Раньше в Сибирь ссылали людей, а сейчас там выкладывают в Инстаграм фото старых статуй Ленина и красивые дикие пейзажи. Кай Арнё (Kaj Arnö) знакомится с этим знаменитым местом.
Раньше все было иначе. Тогда никто в Сибирь по собственной воле не ехал. Там было сплошное страдание, и никто не знал, когда все это закончится.
Такая слава заклеймила Сибирь, но сейчас она вовсе этого не заслуживает.
И вот уже наше почти хорошо подготовленное путешествие по Сибири предлагает нам богатый ассортимент приключений на лоне прекрасной природы, хорошую еду и теплое человеческое общение.
А также странное — по крайней мере для нас, потомков бывших подданных царя Великого княжества Финляндии, — чувство, что здесь мы как дома.
Период, когда в Сибирь людей депортировали насильно и порой навсегда, начался еще в царские времена.
Эту традицию продолжили в Советском Союзе, особенно при Сталине. Депортированных называли «спецпоселенцами».
Нередко они были из ближайших соседних стран России, в том числе, конечно, из Финляндии.
Сейчас в Сибирь летают, чтобы сделать фотографии для Инстаграма, но эта эпоха началась уже при Путине. В основном это россияне, за пределами России мало кто предпринимает такие путешествия.
Те малочисленные туристы с Запада, кто добровольно путешествует по Сибири, обычно приезжают из Германии, Франции, Польши и Италии. Соотечественники считают их увлечение необычным.
Мы решили отправиться туда, чтобы посмотреть, как контрастируют прошлое и настоящее Сибири. Мы с сыном таким образом хотели отметить его окончание университета в Мюнхене.
Сибирь мы выбрали потому, что она не похожа на те места, где мы привыкли проводить отпуск. Мой сын, конечно, успел в свои 24 года попутешествовать гораздо больше, чем я в его возрасте. Но он никогда не претерпевал трудностей, подобных тем, какие в 1980-е годы возникали во время поездок в запретные Ленинград или Восточный Берлин.
И, прежде всего, он не испытывал этого странного чувства, когда, оставаясь среди голубоглазых и светловолосых людей, ты вдруг оказываешься совершенно в другом мире, где есть языковой барьер и множество неожиданных различий в том, как все устроено.
Сейчас по всему миру говорят по-английски. Мобильные телефоны помогают нам бронировать отели и выбирать рестораны. Но, пожалуй, именно в Сибири еще можно почувствовать это давнишнее ощущение, когда в путешествии приходится искать жилье и пропитание уже прямо на месте и при этом порой не обойтись без языка жестов?
Пусть это путешествие напомнит о «прошлом», но не о депортации наших предков, а о приключениях, с которыми сталкивались туристы в позднем Советском Союзе и ранней России.
Чтобы сегодня поехать в Сибирь, нужно немало потрудиться
Да! Одну только визу сделать — уже настоящее приключение. Российское консульство в Мюнхене, где мы живем, открыто по будням с 9 до 12. Так написано. Но когда я в первый раз попытался туда прийти, там было закрыто. Завтра? Njet. Да когда же? Послезавтра в 11.
Вторая попытка: оказалось, идти надо было вообще не туда. Выдачу виз поручили внешней частной компании.
Третья попытка: не думайте, что паспорта и двух фотографий будет достаточно. Нет, у вас должно быть от руки заполненное заявление с маршрутом, разными приложениями, вроде туристической страховки, а также приглашение от какого-нибудь местного организатора.
Четвертая попытка: заявление прекрасно заполнено, но на приглашении из хостела «Монтана», который находится на улице Карла Либкнехта в Иркутске, не хватает печати. Слушайте, погуглите russian visum voucher («туристический ваучер для иностранцев в Россию») и закажите в интернете!
Пятая попытка: конечно, с заявлением все хорошо, и на пригласительном ваучере стоит «два въезда», но ведь вы в заявлении на визу написали только Улан-Батор, а в приглашении ни о каком Улан-Баторе и речи нет!
В шестой раз все сработало. Заявление удалось подать, а неделей позже в наших паспортах появилась виза.
Все было точно так же, как и раньше в 1980-е годы.
Постсоветское очарование
Раньше во времена Сталина в Сибирь ехали на поезде. Мы решили ехать на поезде лишь из Иркутска в Улан-Удэ, на электричке до Слюдянки, которая находится у южной оконечности Байкала, а оттуда дальше по Транссибирской магистрали. И, конечно, мы немного познакомились с тем, что называют советским очарованием.
Место: железнодорожная станция в Слюдянке. Время: ужасно опаздываем, пять минут до отправления поезда, который тронется в 10. Бабушка перед нами в очереди попросила кассира обслужить нас первыми, но нам все равно приходится бегом бежать на перрон.
Уф! А где остановится вагон пять? Неизвестно.
Когда подошел поезд, пришлось еще побегать. Билет! Паспорт! Поторопитесь! Мы все достаем, но не понимаем, что говорит нам проводница.
Заходим в поезд и обнаруживаем, что это вагон с лежачими местами, но они почти все заняты.
В спешке мы не успели посмотреть, что у нас за места. Поэтому вынуждены обратиться к дородной проводнице. «Один-шесть!» — говорит она. Действительно, шестнадцатое место свободно, как и пятнадцатое — прямо под ним.
Только мы разложили свои рюкзаки, как проводница восклицает: «Я же сказала один и шесть! Один! Шесть!» Что вы делаете на шестнадцатом?"
Мы продолжаем смиренно и угодливо улыбаться, чувствуя себя именно теми «нелепыми» чужаками, какими и являемся на самом деле. Проводница фыркает. Пятью минутами позже она спрашивает, не хотим ли мы чаю. Конечно, хотим!
Еще несколько смиренных улыбочек и пара русских фраз, и она мало-помалу оттаивает. Если хотите научиться очаровывать русских, то проводницы размером с холодильник — отличный материал для тренировки.
Никакого Рейдара в российских поездах
В остальном наше путешествие на поезде проходит как дома, вот только еда в вагоне-ресторане лучше, а по радио не вещает Рейдар Васениус (Reidar Wasenius, финский политический консультант, — прим. перев.). Взглянув за окно вагона, можно подумать, что мы отъезжаем от Инкоо, а не от Иркутска.
И что скоро мы приедет в Сиунтио, а не в Слюдянку.
Что мы, максимум, едем в сторону Оулу, а никак не в Улан-Удэ. У финских спецпоселенцев было ботаническое преимущество перед товарищами по несчастью из Польши, Германии и Белоруссии, потому что здесь березы, ромашки и чайки выглядят точно так же, как в Финляндии.
В этом нет ничего удивительного, потому что климат очень похож, а для флоры и фауны никакого таможенного контроля на границе между Финляндией и Россией не существует.
Баня как дома
Ощущение, что мы дома, посещало нас не только в связи с красотами природы. Вспомните о банной культуре.
Конечно, мне нравится немецкая баня, и, конечно, немецкая баня довольно сильно похожа на нашу, но в русской бане никто не приходит в бешенство, если ваш пот стекает прямо на скамью, в русской бане не нужен «банный мастер» (Bademeister), чтобы поддавать пару, поливая камни, и в русской бане обязательно есть веник.
Ну ладно, кое-что все-таки отличается от того, как у нас. Веники были не из березы («извините, сегодня березовые уже закончились»), а дубовые. И еще на нас были войлочные шапки, из-за которых мы выглядели, как только что вылупившиеся цыплята с остатками скорлупы на голове.
В Иркутске мы на два часа сняли целую баню только для нас. В Улан-Удэ мы сходили в общественную (плата за вход — 2 евро с человека, примерно 160 рублей), что дало нам отличную возможность пообщаться с местными русскими и бурятами в бане, которая выглядела так, словно видала еще времена Хрущева.
Как и раньше, в бане необходим русский язык. Мы немного говорим по-русски, и это очень пригодилось, но еще лучше было бы знать больше. А если бы мы совсем не знали русского, то и общение свелось бы к нулю.
Компания в бане, хозяева жилья, водители такси, кассиры в магазинах, обслуживающий персонал в ресторанах и отелях: примерно пятеро из семи говорили только по-русски.
Не так, как во времена каторжных работ
Раньше людей тут заставляли в наказание выполнять очень тяжелую физическую работу. Сейчас же мы сами решили отправиться в приятный однодневный пеший поход по Большой Байкальской Тропе в 21 километр длиной.
Логистические трудности, связанные с отсутствием подписей на остановках, и 10 килограммов вещей на спинах привели к тому, что мы припозднились и начали наш поход от отеля «Маяк» (название, которое будет вам понятно, если вы знаете финский и у вас есть немного фантазии) где-то в районе обеда.
Тропа была крутой, как в Альпах, а растительность напоминала лапландскую. С высоты мы любовались Байкалом, и от красоты захватывало дух. Сияло солнце. Шумели березы, а сосны защищали нас от ветра.
Мы окунулись в освежающую воду — градусов 14.
Прекрасный песчаный пляж, ни единой живой души в поле зрения. Хотя русский едва ли оскорбился бы тем, что мы купаемся голышом. Полотенце нам не потребовалось: мы быстро обсохли на солнце и отправились дальше. Поели малины и черной смородины, которые купили у дороги. Я уже говорил, что было полное ощущение, будто мы дома?
В излучине узенькой тропки, в самой сибирской глуши, не видя других людей уже бог знает сколько времени, мы устроили небольшой привал.
«Не пугайся, но слева от тебя волк», — сказал я спокойным отеческим тоном сыну, который вздрогнул, тоже увидев дворнягу, в которой было достаточно от овчарки, чтобы напоминать волка.
Дружный хохот. Эту историю я ему еще долго буду вспоминать.
Тропа продолжается, предлагая нам прекрасные виды и возможность поупражняться в лазании, но на ней нет ни единой таблички, которая сообщила бы нам, сколько же осталось до конечного пункта в поселке Большие Коты.
Завязываются новые контакты
Большая семья, состоящая из представителей трех поколений, принимает нас с распростертыми объятиями. Откуда вы? Ах, из Германии, круто, а из какого города? А почему вы без проводника? Хотите перекусить?
Смесь русского, английского и языка жестов отлично сработала.
Наконец-то мы попали в совсем другой мир, где вам не поможет ни одно приложение. Зато ломаный русский и улыбки помогли нам понять, что осталось идти еще часа два. Мы пошли дальше, подкрепленные несколькими чашками чая и русскими кексами, но в первую очередь — российским гостеприимством.
Мы продолжили свою экскурсию в доинтернетовские времена, когда, вскоре после того, как начало темнеть, наконец, пришли к Большим Котам. «Где гостиница?» — спросили мы у играющих неподалеку ребят.
«Какая улица?» — спросили они. «Неважно, какая улица, любой отель сойдет», — сказали мы, хотя на такие сложные предложения нашего русского уже не хватало.
Один из русских мальчишек знал английский лучше, чем большинство его ровесников шведско-финского происхождения, не спрашивайте, почему. «Подождите тут, я думаю, в нашем отеле есть свободные комнаты, я все устрою!»
И действительно, нам досталась последняя комната в китайском контейнерном отеле в буддистском центре медитаций на окраине поселка. Мы заплатили 1 800 рублей за комнату и вегетарианский ужин. Еду пришлось готовить самим, включая кашу из овсяных хлопьев, которые мы принесли с собой из Иркутска.
Наш отъезд на следующий день тоже не рассеял ощущения, что мы дома. Наш хозяин Андрей еще вечером позаботился о том, чтобы утром мы смогли на лодке с подвесным мотором доехать обратно до Листвянки.
Он встретил нас с тачкой, заполненной отходами, которые нужно было отвезти на той же лодке. Нельзя же просто заваливать мусором природу!
«Между прочим, вы ведь спрашивали, где переночевать в Хужире. Кай, вы не могли бы немного потолкать тачку, пока я позвоню Нине и проверю, есть ли у нее комнаты?»
Я мог. Конечно, мог. Хотя эту форму добровольного скандинавского равноправия я нигде еще не встречал среди других азиатов, которые обычно с удовольствием подчеркивают иерархическую разницу там, где она совсем не нужна.
То же самое касалось и Нины, хозяйки, с которой Андрей разговаривал насчет комнат. И это несмотря на то, что она по возрасту была уже бабушкой и внешность у нее была бурятская.
Возможно, естественность нашего общения связана с тем, что она — местная учительница немецкого. И языкового барьера у нас здесь тоже не было.
«Этот и этот рестораны открыты, вот так вы сможете пройти к скале Шаманке (к которой хотят попасть все туристы, приехавшие в Сибирь), да, я закажу для вас поездку на полноприводной машине завтра, нет, этим вечером мы баню не топим».
Старые враги встречаются как друзья
Вылазка на полноприводном российском миниавтобусе — УАЗике — стала еще одним уроком на тему братания народов. «Немцы?» — Конечно, мы немцы. — «Мы гаварим очин плоха по-российски».
Все улыбаются. Здесь, в сибирской глуши нам прекрасно удавалось выдавать себя за немцев.
Кстати, насчет Германии: меня бы не удивило, если бы отец нашей хозяйки оказался немецким военнопленным, а мать — буряткой. Во всяком случае, никакой ненависти к немцам мы не заметили.
Так далеко на восток вермахт 75 лет назад не заходил, зато сегодня сюда добираются экспортируемые из Германии машины и товары.
Немного меньше гордости мы испытывали за «туц-туц» группы Modern Talking, хотя Дитер Болен и Томас Андерс тоже популярны далеко за Уралом.
Но в магазинах мегаполиса ничто не напоминало о прошлом. До Сибири добралась и итальянская паста, и французская косметика, и бельгийское пиво, и австрийский энергетик, который снабжает вас крыльями. Ничто из этого нам не было нужно.
Еда была изысканно вкусной. Один раз мы взяли блины с икрой, но чаще гречневую или овсяную кашу или рыбный суп, который называется «уха». Мы предпочитаем не есть мясо, и никаких проблем с этим не возникает.
Роскошнее всего оказался согудай — сибирский вариант севиче, сделанный из омуля. Омуль водится только в Байкале.
Это блюдо по вкусу было как маринованная салака наоборот: выглядело как салака, но омуль — явно лососевая рыба.
И воздух тоже не тот, что раньше. Раньше повсюду несло махоркой, сейчас же практически везде легко дышать. Лишь один раз мне пришлось прикрикнуть «не курите!» на шофера маршрутки, который решил нарушить запрет, о котором говорила табличка в автобусе.
Ну ладно, еще во время нашей самой дешевой ночевки вонял туалет, который находился на улице, но вот душ даже там был чистым, теплым и приятным. Бытовые трудности, которые портили настроение во время моих прежних визитов, исчезли вместе с запахом махорки.
Коммунистические пережитки
Но кое-что в Сибири осталось неизменным. Всех корифеев коммунизма, за исключением Сталина, по-прежнему прославляют названия улиц.
В Иркутске мы жили на улице Карла Либкнехта, которая пересекала улицу Карла Маркса.
Мы ели на улице Ленина. На улице Коммунистической находилась «Баня номер 10», хотя она закрылась, что совсем уж ярко напомнило нам о коммунизме.
На улице Дзержинского у нас никаких дел не было, но мы просто не можем понять, зачем сегодня славить основателя КГБ, называя в его честь улицу.
А Ленин жив и прекрасно себя чувствует! В Иркутске стоит его большая статуя — не самая ли большая в мире из оставшихся? В Улан-Удэ во всяком случае находится самая большая в мире голова Ленина. Я ее сфотографировал, выложил в Инстаграм под тэгом #ленин и оп! — на меня подписалась страница @communismiscool.
Это вызвало у меня некоторые угрызения совести. Хорошо ли фотографировать коммунистический кич?
Так ли круто фотографировать самый красивый фонтан в Улан-Удэ на фоне красной звезды, а затем ставить тэги и накладывать фильтр, как будто фото выцвело, словно в учебнике русского языка 1970-х годов, чтобы вызвать в памяти образ прошлого?
Не знаю. Мы хотим узнать мир, посмотреть, что происходит, запачкать руки, прикасаясь к тому, что видим.
До сих пор все шло хорошо: единственный, кто был недоволен, — мой украинский коллега, который переехал в Гейдельберг, потеряв свой дом в Луганске.
«Говоришь, в ресторане в Улан-Удэ хорошо работает интернет? Да? Тогда давай я пошлю тебе сообщение, в котором спрошу, с собой ли у тебя бомба, а в конце припишу „Слава Украине", вот тогда и посмотрим, насколько хорошо работает интернет в Сибири!»
Пора поразмыслить над собственной историей
Я рассуждаю о своей собственной предполагаемой семейной трагедии в Сибири. В детстве я слышал, как говорили о «Красном генерале», некоем непонятном дяде, отщепенце, который, несмотря на свое прозвище, едва ли добился даже офицерского звания, но при этом предпочел строить социализм по другую сторону границы.
Он уехал туда примерно в 1920 году, и больше о нем ничего не было слышно. Хотя его не особенно искали: в нашем роду все были «белыми», а дедушка служил в охранном корпусе Финляндии.
Но вполне возможно, что этот мой родственник окончил свои дни заключенным в одном из сибирских гулагов менее ста лет назад.
В сегодняшней мирной Сибири нам мало что напоминает о прошлом. Здесь вновь исповедуют буддизм. Иволгинский дацан возле Улан-Удэ — святыня для ламаистов, и выглядит он на 90% по-тибетски, а на 10% — по-сибирски.
Буряты были буддистами, когда сюда пришли русские, и у нас сложилось впечатление, что притесняли их гораздо меньше, чем их товарищей по несчастью в английских, французских и бельгийских колониях.
На рекламе встречаются как бурятские, так и русские модели, заключаются смешанные браки, и во время путешествия мы не заметили никаких признаков неравенства между бурятами и русскими.
Конечно, мы все видели лишь мельком, но, похоже, буряты пользуются у русских уважением уже давно. Городу Верхнеудинску в 1930 году сменили название в знак почтения к бурятскому языку: Улан-Удэ значит «Красная Уда», а Уда — это река, которая течет через город.
Вот мы и научились любить Сибирь. Нас поразило, что в Сибири чувствуешь себя как дома: с этой статуей царя Александра, с шипованной резиной, то тут, то там шуршащей по асфальту, хотя снег давно растаял, и с финскими пакетами с реклама той же сети, чей магазин есть и у нас в Науво.
Образцами для подражания в путешествии на восток стали для нас Анна «Русалка» Франзен (Anna «Rusalka» Franzén) из Науво и Анна-Лена Лаурен (Anna-Lena Laurén) из Парайнена, обе с нашей родины.
Они показали нам, как можно сблизиться с нашим большим соседом на востоке, пережить приключения и чувствовать себя при этом прекрасно. Наше собственное путешествие в Сибирь разбудило наш аппетит, и мы будем рады поехать туда снова и улучшить свои познания в области русского языка.
Нет, не все раньше было лучше. К Сибири это точно не относится.