды. Они сказали, что займут жесткую позицию против финансирования… экстремизма, и все тогда указывало на Катар. Пожалуй, это станет началом конца ужасов терроризма!»
Прошел год. Катар не только пережил эту бурю, но и, как кажется, стал главным победителем в этом конфликте.
Антикатарский квартет не добился своего и не сумел заставить Катар выполнить 13 своих условий, среди которых было требование закрыть «Аль-Джазиру» и прочие средства массовой информации, предположительно финансируемые Дохой, а также прекратить поддержку различных исламистских группировок в регионе, как суннитских, так и шиитских. Катарцев также обвинили в «предательской поддержке» воинственных хуситов Йемена, против которых Доха вела войну.
Но эти требования с самого начала были чрезмерными и неприемлемыми для Катара, как, собственно, и было задумано. Высокопоставленные руководители из причастных к этому кризису стран Персидского залива сразу недвусмысленно заявили о том, что саудовский лагерь не уверен в готовности Катара изменить свое поведение, даже если он начнет выполнять их требования.
Но судя по всему, этот кризис пока только на руку Катару. Пожалуй, самым четким указанием на это стала серия высказываний Трампа во время апрельской встречи с катарским эмиром Тамимом Бен Хамадом Аль-Тани. Трамп раскритиковал Эр-Рияд, в том числе, когда говорил о финансировании терроризма, а также признал, что Катар добился прогресса в этом вопросе. Вместо того, чтобы убедить западных комментаторов и политиков в том, что у Катара есть серьезные проблемы, нуждающиеся в решении, эффект оказался прямо противоположным. В основном это вызвано тем, что квартет не ожидал от Катара эффективных действий по проведению собственной пиар-кампании на Западе. Один источник, знакомый с мерами Дохи по лоббированию своих интересов, заявил, что Катар с начала кризиса потратил около полутора миллиардов долларов на формирование общественного мнения на Западе. Ожидалось, что Саудовская Аравия потратит не меньше. В отличие от других стран Персидского залива, которые просто продолжали свои лоббистские усилия, как и до кризиса (прежде всего, это ОАЭ), Эр-Рияд и Доха, по общему признанию, активизировали деятельность в этом направлении в преддверии ссоры. Пиар на каналах типа «Си-Эн-Эн» (CNN) был вытеснен встречным пиаром на тех же каналах.
В результате больше всего пострадала репутация стран квартета, а не Катара. Усилия Саудовской Аравии, которая издавна критикует Доху за поддержку экстремизма в Сирии и Ливии, были подорваны заумными разглагольствованиями, зазвучавшими с началом кризиса. Катар сумел показать, что эти утверждения — не более чем пиар, проплаченный Саудовской Аравией.
Крайне важными оказались два политических события, которые совпали с кризисом и выставили Катар в выгодном свете. Во-первых, Катар по причинам, не имеющим отношения к блокаде, стал меньше помогать экстремистам в Сирии. Когда сирийское правительство переломило ситуацию в гражданской войне и стало одерживать победы, у Дохи осталось меньше стимулов поддерживать повстанческие группировки на севере страны, такие как «Ахрам аш-Шам». Их главным спонсором стала Турция. Хотя никаких крупных перемен стратегического порядка это не принесло, отношение западных критиков к Дохе изменилось в лучшую сторону.
Вторым, и параллельным событием стало усиление позиций Мухаммеда ибн Салмана, который стал наследным принцем Саудовской Аравии спустя неполных три недели после начала катарского кризиса. Усиление Салмана принесло Катару неоднозначные результаты. С одной стороны, он весьма результативно воспользовался спором с Катаром, чтобы заручиться дополнительной поддержкой у себя в стране и направить ее против региональных врагов Саудовской Аравии. На критиков нового саудовского лидера быстро наклеили ярлык катарских агентов, а представители духовенства и прочие влиятельные граждане Саудовской Аравии сразу поняли, что они должны активно выступать против Катара, а в идеале выражать безусловную преданность новому наследному принцу.
Однако Салман начал закручивать гайки и проводить у себя дома репрессии с внешнеполитической окраской, что запутало представления мирового сообщества о саудовской политике. Такая динамика принесла прямые выгоды Катару, поскольку критика в адрес саудовского лидера затмила собой другие региональные проблемы. Запад и Ближний Восток начали обвинять его в развязывании войны против Йемена, так как она началась ровно через два месяца после того, как Салмана в январе 2015 года назначили министром обороны. С другой стороны, Катар, «исключенный» из ведущей войну в Йемене коалиции во главе с Эр-Риядом, начал позиционировать себя как сторонника общего дела всех арабов и мусульман, а не как пособника циничных геополитических махинаций.