Начало отторжения Крыма датируют по-разному. Кто-то считает, что спецоперация началась 23 февраля с большого митинга в Севастополе, когда мэром был избран гражданин России, кто-то пишет, что точкой невозврата стал захват Крымского парламента 27 февраля. Но официально рука России появилась здесь 1 марта, когда Путин отправил в Совет Федерации предложение о вводе российских войск в Крым.
В это время Андрей Тарасов, руководитель центра морских операций Военно-морских сил, находился на корабле «Гетман Сагайдачный», который возвращался после антипиратской операции из Аденского пролива. А потом стал одним из центральных персонажей наших ВМС в Крыму.
Мы поговорили с вице-адмиралом, первым заместителем командующего Военно-морских сил Вооруженных сил Украины, когда он приехал из Одессы в командировку в Киев.
«МЫ ПОНИМАЛИ, ЧТО ВОЗВРАЩАЕМСЯ В ДРУГУЮ СТРАНУ. И ЧТО ЭТО ВОЙНА»
- Андрей Андреевич, давайте вернемся в 2014 год. Вы на корабле «Гетман Сагайдачный» возвращаетесь из Аденского пролива с антипиратской операции. По дороге узнаете о ситуации в Крыму, что дальше?
— Мы на корабле еще во время операции весь февраль следили за событиями на Майдане. В трагические дни как раз должны были выходить из Джибути, но намеренно задержались на внешнем рейде для того, чтобы быть в зоне доступа к Интернету и смотреть, что происходит дома. Мы вышли уже, когда был дедлайн нашего пребывания, чтобы успеть пройти Суэцкий канал. Мы понимали, что идем в страну, которая меняется. В конце февраля мы по дороге зашли на Крит. Уже был захвачен крымский парламент, заблокированы наши части. Мы общались по телефону с нашими товарищами, захваченными в Крыму и понимали, что это война, что активные боевые действия — вопрос времени. Поэтому и дальнейший маршрут (решили идти в Одессу, а не в Крым) мы спланировали так, чтобы избежать столкновения с преобладающими силами противника. Остаться и переждать на Крите смысла не было, поскольку ситуация не выглядела такой, что она разрешится в ближайшее время, так же не было смысла возвращаться в Севастополь. Корабль не воюет возле причала, мы понимали, что идти туда — это ловушка. Никакого выбора не было, мы могли идти только в Одессу. Было принято решение возвращаться в Одессу, тогда исполняющий обязанности министра обороны Тенюх его утвердил. Я вернулся в Одессу, а потом поехал в Крым.
- Не было опасений возвращаться?
— Что значит опасений? Я должен был быть там, где должен был быть. Я выполнил свою функцию, и не мог оставаться в воинском звании адмирала на единственном корабле, должен быть там, где Военно-морские силы. Я пришел тогда в подчинение командующего Гайдука.
- Легко ли вы добрались в Крым?
— Мы ехали на машине, я родом из Донецка, у меня русская фамилия, поэтому нас пропускали через блок-посты без проблем. Затем я посетил центр оперативного боевого обеспечения, 36-ю бригаду береговой охраны в Перевальном, был в Севастопольской военно-морской базе, что в Стрелецкой бухте. Пообщался с командирами, в том числе с теми, кто находился на кораблях…
7 марта боевые части были заблокированы. В отношении них проводились «демонстрационные действия», в том числе — имитация штурма. Например, ночью россияне выстраивали боевой порядок, выгонялись БТРы, расставлялись снайперы, полностью имитировали подготовку штурма. Выдвигали ультиматумы, чтобы части сложили оружие и прекратили сопротивляться. Я хотел лично выяснить обстановку, понять, как развивается ситуация вокруг частей, какое настроение у командиров. И, в конце концов, посмотреть это все воочию. Потому что разговор по телефону не заменит собственного впечатления. Тем более, что средства закрытой связи уже не действовали и все переговоры прослушивались. Там были сосредоточены спецподразделения РФ, которые осуществляли такое прослушивание круглосуточно. В таких условиях получить и предоставить информацию «закрытого» характера было крайне сложно.
- Как вы жили эти дни? Вы же понимали, что мы проиграем, что Крым отторгают на десятилетия?
Россияне провоцировали нас применить оружие. Они хотели иметь повод осуществить вторжение уже на материковую Украину
— Я понимал, что это война. Сам в первый приезд не заезжал домой, потому что не захотел создавать условия, когда родные будут фактором влияния на меня. Но приказал перевезти дочку на подконтрольную территорию. В тех условиях военные командиры не могли действовать по собственному усмотрению. Порой нам говорят: командиры должны были затопить корабли. Как затопить? Потом ГБР завело бы производства: на каком основании затоплены корабли? Мы же юридически на тот момент не были в состоянии войны.
С другой стороны, корабль возле причала не воюет. И я и теперь убежден: командиры, которые остались верными присяге, сделали максимум из возможного. Нас же провоцировали применить оружие. Они хотели иметь повод осуществить вторжение уже на материковую Украину.
А на крышах — другие ребята, возможно, снайперы, которые могут «обеспечить» кровопролитие и создать бесконтрольную ситуацию. Штаб командования ВМС захватывали именно так, спецдействиями.
Позже и на Донбассе действовали таким же образом, и наши побратимы из других видов вооруженных сил нашли, как этому противодействовать. Это было потом. Но на то время мы находились в окружении. Подтверждением того, что мы изменили их план, является то, что они дважды переносили даты референдума.
«БЕРЕЗОВСКИЙ НЕ КОМАНДУЮЩИЙ, А БАБОЧКА-ОДНОДНЕВКА»
- У вас на корабле «Гетман Сагайдачный» — самый маленький процент предателей… Как так получилось: морское командование в 2014-м в лице Березовского изменило присяге, а ваши подчиненные — нет.
— Этот «командующий» — бабочка-однодневка. Он предал через сутки после назначения. На флоте у него нет славы командующего. Но из песни слов не выкинешь, этот факт прописан в наших летописях. Как и то, что другие люди остались, или сложили присягу…
Нет какого-то среднего портрета — то ли предателя, то ли дезертира. Есть люди, которые родом из Крыма, у которых остались там родители (надеюсь, что разрушенные войной отношения налаживаются), и которые с женами переехали на Украину, потому что они украинцы. И есть те, кто всю жизнь говорил на украинском, имел четкую украинскую идентичность, но пошел служить в российскую армию. Но раздавая оценки, понимайте, что это была идеально спланированная военная операция, которая готовилась не один год. Россиянам главное было выбить основу защиты Крыма, ВМС. Главная задача на тот момент — разрушить систему управления, убрать командующего, и благодаря предательству Березовского им это удалось. Если бы он удерживал дальше рычаги управления, то ситуация была бы несколько иной. Мы бы ее не изменили кардинально, потому что реагировать на изменение ситуации и захвата нужно было в первые дни. Но предательство Березовского привело к тому, что высшее руководство было дискредитировано. И каждый командир вынужден был поступать по своему усмотрению.
Как ни велик соблазн обобщать, рисовать портреты, сводить все к упрощенной формуле или линейной оценке вроде "Крым сдали местные, там сепаратисты", — не стоит ей поддаваться.
Я родом из Донецка, там родился и вырос, город всегда был украинским, даже когда там не было ни одной украинской школы. Меня воспитали патриотом в Донецке.
Но это наша история, от которой никуда не уйдешь — две трети личного состава остались в Крыму. В воинских частях были люди, которые были готовы действовать, но они знали, что рядом стоит тот, кто не даст сопротивляться. Были командиры, которые сплотили людей. Юрий Головашенко (командир бригады принял решение перейти на сторону РФ, если россияне закрепятся, но Юрий Головашенко отказался — и личный состав пошел за ним), командир корабля Черкассы, который оказывал сопротивление. И это сопротивление моих побратимов — такая же наша история, как и предательство других.
Причины, почему так произошло, анализировались много раз. Но не лишне напомнить, что в 2012-2013 годах ВМС перешли на стопроцентное комплектование службы по контракту. Мы укомплектовались. Денежное обеспечение не было большим (хотя у тех, кто служил в Крыму, — больше, чем в других регионах), но зарплаты военных Черноморского флота (РФ — ред.) были гораздо больше. Моя зарплата была 11 тысяч гривен, а россияне на аналогичной должности получали в 10 раз больше. Необеспечение жильем офицеров — тоже сыграло свою роль.
Я знаю офицеров, которые пошли на нарушение присяги, остались под влиянием семей, потому что женились там…
- Такие они подкаблучники?
— Скорее, заложники. Они порой должны были принимать решение о разводе, о том, что бросаешь детей и выезжаешь на голое место с непонятными перспективами. И на самом деле, не так много людей способны на такой шаг. И я знаю людей, которые пошли на эту измену с трудом. Это все был тяжелый выбор: или ты бросаешь родину и теряешь идентичность — или оставляешь семью, выходишь на материк и по факту теряешь возможность общаться с детьми. У некоторых офицеров уже шесть лет нет такой возможности полноценного общения с детьми, а некоторые из них не могут попасть на похороны родителей. Хорошо, когда офицера поддержала семья, а бывало так, что они оставляли свое обустроенное жилье.
"НА МАТЕРИК С НАМИ ВЫШЛИ ДАЖЕ ВОЕННЫЕ ПЕНСИОНЕРЫ, КОТОРЫЕ ВСЮ ЖИЗНЬ ПРОЖИЛИ В КРЫМУ"
— Вообще, это огромный комплекс проблем, но люди, сделавшие выбор, остались честны с собой, совестью, присягой — не жалеют о сделанном. Я часто спрашиваю офицеров об этом, а они говорят: если бы вернуть это время 2014 года, то сделали бы то же самое. Кроме того, после выхода на пенсию, в Крым возвращаются единицы. Более того, несколько наших пенсионеров, которые ушли в запас, которые родились и выросли в Севастополе, вышли с нами на материковую Украину и живут здесь, продолжают работать.
— Это не о крови. Потому что есть случаи, когда чистокровные украинцы оставались там. А выходили люди, которые родились и жили в Крыму. У нас есть даже пенсионер, который вышел вместе с военно-морскими силами, он был работником в командовании ВМС и остается работником командования ВМС ВСУ.
- Первое марта. Россияне начали блокировать военные части. Эта дата — падение наших военно-морских сил — день сопротивления или день их обнуления, рождения?
— Военно-морские силы прошли очень жесткое очищение, нас вышло немного, но те люди, с которыми мы начинали возрождать военно-морские силы в 2014 году, у меня в них уверенность — на 200%. Я потерял друзей в Крыму, потому что они предали и сейчас они как будто умерли для меня, потому что я вычеркнул их из своей жизни, я с ними не общаюсь, мне не интересно, что у них происходит. А есть некоторые офицеры, с которыми у меня не было такого контакта на службе, а тут вдруг он становится моим родным офицером, моим побратимом, потому что мы вместе пережили это и остались верны, я знаю, что он меня не предаст — и это очень важно. Поэтому обновление коллектива и то, что мы сделали за эти 6 лет — мы не сделали так уже и много, но восстановили управление, мы начинаем запуск возрождения Военно-морских сил ВСУ, разработали стратегию, видение развития.
- Мне, кстати, понравилась стратегия развития ВМС ВСУ. Она короткая (не больше пятнадцати страниц), поэтому ее очень легко читать, и вы ставите реалистичные цели, как по мне. Если коротко и простыми словами описать, то первый этап до 2025 года такой: создается небольшой флот, вы сохраняете порты, прибрежные зоны и ближние воды, правильно я понимаю?
— Согласно стратегии, на первом этапе предполагается, что мы восстанавливаем владение ситуацией на море… Это наблюдение за обстановкой. И мы должны гарантированно видеть ситуацию в ближней зоне, чтобы можно было своевременно привести в полную готовность силы, нашу береговую артиллерию, потому что это очень быстро можно сделать. То есть, у нас есть набор сил, который может помешать противнику выйти к берегу.
- То есть, не возьмут российские десантники Одессу, если что?
Мы понимаем, каким образом построить флот и как его применить в условиях определенных преимуществ противника
— Не возьмут. У нас достаточный комплект сил, чтобы отразить высадку десанта. Но мы должны строить такую стратегию, чтобы противник не смог даже приблизиться к нашему берегу. И это задача этого этапа, над которым работаем. То есть, нельзя допустить ситуацию, когда он начал высадку — на землю он не должен ступить с моря. И наша задача — обеспечить недопущение его к нашему побережью. Вот суть первого этапа.
Для этого нужно восстановить систему наблюдения, нарастить силы, которые будут сдерживать врага, и обеспечить защиту портов, потому что это наша артерия, которая обеспечивает торговлю, прибыль. Мы вернем наше право на Азовское море и Керченский пролив.
Безусловно, мы не достигнем паритета с Российской Федерацией по силах на море. Но не нужно говорить, что мы их не победим. Мы должны действовать ассиметрично, применять то оружие, к которому россияне не готовы.
Стоит понимать, что у них определенные ограничения по флоту — в том числе, вызванные санкциями. А еще существует фактор пропаганды: я ни в коем случае не говорю, что их флот слаб, но слухи о его суперсиле преувеличены. Порой они выдают желаемое за действительное. Мы должны иметь малый флот, способный действовать решительно, быстро, наносить удары и быстро выходить из-под удара.
И это касается не только ракетных катеров, это касается и, например, берегового ракетного комплекса. Мы понимаем, каким образом построить флот и как его применить в условиях определенных преимуществ противника. Мы же не хотим высадить десант в Новороссийске, мы планируем не допустить высадку у нас и обеспечить в дальнейшей перспективе возвращение Крыма.
Есть спектр вопросов относительно защиты наших интересов на море. По суше мы перебросили на Азовское море два катера — и с их появлением россияне прекратили обыски судов. Это баланс сил. Конечно, и мы должны иметь постоянное присутствие в чувствительных районах по Черному морю. А для этого необходимо иметь мореходные корабли с достаточной мореходностью и автономностью. Я не говорю о крейсерах или эсминцах, но небольшой многоцелевой корвет, который спроектирован для действий на Черном море, нам будет нужен в любом случае. Мы же все равно должны защищать наши интересы по всей акватории Черного моря.
"Я ЧУВСТВУЮ ОЧЕНЬ СЕРЬЕЗНУЮ ВИНУ ПЕРЕД КРЫМСКИМИ ТАТАРАМИ"
- А как вы снимали стресс тогда, во время аннексии? Вот как вы понимали: уходите из Крыма, но еще неизвестно — удержится ли страна? Вы же не знали концовки…
— Конечно, я не прогнозировал, что будет дальше. Потому что наблюдал потом, как развивались события на Донбассе, наблюдал захват СБУ Краматорска, затем события в Славянске. Постоянно видел то, что происходило в Донецке, я видел, что идет постепенное вытеснение Украины из Донецкой, Луганской областей. Отстояли Харьков, слава Богу.
Но запомнил день. Это был конец марта — начало апреля, такая весенняя погода, я полгода не был дома, я наконец вернулся домой, там, наверное, светило солнце, листья распускались, что-то цвело, потому что этот период для меня был как такой очень мрачный. И я даже не вспоминаю, какая там была погода. Я понимаю, что была весенняя, все просыпалось, но я видел, что все становилось плохим. Когда я пришел домой, то сосед (сам он из СБУ, там остался) спросил: — Ты куда? В Украину, говорю, куда еще мне? Он просто отвел глаза. А насчет стресса… так не было когда, нужно было вывозить людей из Крыма.
С 1 апреля многих выселили из квартир (тех, кто снимал жилье). Просто прекратили аренду и сказали: идите себе. Карточки не работали зарплатные, то есть, люди оставались без денег. В разных местах Севастополя уже были захвачены корабли, но экипажи кораблей встречались, то есть, выстраивались утром. А местные бабки, которые там помнят свою молодость советскую, они сдавали в милицию…
И нужно было организованно оттуда уйти. Мы начали выходить, когда получили приказ. Каждый день работал против нас, мы получили приказ 3 марта и 4 марта была первая колонна, это была Академия военно-морских сил, курсанты, они поехали на выезд. Это была первая организованная колонна. Россияне этих курсантов продержали несколько часов и выворачивали все, отбирали ноутбуки, провели через такое издевательство и унижение.
- Потому что они выбрали Украину?
— Я не знаю. Но давайте — о хорошем. Нам очень сильно помогали. Например, Олег Сенцов нам помогал и организовывал выезд. Мы очень благодарны за эту мощную поддержку. Волонтеры, крымские татары помогли во всех точках и в разных направлениях. Это очень серьезно. Я, например, смотрел последний украинский канал, который был в Крыму и транслировал передачи уже далеко после референдума. Был АТР — крымско-татарский канал, и его я смотрел. Я первый раз вообще его в жизни смотрел, и это было как свежая отдушина после двух недель пребывания в такой изоляции. Это не забывается.
Мы должны четко понимать, что в Крыму есть наши люди. Наших людей там выживают, потому что туда идет наплыв россиян
И просто люди помогали. Не надо думать, что все в Крыму поддерживали россиян, ни в коем случае! Были люди, которые отдавали нам имущество своего учреждения, понимая, что оно государственное, оно перейдет под контроль чужой страны.
- Компьютеры?
— Да, и оборудование для обогрева воинских частей, которые были заблокированы там. То есть поддержку населения мы там чувствовали.
Россияне мечтают сделать с Крымом так, как сделали из Восточной Пруссии Калининградскую область
Поэтому мы должны четко понимать, что там есть наши люди. Наших людей там выживают, потому что туда идет наплыв россиян. Всеми способами заставляют наших людей покидать Крым, уезжать, выезжать на подконтрольную территорию — они их места заполняют выходцами из России. И это такая политика, заранее спланированная россиянами, которую они последовательно реализуют для того, чтобы изменить состав населения Крыма. Они мечтают сделать с Крымом так, как сделали из Восточной Пруссии Калининградскую область.
Лично я чувствую очень серьезную вину перед крымскими татарами, которые там остаются.
Они пытались оказывать сопротивление. Они же и проводили первый митинг, оказывали поддержку… Не могу их винить, ни в коем случае. Но как они могут оказывать сопротивление, когда вооруженные силы и государство не оказывает сопротивление? Они сделали то, что они сделали. И сейчас они остаются там, и им там сложнее всего, потому что они именно своей национальной идентичностью стоят против имперской политики, которую осуществляет сейчас Россия.
Но я уверен, что мы Крым вернем. Над этим нужно работать, и это не означает, что мы будем силовым методом его захватывать. Нет, мы должны сделать целый комплекс методов: работать на дипломатической линии, в правовом поле, по экономическим вопросам. И должна быть военная составляющая, которая обеспечивает и поддерживает все наши усилия. Почему произошла агрессия Российской Федерации? Потому что мы побудили Россию своей слабостью.
Британцы говорят, у них есть такая пословица: у нас есть флот, поэтому ничего не произошло. У нас должны быть Вооруженные силы, и в том числе Военно-морские силы, для того, чтобы у нас больше ничего такого не произошло. Все страны, которые сегодня нейтральны — Швеция, Швейцария, они же одержали нейтральность в серьезной борьбе в предыдущем веке. Поэтому мы должны быть сильны для того, чтобы отстаивать свои интересы и не допустить дальнейшей агрессии. А они (Россия — ред.) не отбросили намерения провести дальнейшую агрессию. Мы их сейчас остановили, и они ищут пути, каким образом нас расколоть изнутри, развести по политическим предпочтениям, по языковым вопросам.
- Что главное вы обрели в течение крымской кампании, аннексии? Вот было то, что вы, возможно, обрели какие-то символические капиталы, какое-то впечатление, какое-то убеждение. Есть то, что остается для вас ценным?
— Отброшены все барьеры, я не дорожу своим положением, статусом, материальными вещами — я знаю, как это терять. И знаю, что есть вещи гораздо важнее этого. Я много потерял в Крыму, практически потерял целый мир, я там 20 лет жил, и все там — много знакомых. И сейчас у меня новая семья, дочка родилась, старшая дочка сюда переехала, в Одессе сейчас живет. То есть то, что было до 2014-го года, оно осталось далеко позади. И сейчас у меня все другое, полностью. Но благодаря тому, что я не потерял свою честь, у меня уже нет каких-то барьеров. Это внутренняя свобода, которую я обрел там, и я ею очень дорожу.