С точки зрения Запада Россия многое делает неправильно. Она вмешивается в выборы. Она отравляет людей на чужой территории. Она держит в ежовых рукавицах свободу слова и демократические ценности.
Но, по словам одного западного экономиста, возможно, ее метод управления экономикой — один из самых ответственных в мире.
Мартин Гилман (Martin Gilman) проработал 24 года в Международном валютном фонде. Большую часть времени он провел на посту главы представительства МВФ в России — в то время, когда страна переживала серьезный кризис в конце 1990-х годов, а также после этого. Это были девальвация и дефолт, которые отразились на ситуации во всем мире. С 2005 года он профессор экономики в московской Высшей школе экономики и политический наблюдатель с большими связями.
Я поговорил с Гилманом об экономических проблемах, с которыми Россия сталкивается сегодня, и о способности ее лидеров с ними справляться. Вот отредактированная версия нашего разговора.
Марк Уайтхаус (Mark Whitehouse): Вы с первых рядов наблюдали за дефолтом и девальвацией в России в 1998 году. Отчасти это произошло потому, что у страны были большие долги, слабая бюджетная дисциплина и стремление политического руководства искусственно поддерживать курс рубля по отношению к доллару. Чем сегодняшнее экономическое управление России отличается от того, что было тогда?
Мартин Гилман: Оно намного лучше, во многом благодаря тому, что многие из тех людей, которые сейчас за него отвечают, испытали на себе этот кризис. Например, глава Центробанка Эльвира Набиуллина была заместителем министра экономического развития. Алексей Кудрин, близкий советник Путина и председатель Счетной палаты Российской Федерации (российской версии американского Government Accountability Office), был заместителем министра финансов. Герман Греф, исполнительный директор подконтрольного государству Сбербанка, был заместителем министра государственного имущества. Все эти люди стремятся приложить максимальные усилия к тому, чтобы при них такого больше не повторилось. До тех пор, пока эта команда экономистов на посту, нового долгового кризиса в России не будет.
Они действительно вынесли урок из того кризиса. Посмотрите на нефтяной шок в 2014 и 2015 годах. Когда цена на нефть упала более чем на 50%, Центробанк защитил свои иностранные резервы, позволив курсу рубля упасть по отношению к доллару — с политической точки зрения это очень смелый шаг. И у них уже был стабилизационный фонд, изолирующий экономику от нефтяного рынка, который был создан для накопления избыточных доходов в периоды, когда цены высоки, чтобы использовать их как поддержку, когда цены низкие.
В 2004 году, когда Кудрин впервые предложил создать стабилизационный фонд по норвежской модели, ВМФ посоветовал не делать этого. Мы считали, что в том, что касается управления, прозрачности и коррупции, Россия ближе к Нигерии, чем к Норвегии, так что, по нашему мнению, сначала стоило сформировать структуру, а уж потом пытаться быть Норвегией. Но видит бог, Кудрин доказал, что мы были неправы.
Сейчас, когда Набиуллина приезжает на заседания управляющих центробанками, она там всегда придерживается самой консервативной линии. Почти у всех центральных банков негативные процентные ставки, или очень низкие процентные ставки, или какое-то дополнительное монетарное стимулирование, а у Центрального банка России самые высокие реальные процентные ставки во всей Большой двадцатке. Они ведут то, что МВФ назвал бы классической традиционной политикой.
— В последнее время рост был гораздо более медленным, чем тот, что Россия переживала в 2000-х, и экономисты не ожидают каких-то существенных улучшений в ближайшие несколько лет. В то же время Путин и его советники разработали несколько масштабных планов с различными целями, такими, например, как превращение России в одну из пяти крупнейших экономик мира и увеличение средней продолжительности жизни на шесть лет. Имеют ли эти планы какое-то отношение к тому, что может произойти в действительности? И если нет, то какова их реальная цель?
— Цель иметь всегда хорошо. Даже если она очень амбициозная, нереалистичная и, возможно, невыполнимая с организационной точки зрения, она все равно посылает очень мощный сигнал правительству о том, что мы ждем, что все нас поддержат в каких-то намерениях — что мы не должны терпеть коррупцию, что мы должны поощрять продуктивные частные инвестиции. Министры знают, что если результаты их деятельности не соответствуют поставленным целям, то их могут уволить.
Что касается роста, то Россия — это старая индустриальная экономика. Это не то место, где множество крестьян могут разом присоединиться к основной рабочей силе. Вы не можете тут ожидать роста со значительными реальными ставками, в особенности учитывая то, что в мировой экономике сейчас никто существенно не растет.
Но есть важное замечание: будущее непредсказуемо. Что, если инвесторы внезапно осознают финансовое расточительство США и прочих западных стран, чьи государственные долги сейчас достигли своего исторического максимума и где бюджетная дисциплина не слишком хороша? Кто сможет хорошо пережить кризис? Можете ли вы назвать хоть одну страну из Большой двадцатки, у которой почти нет долгов, у которой положительные реальные процентные ставки, гибкий обменный курс, значительные валютные резервы и очень благоразумная макроэкономическая политика?
— В России в сфере управления экономикой можно увидеть странное сочетание. С одной стороны, очень рациональная с финансовой точки зрения политика, например, увеличение пенсионного возраста и налога на добавленную стоимость, а также создание резервного фонда в периоды, когда цены на нефть высоки. С другой стороны, люди из близких кругов Путина накапливают огромные богатства на государственных контрактах. Разве последнее не сводит на нет первое?
— Многие люди говорят, что пока мы не разберемся со своими структурами, не добьемся полной прозрачности и не справимся с коррупцией, нет смысла приниматься за вещи вроде пенсионной реформы. Я считаю, что контраргумент здесь может быть такой, что начинать нам приходится с того места, где мы реально находимся, а не с того, где мы хотели бы быть.
Повышение пенсионного возраста имеет ключевое значение. При условии, что люди достаточно здоровы, чтобы оставаться частью рабочей силы и для них есть рабочие места с достаточной заработной платой, это может быть очень важным элементом решения демографических проблем России.
Но если одновременно не заняться институциональными реформами, это может сделать людей еще более циничными, чем они есть сейчас. Вот почему хорошо, что в Счетной палате сидит Алексей Кудрин. Благодаря своим близким отношениям с президентом, он может добиться всего, чего захочет. И ему лучше обеспечить хорошие результаты, потому что время, оставшееся до следующих президентских выборов в 2024 году, пошло. Правительству придется показать, что оно может ограничить коррупцию.
— В какой степени политика Путина тормозит Россию? Он продемонстрировал, что права собственности и личная свобода могут ставиться под сомнение — и такое отношение к ним пронизывает весь государственные аппарат. Захотят ли самые лучшие и талантливые люди оставаться в стране, где нельзя говорить свободно и выбирать себе лидеров? Как можно добиться процветания бизнеса и инвестиций там, где все, что создают люди, может быть в любой момент украдено коррумпированными чиновниками?
— Не захотят. Моя русская жена приводит в пример новогодние елки. Россия — крупный импортер елок, хотя у нее самой обширные леса. Почему? Потому что нужно семь-восемь лет на то, чтобы вырастить хорошую елку. Никто не хочет идти на риск, надеясь, что через семь или восемь лет у них все еще будет возможность срубить эти деревья и получить прибыль.
Было бы здорово, если бы в России можно было сделать что-то вроде того, что сделал [бывший президент] Михаил Саакашвили в Грузии — просто уволить всю госавтоинспекцию и начать все заново. Но в такой большой стране как Россия это может стать причиной довольно большого хаоса. Мы не можем пойти на такой риск.
Я до сих пор помню, что сказал нам Путин, когда мы, МФВ, попытались убедить его провести большой пакет законодательных реформ в его первый срок. Он сказал, что один из тех уроков, который он извлек из ошибок своих предшественников — это то, что нельзя делать все одновременно. Если пытаться идти против всех этих традиционно привилегированных кругов разом, то они объединятся и сами пойдут против вас. Может быть, лучше делать по одной вещи за раз.
Мы больше не видим больших реформ, и никогда их не увидим. Реформа — грязное слово в России, оно ассоциируется с хаосом 1990-х. Но проводятся маленькие реформы — в сфере рынка труда, электронного правительства, налогов, коррумпированности полиции. Первый заместитель руководителя администрации Путина Сергей Кириенко занимается революционными процессами в области регионального управления. Новые молодые губернаторы будут оцениваться по ключевым показателям эффективности (KPI). Они хотят привести дела в порядок, и KPI помогут им в этом. Это действительно замечательно в такой стране, как Россия.
Это реальный прогресс. Несмотря на все то плохое, что о ней сейчас пишут в прессе, Россия сейчас занимает 35 место в рейтинге из 190 пунктов, составляемом Всемирным банком по благоприятности условий для ведения бизнеса. 2010 году она была на 124 месте.