Я рекомендую четыре новые книги, раскрывающие истоки распространения в России и за ее пределами так называемого «неоевразийства». Предыдущую часть материала с обзором первых двух книг читайте здесь.
Eurasianism and the European Far Right: Reshaping the Europe-Russia Relationship. Edited by Marlene Laruelle. Lanham, MD: Lexington Books, 2015.
Возрастающий интерес к последнему феномену иллюстрируется, например, информативной главой Вадима Россмана «Социологический факультет Московского государственного университета и общественный климат в постсоветской России» в сборнике «Евразийство и eвропейские крайне правые». Это важное собрание статьей было издано под редакцией одной из основоположниц изучения постсоветского русского национализма и старшей научной сотрудницей Университета им. Джорджа Вашингтона — Марлен Ларюэль. Россман в своем исследовании фокусируется на деятельности Александра Дугина в самом престижном ВУЗе бывшего СССР и сегодняшней РФ — столичном университете имени Ломоносова.
Ларюэль объясняет цель своего сборника во вступительном эссе под названием «Опасные связи: евразийство, европейские крайне правые и путинская Россия». Эмпирическая часть книги начинается с главой Антона Шеховцова о начале отношений Александра Дугина с западноевропейскими крайними правыми в 1989-1994-х годах и заканчивается его же докладом «Крайне правые миссии наблюдения за выборами на службе кремлевской внешней политики». Жан-Ив Камю раскрывает связи Дугина во Франции, а Джованни Савино рассматривает различные партнеры Дугина в Италии. Никола Лебур описывает «трудное создание неоевразийства в Испании». Вюгар Иманбейли рассказывает о поразительном подъеме и временном спаде связей Дугина в Турции. Умут Коркут и Эмель Акчали коротко вводят в курс дела о «флирте» Венгрии с евразийством. София Типальдоу детализирует транснациональные связи греческой неофашистской партии «Золотая заря».
Russia and the Western Far Right: Tango Noir. By Anton Shekhovtsov. Abingdon, UK: Routledge, 2017.
Труды, собранные Ларюэль лучше всего читать вместе с последующим глубоким исследованием сотрудника венского Института науки о человеке Антона Шеховцова «Россия и западные крайне правые: черное танго». Эта обширная монография посвящена не только постсоветскому, но и советскому периодам: а именно 1920-х и 1950-х гг. Тогда у Кремля уже были первые тайные контакты с западноевропейскими право экстремистами. В то время, когда сборник под редакцией Ларюэль подробно описывает связи между крайне антизападными «неоевразийцами» и западными крайними правыми, основной фокус Шеховцова — сотрудничество советского и путинского режимов с различными западными ультранационалистами. При этом, Шеховцов в своей книге уделяет особое внимание углубляющимся в последние годы связям Кремля с австрийскими, итальянскими и французскими право-популистами и —экстремистами.
Москва, как после Второй мировой войны, так и сейчас, громко представляется «антифашистской» силой, но в разных ситуациях она не гнушалась обращаться, поддерживать и использовать западных правых радикалов для достижения своих внешнеполитических и внутриполитических целей. В последнее время кремлевские СМИ, например, активно использовали правых комментаторов для пропагандистских и дезинформационных целей. Также Москва все больше привлекает маргинальных западных политиков в качестве иностранных наблюдателей на несправедливых выборах и псевдо-референдумах. Одобрительные оценки и прокремлевские комментарии радикальных политических фигур разных западных и других стран предназначены для отечественной аудитории и в глазах российских граждан должны легитимировать разные манипуляции народными голосованиями на постсоветском пространстве.
С одной стороны, Москва ведет себя прагматично: будучи корпоративной клептократией, путинский режим пытается установить как можно больше связей с влиятельными западными политиками и бизнесменами, независимо от их политических взглядов и идеологий. Кремль только тогда начинает обращаться к различным радикалам на Западе, когда он не может строить или же теряет — как, например, в Германии и Италии после ухода Герхарда Шредера и Сильвио Берлускони — тесные отношения с представителями политического мэйнстрима соответствующих стран. Вместо этого он тогда ищет доступ — иногда через русских ультранационалистических посредников, таких как Дугин, — к альтернативным политическим кругам. Москва также прагматично поддерживает популистские и националистические силы на Западе, чтобы как можно больше дестабилизировать Европейский союз и Атлантический альянс — и тем самым повысить относительную легитимность российской полу-либеральной псевдодемократии.
С другой стороны, растущая международная изоляция путинского режима и его все более интенсивные контакты с крайне правыми, как внутри России, так и за ее пределами, имеют растущие политические и, частично, даже идеологические последствия. Будучи гибридом между олигархией и самодержавием, путинский режим нуждается в консолидации и становится все более близок — как внутри страны, так и на международном уровне, — группам, поддерживающим его антизападную внешнюю политику и автократическую внутреннюю практику. Правые радикалы, в свою очередь, получают пользу от публичных контактов с крупнейшей в мире страной и ядерной сверхдержавой. В результате, как указывает Шеховцов, с середины 2000-х годов отношения между российскими чиновниками и западными крайними правыми постоянно углублялись.
Одна из причин того, что российское общество, несмотря на свой глубоко укоренившийся антифашизм, соглашается на растущее взаимодействие между право экстремистами и российским правительством, — это апологетический дискурс, растущее распространение и относительно высокий авторитет евразийства и т.н. «неоевразийства». Некоторые элементы этой одновременно наднациональной и этно-центристской идеологии радикального антизападничества, русской исключительности и геополитического манихейства, за последние 25 лет глубоко проникли в интеллектуальную жизнь, высшее образование и средства массовой информации России.
Процесс отравления российской общественной мысли антигуманистическими установками, правда, начался еще до того, как Путин пришел к власти летом 1999-го года. Он только ускорился при его правлении: особенно, после начала украинской Революции достоинства (Евромайдана) в конце 2013-го года. Идея о том, что Россия — это цивилизация, не только отдельная, но и противоположенная Западу, сегодня завоевала культурную гегемонию в российском обществе. Не особо прикрывающийся неофашист Александр Дугин, который в 2014 году вошел в список ста наиболее влиятельных политических мыслителей мира по версии вашингтонского журнала «Форин полиси», сыграл свою роль в этой войне за российские умы. Тем не менее, влияние Дугина на путинский режим, как Шеховцов ранее указывал в своей статье «Мозг Путина?» для польского журнала «Нью истерн юроп», иногда в западной прессе переоценивается. В то же самое время, уровень проникновения идей Гумилева в российское общество, как иллюстрируют результаты исследований Кловера и Бассина, наоборот, скорее, недооценивается на Западе.
Правда, Гумилев умер вскоре после распада Советского Союза, в то время как Дугин только тогда начал свою политическую карьеру, обзаводясь знакомствами с крайне правыми на Западе, как подробно описал Шеховцов в сборнике Ларюэль, и впечатляя своих русских националистических сподвижников разными для россиян ранее не- или малоизвестными терминами и концепциями, заимствованными из-за рубежа. Хотя Дугин сегодня является членом российского истеблишмента, для многих он все же остается неким чудаком, из-за своих эксцентричных, иногда явно пронацистских заявлений, озвученных в 1990-х годах.
Напротив, посмертное признание Гумилева и огромные тиражи его книг привели — вопреки фантастичности некоторых из его ключевых идей — к широкому признанию его как одного из крупнейших мыслителей России XX-го века. Более того, как отмечает Бассин в его здесь представленной книге, «современные теоретики европейских новых правых, такие как [два из главных партнеров Дугина на Западе] Ален де Бенуа [1943 г.р.] и Роберт Стойкерс [1956 г.р.], хорошо знают теорию этноса Гумилева и явно рады ее резонансу их собственным взглядам […]» (стр. 313).
Глубинные исследования Кловера и Бассина о евразийстве, Гумилеве и т.н. «неоевразийстве» раскрывают историко-идеологические предпосылки российского поворота направо после Оранжевой революции на Украине в 2004-ом году. В сборнике Ларюэль и монографии Шеховцова подробно описываются различные выражения, механизмы и последствия этого идеологического сдвига. Эти четыре работы показывают, что в контексте исследований российской интеллектуальной жизни, партийной политики, публичного дискурса и внешней политики, изучение современных крайне правых идей и лиц уже не являются нишевым занятием политической науки. Российский ультранационализм стал одним из основных предметов изучения постсоветской российской внутренней политики, международных отношений и вопросов безопасности.