Согласно первой версии, которая в ходу со времен Хрущева, Сталин не придал значения сообщениям разведчиков, считая это дезинформацией и провокацией. Поэтому в момент удара немцев Красная армия оказалась к нему не готова.
Буквально на днях в «Российской газете» вышла статья директора Службы внешней разведки РФ Сергея Нарышкина, в которой он описывал, как руководитель советской разведки Павел Фитин представил 17 июня 1941 года Сталину доклад о том, что нападение нацистской Германии на СССР ожидается в ближайшие дни. Но Сталин, как пишет Нарышкин, отмел это предупреждение: «Дезинформация! Можете быть свободны!».
Согласно второй версии, которой придерживаются многие защитники советского вождя, у него были основания не доверять данным разведки, так как она и до того сообщала разные даты нападения, но они не подтверждались.
А как было на самом деле?
Ударил первым — проиграл
Для начала несколько ключевых дат и движущих мотивов этой истории.
18 декабря 1940 года Гитлер подписал «план Барбаросса» о подготовке нападения на СССР. В нем устанавливались предельные сроки готовности к этой атаке — 15 мая 1941 года (это не дата нападения, а именно срок окончания подготовки войск) — и говорилось, что нападать на Россию нужно еще до победы над Англией, разгромив Красную Армию в нескольких молниеносных сражениях (концепция более известна как «блицкриг»).
И только 30 апреля 1941 года фюрер определил дату нападения — 22 июня. Приказ об этом был спущен в войска еще позже — 10 июня. Причем в нем закладывалась возможность отмены операции или переноса даты до 18 июня.
Другими словами, точная дата нападения появилась у высшего германского командования только в конце апреля. Параллельно Гитлер требовал держать дату в строжайшем секрете и организовать кампанию по дезинформации СССР.
Зачем нужна была дезинформация? Помимо очевидной причины — внезапности, которая давала бы преимущества для наступления, была и другая.
Даты, которые «вбрасывались» гитлеровцами, были существенно раньше реального дня наступления. Что, на первый взгляд, немцам было невыгодно. Ведь противник так или иначе мобилизуется и будет ждать удара. И в любом случае станет куда пристальнее наблюдать за перемещениями вражеских войск у своих границ.
Однако цель у фюрера могла быть иной — заставить СССР или атаковать, или, что более вероятно, объявить всеобщую мобилизацию в ответ на ложные сообщение о войне.
Это, в свою очередь, давало бы немцам законный повод нанести превентивный удар — полная мобилизация приравнивается к объявлению войны. В таком случае Советский Союз выглядел бы агрессором. Что автоматически означало, что войну СССР должна объявить Япония — союзник Германии, связанная с ней оборонительным пактом.
То есть Сталин был бы вынужден тогда воевать на два фронта. Что он, разумеется, понимал и не хотел давать японцам повод объявлять войну — тем более что те без повода нападать и сами не стремились, собираясь для начала разобраться с тихоокеанскими владениями США и «переварить» необъятный Китай (по крайней мере, такая информация поступала от разведчика Рихарда Зорге).
Кроме того, обвинение в агрессии могло бы лишить Советский Союз поддержки других стран.
Это был крайне важный момент — если первой нападает Германия, то СССР автоматически становится союзником Англии, а впоследствии — и США, чье вступление в войну было вопросом времени. И пусть в реальности союзники начали серьезно помогать только в 1944 году, но часть сил гитлеровцев они на себя отвлекали, а заодно шли поставки по ленд-лизу, которые ускорили победу над нацистами.
Гитлер же, напав первым, получал не просто войну на два фронта, а повторение истории Первой мировой, когда Германская империя воевала с Антантой — коалицией Запада и России. Это стратегически провальная комбинация, каких бы тактических успехов не добивались немцы.
Поэтому критичное отношение Сталина к донесениям разведки действительно имело место. Но объяснялось оно боязнью дезинформации, которая толкнет страну в войну по самому невыгодному внешнеполитическому сценарию. А не в силу какого-то особого «доверия» к Гитлеру, которое после распада СССР некоторые исследователи стали приписывать советскому вождю.
В этом же контексте следует рассматривать и знаменитое заявление ТАСС от 13 июня 1941 года, в котором опровергаются «слухи, распространяемые в британской прессе» о предстоящем нападении Германии на СССР. Таким образом, Сталин еще раз давал понять, что Советский Союз войны не желает.
Отсылка к британской прессе также была не случайной — в Кремле не исключали, что Лондон подобными сообщениями хочет побудить СССР начать войну против Германии, чтоб та отказалась от планов нападения на острова.
Как СССР к войне готовился
Хотя при этом Сталин и все советское руководство, естественно, понимало неизбежность войны с Германией после разгрома Франции. То есть еще с июня 1940 года. Вопрос был лишь в том, нападут ли немцы на СССР до операции по высадке в Британии или после.
13 мая — то есть уже через две недели после решения Гитлера атаковать 22 июня — советский Генштаб издал первую директиву о переброске войск с востока на запад страны. А еще раньше — в апреле началась скрытая мобилизация, которая позволила к началу июня доукомплектовать армию почти на миллион солдат.
Это делалось явно с отмашки Сталина, который 5 мая, выступая перед выпускниками военных вузов, заявлял, что нужно готовиться к войне с немцами, учитывая уроки разгрома Франции.
Создавались новые общевойсковые армии в Украине, Белоруссии, Крыму (он тогда еще входил в состав РСФСР). В общем по всей границе с юга, запада и севера.
Качество этих войск — вопрос отдельный. В чем-то Красная Армия превосходила другие армии того времени, в чем-то уступала. Но что до Вермахта, то это на момент 1941 года были лучшие вооруженные силы в мире. Имевшие к тому же почти трехлетний опыт победоносных войн по всей Европе.
Видимо, это и было причиной, почему Гитлер был уверен в разгроме Красной Армии при любых условиях (хотя, как показало будущее, он сильно недооценил военный потенциал Союза).
Но вернемся к военным приготовлениям СССР. Они показывают, что к войне с Гитлером Сталин готовился. Причем не вообще, а на ближайшее время.
18 июня — то есть сразу после упомянутого Нарышкиным доклада Фитина Сталину — приграничные части начали по ночам выводить из казарм и зимних квартир в районы сосредоточения. Где они начали окапываться и маскироваться.
Но при всем при этом непосредственно понимание, что война вот-вот начнется, пришло лишь поздно вечером 21 июня, когда с границы стали говорить о подготовке немецких войск к наступлению и о том же сообщил перебежчик.
Об этом Жуков доложил Сталину, и 22 июня, в 0:30 утра, директива о полной боевой готовности ушла в войска всех приграничных округов. Но дошла директива непосредственно в части спустя 2-3 часа, то есть буквально накануне вторжения, и уже мало на что повлияла.
В частности, не успели провести рассредоточение самолетов и большая часть советской авиации на западе СССР была уничтожена прямо на аэродромах.
То есть удар, несмотря на все приготовления, оказался для советских войск внезапным, что, во-многом, и предопределило поражения первых месяцев войны.
Поэтому стоит вернутся к вопросу — давала ли разведка Сталину четкие данные о начале наступления немцев?
Что доносила разведка Сталину
Начнем, собственно, с плана «Барбаросса». Считается общим мнением, что этот план едва ли не сразу после подписания лег на стол Сталину. Но это не так.
В декабре 1940 года от агента в Германии, который служил в МИД Третьего Рейха, пришло сообщение, что Гитлер распорядился готовиться к войне, которая может начаться уже в марте. Причем, как обязательное условие начала такой войны, озвучивалась победа над Англией.
Хотя, как мы знаем уже из опубликованного после войны плана «Барбаросса», Гитлер настаивал на атаке против СССР, не дожидаясь победы над англичанами, которые «заперлись» на своем острове.
То есть, с одной стороны, советская разведка добыла сенсационное подтверждение, что есть некий план по нападению (но не сам план, а только факт его наличия).
С другой — нападение на Россию в марте, как и условие — победа над Британией — оказались не имеющими ничего общего с реальностью. И не исключено, что были дезинформацией со стороны немцев.
В начале мая последовало еще одно не сбывшееся донесение. В нем советский военно-морской атташе в Берлине, со ссылкой на своего агента сообщил, что война начнется 14 мая ударом через Финляндию, Прибалтику и Румынию.
Передавший Сталину это донесение глава ВМФ адмирал Кузнецов сделал приписку, что это, скорее всего, ложная информация с целью проверить реакцию СССР. Война в итоге началась гораздо позже и с другим направлением главного удара — через Белоруссию.
Как мы помним, дату 22 июня Гитлер к тому времени уже утвердил. Поэтому и данные от атташе тоже были, скорее всего, «дезой».
Не называл дату и легендарный Рихард Зорге, которому присвоили точное предсказание дня начала войны (что впоследствии оказалось исторической фальшивкой). На самом же деле у этого разведчика, который работал немецким атташе в Токио, мы находим немало ставящих в тупик сообщений.
2 мая он доложил в Кремль, что решение о войне будет принято Гитлером или в этом месяце, или уже после победы над англичанами. Как мы уже видели из приведенных данных, это не могло быть правдой: фюрер назначил дату атаки еще в апреле, а еще раньше говорил, что нападет на СССР, не дожидаясь победы над Британией.
Зорге ссылался на посла Германии в Японии, с которым накануне беседовал. То есть это был не документально подтвержденный факт, а частное мнение далекого от Европы немецкого дипломата.
19 мая Зорге докладывал, что война может начаться в конце мая, но есть вероятность, что в этом году немцы воевать вообще не захотят. Достаточно противоречивые данные, на основании которых сложно принять хоть какое-то решение.
Более-менее близкое к истине донесение разведчик прислал 30 мая — он сообщил, что война начнется во второй половине июня. Через день он назвал дату — 15 июня. Но в тот день войны не произошло. А Зорге прислал сообщение, что нападение задерживается до конца месяца.
Наконец, за два дня до атаки немцев, Рихард шлет донесение, что «война неизбежна» — без указания точных дат.
Впрочем, Зорге действительно внес неоценимый вклад — но в оценку намерений не Германии, а Японии вступать в войну против СССР. Основываясь на его донесениях, советское руководство смогло перебросить часть сил с Дальнего Востока на запад.
Не меньше ложных дат продуцировала и «Красная капелла» — антифашистская сеть, которая действовала по всей Европе. В начале марта она сообщила, что немцы нападут весной. Затем войну «назначили» на 15 апреля. Потом на 20 мая.
После волны ложных сообщений последовали несколько правдивых. «Капелла» 11 июня сообщила, что вопрос о нападении на СССР решен — без дальнейшей конкретики. Это донесение пришло ровно на следующий день после того, как приказ об атаке 22 июня ушел в немецкие войска.
17 июня «Капелла» сообщает, что военные приготовления немцев закончены, и удара можно ждать в любое время (напомним, что граничной датой подготовки к удару Вермахт определил 18 июня). Именно это донесение Сталин со слов разведчицы Зои Рыбкиной назвал «дезинформацией» (что приводит в своей статье глава СВР России Нарышкин).
Неизвестно, произносил ли генсек такие слова — сама Зоя Рыбкина их свидетелем не была. Однако, учитывая, что накануне группа разведчиков из «Красной капеллы» уже несколько раз ошиблась с датами нападения, не исключено, что Сталин скептически отнесся и к новой «окончательной дате».
Хотя, может, и не скептически. Как мы показали выше, уже 18 июня войска специальной директивой Генштаба начали выводить на позиции. То есть на следующий день после того, как сообщение «Красной капеллы» легло на стол вождю.
Следует сказать, что многочисленные ложные донесения не говорят о том, что разведка работала плохо. Агенты выполняли свою задачу — передавали, что слышали от самих немцев в частных разговорах. Это неотъемлемая часть профессии.
Вопрос был скорее к аналитикам Центра и военным, которые должны были сопоставлять эти сведения с данными уже войсковой разведки. Которые, кстати, исправно сообщали о скоплении немецких войск на советской границе. Но так и не смогли точно указать ни количества вражеских дивизий, ни направления главного удара немецких войск.
Дата начала войны — днем раньше или позже — важна была на тот момент гораздо меньше, чем знание, куда именно ударит противник. Увы, это стало известно слишком поздно — за несколько часов до атаки.
А вот сообщений о предполагаемых днях нападения было очень много — и мы здесь процитировали только небольшую часть. В основном донесения содержали взаимоисключающие даты, среди которых «22 июня», кстати, не прозвучала ни разу.
Точнее, прозвучала, но уже буквально в последний день — 21 июня, когда мало что можно было изменить.
По еще одной версии, Сталин отслеживал косвенные подтверждения подготовки нападения на СССР. Например — закупки овчины и прочие приготовления к зимней кампании. В Кремле не могли представить, что педантичные немцы были настолько самоуверенны, что рассчитывали закончить большую военную кампанию еще до наступления холодов, а потому начали вторжение, не подготовившись к зиме.
Направление главного удара
Но вернемся к тому, почему Сталин и армейское командование так и не узнало, куда именно ударит Гитлер. Что и предопределило жестокие поражения Красной Армии в начале войны и первые «котлы».
Гитлер еще на этапе подготовки наступления заявлял, что север и юг у Советов хорошо укреплены, и бить надо в западном направлении — то есть в районе Белоруссии, где у немцев численный и технический перевес.
Естественно, чтобы скрыть это направление, запускались многочисленные «дезы» — как в случае с донесением об ударах через Финляндию и Румынию.
Известно, что в советском Генштабе еще в 30-х понимали, что белорусское направление — кратчайший путь к Москве. И на военных учениях часто разыгрывали именно этот сценарий атаки.
Планировалось, что если немцы нанесут основной удар здесь, то контрудар последует южнее, из Украины, чтобы повернуть севернее и отрезать наступавшую немецкую группировку.
Однако просчеты в организации войск и внезапность удара позволили немцам скрыть свои планы и нанести самые болезненные поражения именно в зоне ответственности Западного военного округа. За что его командир генерал Павлов был впоследствии расстрелян.
Была ли его вина определяющей в разгроме первых дней войны — историки спорят до сих пор.
Но точно известно другое — высокая мобильность немецкой армии, ее превосходство в воздухе и передовая тактика глубоких танковых охватов вряд ли вообще были преодолимы для всех армий того времени. Что показал пример падения мощнейшей державы Европы — Франции. А Британию от разгрома спасло только бегство ее войск на остров.
Советская армия пыталась учитывать опыт французского разгрома (это говорил и Сталин) но, как видим, не успела решить эту задачу ни тактически, ни технически. И, судя по всему, любого генерала ждала бы судьба Павлова, если бы Вермахт атаковал главными силами на его участке. И здесь уже вопрос не к тому, доверял ли Сталин разведке, а как он успел перевооружить и подготовить армию к войне нового типа. Судя по разгрому, который Советский Союз терпел от немцев в первые дни войны, — не успел и не подготовил.
Впрочем, нужно понимать, что разведка немцев тоже очень многое проиграла в той войне.
Как признавали немецкие генералы (в частности, Гальдер), они недооценили советский военный и промышленный потенциал. Говорил об этом в конце войны и сам Гитлер.
А ведь при нападении на Советский Союз он руководствовался данными своей разведки, которая рисовала СССР «колоссом на глиняных ногах». Гитлер позже предполагал, что это была намеренная дезинформация засевших в абвере британских агентов, которые спровоцировали его напасть на Россию и завязнуть в ней, вместо того чтобы сначала расправиться с англичанами.
А вот в случае с СССР главную роль в первоначальном разгроме сыграло не столько недоверие Сталина к разведке (хотя, безусловно, слишком поздний приказ о приведении войск в боевую готовность сыграл весомую роль в поражениях первых дней), сколько явное превосходство немецкой военной машины в 1941 году.
Однако, Советский Союз, в отличие от той же Франции, сумел выстоять после мощнейшего удара Вермахта и сорвать план «Барбаросса», согласно которому уже к концу лета немецкие войска должны были выйти на линию Архангельск-Астрахань. К этому времени немецкое наступление уже столкнулось с возрастающим сопротивлением советских войск и первоначальный план рухнул. А уже в конце 1941 года нацисты были разбиты под Москвой.