Нью-Йорк — В классической игре «кто первым струсит» («game of chicken») два водителя разгоняются навстречу друг другу, и тот, кто свернёт первым, считается «проигравшим». Если ни один не сворачивает, тогда оба, скорее всего, погибнут. В прошлом подобные сценарии изучались для оценки рисков, возникающих из-за соперничества великих держав. Например, в ситуации с Карибским кризисом руководители США и СССР оказались перед выбором — потерять лицо или рискнуть катастрофическим столкновением. Вопрос всегда в том, можно ли найти компромисс, который позволит обеим сторонам сохранить и жизнь, и авторитет.
Сегодня ведётся сразу несколько геоэкономических игр в труса. В каждом случае неспособность достичь компромисса может привести к столкновению, за которым, скорее всего, последует глобальная рецессия и финансовый кризис. Первое и самое важное соперничество — между США и Китаем из-за торговли и технологий. Второе — разгорающийся конфликт между США и Ираном. В Европе наблюдается эскалация игр на грани фола между премьер-министром Великобритании Борисом Джонсоном и Евросоюзом из-за Брексита. Наконец, есть ещё Аргентина, которая может встать на путь столкновения с Международным валютным фондом после вероятной победы перониста Альберто Фернандеса на президентских выборах в октябре.
В первом случае полномасштабная торговая, валютная, технологическая и холодная война между США и Китаем расширит нынешний спад в промышленности, торговле и капитальных расходах на сектор услуг и частное потребление, что столкнёт экономику США и других стран мира в серьёзную рецессию. А военный конфликт между США и Ираном может привести к росту цен на нефть выше $100 за баррель, спровоцировав стагфляцию (рецессия с растущей инфляцией). Именно это произошло в 1973 году во время войны Судного дня, в 1979 году после Иранской революции и в 1990 году после вторжения Ирака в Кувейт.
Обвал из-за Брексита сам по себе, возможно, и не вызовет глобальной рецессии, но он точно спровоцирует рецессию в Европе, которая затем может распространиться и на другие страны. Принято считать, что «жёсткий» Брексит приведёт к суровой рецессии в Великобритании, но не в Европе, потому что Британия зависит от торговли с ЕС больше, чем ЕС от торговли с этой страной. Но это наивность. Еврозона уже страдает от резкого замедления темпов роста экономики и охвачена рецессией в промышленности; а Нидерланды, Бельгия, Ирландия и Германия (которая уже близка к рецессии) в реальности очень сильно зависят от британского экспортного рынка.
В условиях, когда деловая уверенность в еврозоне уже и так подавлена из-за напряжённости в китайско-американских торговых отношениях, хаотичный Брексит может стать той самой последней соломинкой. Просто представьте себе тысячи грузовиков и машин, выстроившихся в очередь для заполнения новых таможенных деклараций в Дувре и Кале. Кроме того, европейская рецессия создаст эффект домино, ослабив глобальный рост экономики и, вероятно, спровоцировав приступ сброса рискованных активов. Возможно, она даже приведёт к новым валютным войнам, если курс евро и фунта начнёт падать слишком резко относительно других валют (и не в последнюю очередь доллара).
У кризиса в Аргентине тоже могут быть глобальные последствия. Если Фернандес выиграет у президента Маурисио Макри, а затем пустит под откос кредитную программу МВФ для этой страны на сумму $57 миллиардов, тогда Аргентина пострадает от повторения валютного кризиса и дефолта 2001 года. Это может вызвать бегство капитала из развивающихся стран вообще, что, вероятно, спровоцирует кризис в крайне перегруженных долгами Турции, Венесуэле, Пакистане и Ливане и ещё сильнее осложнит ситуацию в Индии, ЮАР, Китае, Бразилии, Мексике и Эквадоре.
Во всех четырёх сценариях обе стороны хотят сохранить лицо. Президент США Дональд Трамп хочет заключить соглашение с Китаем, чтобы стабилизировать экономику и рынки в стране накануне своей попытки переизбраться в 2020 году; председатель КНР Си Цзиньпин тоже хочет заключить соглашение, чтобы остановить замедление темпов роста экономики в Китае. Но в то же время ни один из них не хочет стать «трусом», потому что это подорвёт их внутриполитические позиции и усилит противоположную сторону. Так или иначе, если до конца года соглашение не будет достигнуто, тогда столкновение станет вполне возможным. А поскольку время быстро уходит, вероятность негативного исхода повышается.
Трамп также полагал, что способен запугать Иран, объявив о выходе из соглашения о «Совместном всеобъемлющем плане действий» и введя суровые санкции. Но иранцы ответили на это эскалацией провокаций в регионе, очень хорошо понимая, что Трамп не может позволить себе вступления в полномасштабную войну, а также допустить всплеска цен на нефть, который станет её результатом. Кроме того, Иран не желает начинать переговоры, которые дадут Трампу возможность позировать перед фотографами, пока тот не отменит часть санкций. Ни одна из сторон не хочет «моргнут первой», а Саудовская Аравия и Израиль при этом подстрекают администрацию Трампа, поэтому риск катастрофы повышается.
Джонсон (наверное, вдохновляемый Трампом) наивно считал, что может использовать угрозу жёсткого Брексита для того, чтобы принудить ЕС согласиться на улучшенный вариант соглашения о выходе — по сравнению с тем соглашением, которого добилась его предшественница. Но теперь, когда парламент принял закон, запрещающий жёсткий Брексит, Джонсон ведёт уже две игры в труса одновременно. Достижение компромисса с Евросоюзом по вопросу об ирландской «оговорке» («backstop») всё ещё возможно до наступления установленного срока выхода Британии из ЕС (31 октября), но одновременно повышается и вероятность сценария де-факто жёсткого Брексита.
В Аргентине обе стороны блефуют. Фернандес хочет получить чёткий электоральный мандат, а главная идея его предвыборной кампании сводится к тому, что Макри и МВФ виновны во всех проблемах страны. Рычаг МВФ очевиден: если фонд окончательно откажется предоставлять следующий транш финансирования ($5,4 миллиардов) и прекратит оказание финансовой помощи, тогда Аргентина станет жертвой нового финансового коллапса. Но у Фернандеса тоже есть рычаг, потому что долг в размере $57 миллиардов — это проблема для любого кредитора. Возможности помогать другим странам, столкнувшимися с экономическими трудностями, у МВФ окажутся ограничены из-за аргентинского краха. Как и в остальных случаях, спасающий лицо компромисс стал бы наилучшим вариантом для всех, но нельзя исключать вероятность столкновения и финансового кризиса.
Проблема в следующем: для компромисса нужно, что обе стороны занялись деэскалацией, но тактическая логика игры в труса вознаграждает сумасшедшее поведение. Если я могу сделать так, чтобы казалось, будто я выкинул руль, тогда у другой стороны не будет иного выбора, кроме как свернуть. Однако если обе стороны выкинут руль, тогда столкновение станет неизбежным.
Хорошая новость в том, что в перечисленных выше четырёх сценариях каждая из сторон продолжает вести диалог с другой стороной или может быть открытой к такому диалогу при соблюдении некоторых условий, позволяющих сохранить лицо. Плохая новость в том, что все стороны по-прежнему очень далеки от достижения каких-либо соглашений. Хуже того, в этих играх оказались замешаны большие «эго», и некоторые из этих людей могут предпочесть крах, нежели чем согласиться на то, чтобы их считали трусами. Будущее мировой экономики, тем самым, оказалось в зависимости от результата четырёх азартных игр, ситуация в которых может развиваться любым путём.
Нуриэль Рубини, профессор Школы бизнеса Штерна Нью-Йоркского университета и генеральный директор Roubini Macro Associates, был старшим экономистом по международным делам в Совете экономических консультантов Белого дома во время администрации Клинтона. Он работал в Международном Валютном Фонде, Федеральной Резервной Системе США и Всемирном банке. Один из самых авторитетных экспертов в мире по вопросам глобальных финансов.