«Многим пришлось адаптироваться к новым условиям и как-то устраиваться. Или просто уезжать. Те, кто не поддерживали новые порядки, потеряли бизнес или попали в тюрьму», — рассказывает о зарождении сепаратистских республик на востоке Украины Александра Шмид (Alexandra Šmídová) из университета имени Масарика в Брно.
Aktuality.sk: Вы росли на Донбассе. Какой была жизнь в Донецке в 90-е годы после распада Советского Союза?
Александра Шмид: Моя семья жила в достатке, поэтому в детстве я не испытывала материальной нужды. Из разговоров, которые я слышала позже, я поняла, что на первом месте у большинства людей стояла работа. Самым главным все считали сохранение промышленности. Еще со времен Второй мировой войны Донбасс считался регионом, который кормил всю страну.
— Донбасс — сердце промышленности Советского Союза.
— Именно так. Там уже давно бытовало мнение, что в то время как люди на Донбассе встают рано утром, чтобы уже в шесть быть на работе, вся остальная страна бездельничает. Появились определенные элиты, которые именно так пытались манипулировать людьми. Уже тогда русский язык ставили выше украинского, и формировалось мнение, что в России живется лучше. Это внушалось все то время, пока существовал Советский Союз, и у людей подобные представления остались до сих пор.
— Откуда там, собственно говоря, взялась основа для сепаратизма?
— Основой для сепаратизма на Донбассе стала солидарность шахтеров. Именно в этой среде родилось знаменитое «Донбасс кормит всю страну». С 1920 до 1930 года шахтеры были героями, на плечах которых держалась экономика страны. Благодаря тому, что Донбасс был главным угольным регионом, в его жителях зародилось чувство собственной исключительности.
Именно там поставил свой рекорд Стаханов (шахтер, который в Советском Союзе добыл рекордное количество угля — прим. авт.). Именно об этом регионе писали на военных пропагандистских плакатах: мол, Донбасс — сердце России. Подобный пафос сохранялся до 70-х годов ХХ века, когда удалось достичь максимума в добыче угля, который больше уже никому не повторить.
После обнаружения огромных запасов нефти в Сибири энергетическая промышленность СССР переориентировалась на нефть и газ. Изменились приоритеты и инвестиции. За 20 лет объекты по добыче угля на Донбассе почти не ремонтировались, и шахты продолжали работать без реконструкции. В 1980 году угольная промышленность СССР начала неумолимо деградировать, и в конце десятилетия она погрузилась в кризис, который привел к массовым забастовкам.
Протестовать вышли сотни тысяч людей. Недовольством шахтеров воспользовались активисты так называемого народного движения, которые убеждали жителей региона, что они являются экономическим локомотивом СССР и тянут на себе остальные регионы. Они не хотели автономии для Донбасса, но требовали от руководства СССР больше дотаций для региона. Потом на референдуме они проголосовали за независимость Украины.
— После распада Советского Союза настроения изменились.
— Радикально. Экономический кризис 90-х сопровождался обострением криминогенной обстановки. В 1993 году прошла еще одна забастовка, и шахтеры тогда потребовали автономии для региона (на этот раз уже от Киева).
Лидером бастующих стал Ефим Звягильский, который вскоре возглавил шахтерское предприятие «Шахту им. А. Ф. Засядько», был мэром Донецка и вице-премьером Украины. Звягильский не только обманул шахтеров, но даже предлагал себя тогдашнему правительству в роли посредника в конфликте.
Протесты утихли, однако несогласие с экономической политикой центральной власти никуда не делось. На Донбассе несколько раз объявляли референдум о федерализации Украины, и 80% граждан выступили за, но результаты так никто никогда и не признал.
— Вопрос о федерализации на референдуме должна решать вся страна, а не один ее регион.
— Но мы говорим о местных референдумах, которые соответствовали еще действовавшему тогда советскому закону от 1991 года «О всеукраинском и местных референдумах». Центральное правительство так и не признало его результаты, а после избрания Леонида Кучмы президентом местные власти назвали референдум своего рода исследованием общественного мнения.
Поскольку президентские выборы тогда выиграл кандидат, который пользовался поддержкой на Донбассе и который пообещал защитить русский язык, а также поддержал идею о широких полномочиях для местных властей, протестная волна улеглась.
Интересно, как центральное украинское руководство пыталось сотрудничать с местными элитами, чтобы подавить сепаратистские настроения. Местным активистам и политикам предлагались разные посты; шахтерам повышались зарплаты; промышленным регионам предлагались особые налоговые условия. И даже победу футбольной команды «Шахтер» на кубке Украины выделяли особенно. Эту победу так превозносили, что на какое-то время недовольства политической ситуацией отошли на второй план.
— Логично было бы ожидать, что один из богатейших регионов будет развиваться наиболее динамично. Однако крепкого среднего класса там так и не появилось.
— Большой проблемой для всего Донбасса была олигархия. Олигархи взяли под контроль всю промышленность, поэтому роль среднего класса, есть он или нет, свелась к нулю. Олигархам нужны были рабочие, которые утром приходят на работу, а вечером уходят домой. И в идеале они не должны интересоваться политикой, а также ходить на митинги.
Я помню, что когда мне было лет 16 — 17, все демонстрации в Донецкой области, которые организовывала Партия регионов, были обязательными. Учителя, врачи приходили на площади и даже не подозревали, за что выступают под этими флагами. Но всем платили.
В студенческие годы мы в обязательном порядке ходили на торжества в честь девятого мая. Мы знали, как живется ветеранам, какие они больные и бедные. И все это было одной сплошной ложью, которая досталась нам еще от Советского Союза. Им были важны не ветераны, а демонстрации, подтверждение того, что, мол, «мы сила, и мы победили во Второй мировой войне, мы — Донбасс».
— Мы — Донбасс?
— Донбасский регионализм был очень развит. Мы всегда ощущали себя выше Украины, выше тех, кто в Киеве. Это проявлялось во всем. Даже в футболе. Какое там «Динамо», если у нас есть «Шахтер»! То же продолжалось при Викторе Януковиче. Люди могли с ним не соглашаться, но когда речь заходила о том, что он земляк, что он пророссийский политик, то никакой роли уже не играло, судим он или нет, закомплексованный эгоцентрист или нет. Все донбасские деньги вкладывались только в него.
— Когда Янукович заявил, что не станет подписывать договор об ассоциации с Европейским Союзом, в центральной и западной части страны поднялась волна протестов, а восток отреагировал вяло. Почему Донбасс не включился в протесты? Сыграло ли тут свою роль, что «Янукович — наш человек»?
Донбасс в этой ситуации занял пассивную позицию. Но когда на востоке Украины начались протесты, связанные с референдумом, — кстати и проукраинские, и просепаратистские — то на вторые автобусами привозили народ из Ростова. А этот город не имеет никакого отношения к региону. Мои соседи, например, ходили на книжный рынок покупать украинские флаги, чтобы потом поддерживать Украину. Некоторые мои знакомые побывали и на Майдане.
Кто-то ходил и на Антимайдан, поскольку прямо с работы их забирали на автобусах, например шахтеров, и везли в Мариинский парк протестовать против Майдана.
— Янукович был избранным президентом, но он стоял на вершине пирамиды людей, которые, согласно парламентской комиссии, отдали приказ стрелять по демонстрантам.
— Янукович перешел Рубикон, который переходить ему не следовало. Но сработала пропаганда. На работе, по телевизору. Когда стрельбу на Майдане вам преподносят, утверждая, что у демонстрантов не было разрешения, что стрелять они начали первыми, то сообразно с этим вы и формируете свое мнение.
Не стоит забывать и то, что многие бойцы «Беркута» были родом из Донецкой и Луганской области. Для востока это были «наши парни», которые возвращались домой израненными и говорили: «Мы только выполняли приказ». К сожалению, вторую сторону никто так и не выслушал. С самого начала явно не хватало воли к диалогу. И даже более того, активисты и политики из обоих лагерей только и делали, что подливали масла в огонь.
— Если бы в конце февраля 2014 года россияне не вошли в Крым, какой бы была Украина сегодня?
— Если бы этого не произошло тогда, то произошло бы через пять, а может, десять лет. Всегда говорили, что так и будет. Россияне аннексировали Крым без единого выстрела, и Украина потеряла его внезапно, не защитив людей, которые там проживают. С другой стороны, Украина мобилизовала силы на востоке, где продолжается конфликт. Но опять-таки: бои ведутся четыре года, а военное положение не вводилось. Его объявили только после того, как накануне выборов задержали моряков.
— По-Вашему, Порошенко сделал это намеренно в погоне за рейтингом?
— Думаю, да. Но потом он сам понял, что смысла в этом нет никакого.
— Но кое-кто утверждает, что объявлять военное положение Порошенко давно подговаривал Запад. Хотя после столкновения в море он, пожалуй, не удержался бы у власти, если бы не объявил военного положения.
— Думаю, это поверхностная интерпретация, в особенности если учесть, что Украина пережила за последние пять лет. По-моему, президент очень хорошо понимает, что не пользуется особой популярностью. Но сегодня никто не возьмется сказать, чем закончатся выборы. Большая часть опросов фальсифицирована, и выясняется, что многие украинцы, возможно, вообще не пойдут голосовать. Или им некого выбирать. У них нет альтернативы. Есть, конечно, новые лица, такие как Владимир Зеленский, но, говорят, за ним стоят деньги олигарха Коломойского.
— Чем будут руководствоваться украинцы при голосовании?
— Мне кажется, что они будут голосовать от противного.
— К урнам не придут те, кто проживает на оккупированных территориях. У Вас на востоке была возможность наблюдать за тем, как там проводился референдум весной 2014 года.
— Царил хаос. Сначала было еще довольно весело, когда посты получали люди, о которых никто не имел никакого понятия. Но со временем становилось все менее смешно. У меня были знакомые в государственном аппарате, которые откровенно говорили, что перспективы у нас — не из лучших, и что нужно собирать вещи и уезжать, так как начнутся протесты, пройдет референдум, и в любой момент могут войти российские войска. Все понимали, что Украина теряет контроль. Еще оставался шанс переломить ситуацию, но донбасские элиты не хотели этого. Они явно были заинтересованы в дестабилизации ситуации и сохранении собственной власти даже после того, как Янукович ушел с поста президента. Они понимали, что с приходом нового правительства их положение пошатнется.
— Они не осознавали, что все это приведет к перестрелкам, которые затянутся на годы?
— Все произошло не в одночасье. На протяжении всего лета 2014 года велись переговоры о том, как будет жить восток. Я вспоминаю один телефонный разговор с однокурсником, отец которого был мэром Донецка. Он сказал, что не поддерживает сепаратистскую республику, но при этом добавил: «Скажу тебе честно, что Украины тут уже просто не будет». Многим пришлось адаптироваться к этим новым условиям и как-то устраиваться. Или просто уезжать. Те, кто не поддерживали новые порядки, потеряли бизнес или попали в тюрьму. Вскоре верх взяла воинственная риторика: «Кто не с нами, тот против нас».
— Замечали ли Вы прежде признаки того, что ведется подготовка к подобным событиям? Известность получила биография бывшего лидера ДНР Захарченко, который полгода назад погиб во время покушения. Этот человек мелькал в бойцовском клубе «Оплот». Незадолго до Майдана «Оплот» начал открывать свои филиалы на Украине.
— Многие подобные ему люди из тех, кто встал на стороне ДНР, придерживался ее идеологии и пропаганды, вели деятельность еще со времен оранжевой революции. С ними сотрудничали задолго до Майдана. Найти на Донбассе подобных людей легко, поскольку Донбасс всегда отмежевывался от Украины. И уже достаточно было показать людям пропагандистские ролики («Смотрите, Киев горит»), и они тут же верили, что придут фашисты, «Правый сектор» (запрещенная в РФ организация — прим. ред.), что их будут убивать. И им никто не объяснил подтекст Майдана. Никто не рассказал о той демократической волне, которая за ним стояла. Хуже всего то, что об этом не говорили даже между собой на улицах.
— Если вернуться к тем людям, кто «готовил» события, то не недооценила ли их Украина?
— Произошло трагическое столкновение.
— Конфликт обострился на Куликовом поле, где находился палаточный лагерь сторонников Антимайдана. Группа футбольных фанатов и «Самооборона Майдана» подожгли этот лагерь и оттеснили Антимайдан к зданию Дома профсоюзов. Вскоре участников демонстрации «За единую Украину» стали забрасывать коктейлями Молотова. В результате из-за пожара в Доме профсоюзов погибло 42 человека. Шестеро погибли из-за травм, нанесенных оружием. Более 250 человек были ранены. После этой трагедии в Одессе произошло более 20 взрывов, в основном в штабах добровольческих проукраинских организаций. Целью было — не убить и не покалечить, а дестабилизировать регион.
После событий в Доме профсоюзов, где погибли в основном пророссийские активисты, судили не агитаторов «Самообороны Майдана», а их противников. Это дало импульс к упразднению пророссийских организаций в регионе. Украинское правительство стало активно преследовать все проявления сепаратизма. По закону 1533-VII о поддержке сепаратизма деятельность подобных организаций уже квалифицировали как уголовное преступление, поэтому большая их часть переместилась в самопровозглашенные государства Донбасса, в Крым и в Россию.
В Одессе, в отличие от Донбасса, мало кто поддерживал российскую интервенцию и самостоятельность. Происходившее в рамках АТО (антитеррористической операции — прим. авт.) повлияло на решение одесситов остаться частью Украины. Прежде всего, они хотели сохранить мир.
Кроме того, в многонациональной и прагматичной Одессе на сторону Украины встали местные элиты, что опять-таки отличало Одессу от Донецка и Луганска. В Одессе проводилась антисепаратистская политика, закрывались пророссийские организации, наказывали активистов, а кроме того, Одесская область получила экономические преимущества за то, что приняла беженцев с Донбасса. Все это не позволило в этом регионе провозгласить отдельное государство.
— В Донецке по-прежнему проживают члены Вашей семьи. Как им сегодня живется?
— Тяжело. Мы не поддержали сепаратистскую волну, поэтому нам приходят повестки в суд. В них говорится, что у нас отберут квартиру, машину. Нашу дачу сначала обворовали украинские батальоны, а потом жители прифронтовой зоны, которые там остались. Остался только остов, и унесли все — до последней ложки. Прежде Россия отправляла большие посылки с консервами, а теперь они стали намного скромнее. Люди не могут позволить себе мясо и рыбу и едят самые дешевые макароны, фрукты и овощи, которые растут у них в огороде. Но работают медучреждения и даже открываются новые.
— Кто их финансирует?
— По официальной версии, деньги выделяет республиканский бюджет или местные спонсоры. Однако большая часть средств в бюджетах народных республик поступает туда из Российской Федерации и от местных олигархов. Они стараются поддержать хотя бы минимальный уровень жизни и не допустить протестов, мародерства и разграбления собственности местных элит. Кроме того, работает налоговая система.
— Какие в основном источники дохода у граждан сепаратистских республик?
— Там осталось много нищих людей, матерей-одиночек, стариков. Пенсии, как правильно, минимальные (около 1900 рублей). У кого 40 лет стажа, тот получает 3184 рублей. Шахтер на пенсии получает от восьми до десяти тысяч рублей.
Шахтеры, которые работают в забое (из тех, кто остался), получают зарплату с огромными задержками. Они зарабатывают от 20 до 25 тысяч рублей. Правда, теперь им платят около двух тысяч рублей в месяц.
Все, кто может работать, идут, например, в «ополчение», так как возможностей не так много, а это реальный шанс заработать. Зачастую идеология тут ни при чем, и все дело в желании выжить. Например, людям за это обещают квартиры, потому что осталось много пустых квартир.
— На возвращение владельцев никто уже не рассчитывает?
— Всем все равно. Если кто-то хочет присвоить чужое имущество, то владельца объявляют сторонником проукраинских сил и отбирают у него собственность. То же проделывают, если вы не платите налогов, коммунальных платежей, не хотите вступать в местные ассоциации и так далее.
— Кто сегодня обладает реальной властью над этими территориями?
— Те, кто сидит во власти, — это по сути марионетки, которые слушаются приказов из России. Полномочия местных правительств очень ограничены. Возможно, это звучит смешно, но они даже пытаются проводить какие-то политические реформы, публикуют годовые отчеты и так далее. Недавно я читала в одном отчете, что у них смертность в 30 раз превышает рождаемость, и если так дело пойдет дальше, то через 30 лет в Донецкой Народной Республике не останется никого. Однако никто не заинтересован в том, чтобы изменить ситуацию.
Реальной властью над местными жителями обладает, прежде всего, Народное ополчение Донбасса. Там все знают: у кого оружие, тот и прав. Если внимательнее присмотреться, то сначала ополчение на 70% состояло из российских солдат и членов различных иностранных группировок, в том числе «кадыровцев» из Чечни. Со временем ополчение на 90% стало состоять из местных жителей. Сегодня это служба безопасности, которая сохраняет государство.
— Чем все это кончится, если учесть, что там происходит на самом высоком уровне? Плотницкого отстранили при путче, а Захаренко погиб при покушении.
— Большинство полевых командиров постигла очень похожая участь. Говорят, что после украинских президентских выборов ситуация, возможно, немного стабилизируется. У России уже нет финансовых возможностей, чтобы все это поддерживать на плаву. Им было бы проще избавиться от этой проблемы, но держать население под контролем для них по-прежнему важно. Говорят и о том, что в ближайшие несколько лет эти территории могут вернуться к Украине, но только при условии «суперавтономного» статуса.
— Даже если и так, кто должен пойти на первую уступку? Украинцы или сепаратисты?
— Свою роль в этом процессе сыграют международные субъекты, такие как Нормандская четверка. Украина согласится с Западом, а сепаратистские государства сделают так, как им прикажет Россия.
— Но ведь и гражданам Украины придется договориться друг с другом.
— Это будет очень трудно. Мне кажется, что серая зона, то есть «не ваша, не наша», просуществует еще долго. Кроме того, по-моему, большее великодушие следовало бы проявить Украине. Разумеется, речь не идет о поголовной амнистии, но люди, проживающие в сепаратистских регионах, уже устали, и многим уже все равно, кто ими будет руководить: Тимошенко или Путин. Они хотят хотя бы минимального уровня жизни. Украине, однако, придется справиться с тем, что часть ее граждан не поддерживает идеи украинства, которые отстаивает украинское правительство. Украине придется найти более мягкий подход. Но лично я считаю, что примирения нужно достичь прежде всего на межчеловеческом уровне и только потом на политическом.
Александра Шмид — студентка докторской программы на кафедре политологии факультета социальных исследований университета им. Масарика в Брно. Занимается проблематикой кризисов в государстве, конфликтом на Украине и постсоветской политикой.