Нет сомнений, что оголтелый расизм и ностальгия по превосходству белой расы стали одними из основных мотивов толпы сторонников Трампа, которая 6 января вверх дном перевернула Капитолий.
Но на этом не должна заканчиваться дискуссия о причинах произошедшего. Есть и другие требующие обсуждения вопросы, которые не оправдывают (и никогда не смогут оправдать) насилие и погромы, но помогают нам лучше понять ту смертоносную силу, которая на прошлой неделе совершила нападение на конгресс и готова нанести новый удар.
В свете случившегося это может показаться пустяком, но насколько важно для нашей жизни недовольство белых мужчин без вузовского диплома? Насколько невозможность для них конкурировать на равных с людьми, стоящими выше них на социально-экономической лестнице, фрустрирует этих белых мужчин? Как объяснить им, что это происходит из-за отсутствия у них должного образования? Насколько критично снижение ценности брака? И имеет ли это вообще какое-то значение?
Насколько опасно сочетание пессимизма и злобы, которые вызваны снижением общественного положения и авторитета? Что может еще больше усилить существующее отчаяние, это чувство невосполнимой утраты? Насколько трудно той или иной группе, будь она расовой, политической или этнической, смириться с утратой власти и статуса? Что подталкивает людей к отчаянным действиям, что формирует у них готовность верить наглой лжи?
Я задавал эти вопросы самым разным экспертам. В этой статье изложены и проанализированы их ответы.
Преподаватель социологии Нью-Йоркского университета профессор Барт Бониковски (Bart Bonikowski) сказал об этом весьма откровенно:
Этнонационалистические сторонники Трампа хотят вернуться в прошлое, когда белые мужчины считали себя основой Америки, а меньшинства и женщины «знали свое место». Поскольку для этого надо разрушить существующий общественный порядок, многие готовы идти на крайние меры, включая расовое насилие и бунты. Их действия становятся еще более опасными из-за непоколебимой веры в собственную правоту, которую усиливает президент, Республиканская партия и конспирологи правого толка. Они считают, что находятся на правильной стороне истории, будучи истинными защитниками демократии, хотя своими действиями эти люди подрывают ключевые демократические институты и угрожают ее стабильности.
Есть свидетельства того, что многие белые американцы без высшего образования, попадая, как говорят психиатры, в «невольное подчинение» и сталкиваясь с «невольным поражением», недовольны утратой своего положения, а также тем, что в демократическом обществе их проблемы никто не замечает.
Социолог из Университета Джонса Хопкинса Эндрю Черлин (Andrew Cherlin) написал по электронной почте:
Они боятся оказаться не в центре внимания. Им страшно утратить свою значимость. Эти люди всегда обладали расовыми привилегиями, но ничего другого никогда не имели. У многих возникает ощущение, что их обошли вниманием, что их игнорируют. Трамп прислушивался к этим людям и говорил на их языке, а другие политики этого не делали. Он чувствовал их боль и поощрял их склонность объяснять эту боль расовыми проблемами. Они боятся снова стать «несуществующими», если к власти придет демократ или даже традиционный республиканец.
Черлин указывает на заявления 67-летнего пенсионера из Северной Каролины, работавшего ландшафтным дизайнером и присоединившегося 6 января к сторонникам Трампа на ступенях Капитолия. Этот человек сказал: «Мы здесь. Посмотрите на нас! Заметьте нас! Обратите на нас внимание!»
Белый шовинизм и откровенный расизм — это основные мотивационные факторы, а в сочетании с другими элементами они подталкивают людей к мятежу. Это мощная волна людского гнева, направленного конкретно против элиты. Это вызывающая привыкание жажда мести тем, кого эти люди считают виновниками своего отчуждения.
Такая смесь факторов делает особенно опасным бунт, участники которого захватили палату представителей и сенат, а в будущем она может спровоцировать новые формы насилия. Каждая из этих действующих сил способствует перемещению миллионов белых избирателей все дальше на правый фланг; а в совокупности они становятся толчком к тем деструктивным действиям, которые мы наблюдали на прошлой неделе в палатах американского конгресса.
«Людям и группам людей трудно, очень трудно смириться с утратой общественного положения и власти», — написал профессор школы бизнеса Хааса Калифорнийского университета в Беркли Кэмерон Андерсон (Cameron Anderson). Это самая острая проблема для тех, кто обладает высоким статусом и властью, отметил Андерсон. Далее он сказал:
Люди в целом очень болезненно относятся к угрозам своему статусу и к возможной утрате общественного положения. В ответ на эти угрозы у них возникает стресс, беспокойство, злоба, а иногда они даже прибегают к насилию.
Профессор психологии Калифорнийского университета в Беркли Дахер Келтнер (Dacher Keltner) в основном согласен с Андерсоном, рассказывая о том, как гнев и разочарование внесли свой вклад в захват конгресса. В основном эти чувства концентрируются в среде белых, которые видят, как ухудшается их положение в общественном порядке. Келтнер написал об интересующей нас группе людей:
Это та часть американских граждан, которые за последние 40 лет утратили наибольшую часть своей власти, которые недостаточно конкурентоспособны, чтобы поступить в колледж или получить высокооплачиваемую работу. У этих людей мало шансов завести семью, и они возмущены этим фактом. Вот они, на мой взгляд, как раз и участвовали в этом нападении [на Капитолий].
Он добавил, что когда на этих граждан оказывается давление, чтобы они отказались от власти, «люди этого типа прибегают к насилию и стремятся перекроить историю, дабы показать, что они не проиграли».
В сентябре 2020 года Келтнер и профессор психологии из Университета Британской Колумбии Линн Бринке (Leanne ten Brinke) написали работу под названием «Предполагаемые стратегии обретения и сохранения власти». В ней они утверждают, что «представители низших классов острее воспринимают угрозы по сравнению с людьми, обладающими более высоким статусом. Из-за этого им кажется, что в их среде существует больше враждебности».
Такая повышенная настороженность, продолжают Бринке и Келтнер, создает предвзятое мнение, когда люди с относительно низким социально-экономическим статусом видят во власть имущих угрозу и считают, что власть доминирует над ними. Таким образом они поддерживают теорию принудительной власти. Действительно, есть свидетельства того, что члены низших социальных классов более недоверчивы, чем представители высших классов, и что эта недоверчивость проявляется как раз в отношении представителей высших классов.
Иными словами, здесь налицо недовольство успешной белой элитой, что доказывает нападение на конгресс, где заседают преимущественно белые представители власти.
До Трампа многие люди, ставшие его сторонниками, страдали от того, что старший научный сотрудник Института Брукингса Кэрол Грэм (Carol Graham) называет «всепроникающей неудовлетворенностью, стрессом и безнадежностью», не имея возможности рассказать о своем положении.
Когда они теряли работу, распадались их семьи. У них не было никакой идеи, кроме классической американской мечты, в соответствии с которой наверх продвигается каждый, кто упорно трудится. Соответственно, эта идея косвенно подразумевала, что оказавшиеся позади и получающие государственные пособия просто неудачники, лентяи и зачастую представители меньшинств.
В декабре 2020 года Грэм и докторант Мэрилендского университета Серджио Пинто (Sergio Pinto) написали в своей научной статье:
Отчаяние и связанные с ним тенденции смертности концентрируются в среде тех, у кого нет высшего образования, и их уровень намного выше среди белых, чем среди меньшинств. Эти тенденции также имеют большой географический разброс, ибо население разнообразных в расовом и экономическом плане городских и прибрежных районов настроено более оптимистично, а показатели преждевременной смертности там ниже.
Но что же могло заставить толпу, в числе которой были не только члены радикальных организаций «Гордые парни» (Proud Boys) и «Бугалу Бойз», но и многие обычные американцы, которым нравится Трамп, ворваться в Капитолий?
Один возможный ответ заключается в том, что это мутировавшая форма нравственной убежденности в том, что снижение социально-экономического статуса есть результат несправедливых и порой безнравственных решений других людей, особенно из так называемой элиты.
В своей работе «Социальные и политические последствия нравственной убежденности» Линда Скитка (Linda J. Skitka) и Дж. Скотт Морган (G. Scott Morgan), преподающие психологию в Университете Иллинойса в Чикаго и в Университете Дрю, пишут: «Хотя нравственная убежденность создает мотивацию для нормативно-позитивного поведения (например, участие в голосовании, политическая активность), у нее может быть и темная сторона».
Далее Скитка и Морган утверждают:
Теракты 11 сентября, организованные «Синоптиками» взрывы в знак протеста против войны во Вьетнаме, этнические чистки в Боснии, убийства врачей, делающих аборты — мотивом для всего этого могли быть разные идеологические убеждения. И тем не менее, у этих действий есть общая черта. Люди, которые этим занимались, имели сильные нравственные убеждения. Кто-то может сказать, что такие действия подразумевают отказ от нравственных норм, но мы считаем, что в каком-то смысле они, наоборот, требуют сильных убеждений, нравственных обоснований и оправданий.
Профессор антропологии из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе Алан Пейдж Фиске (Alan Page Fiske), а также научный сотрудник школы управления Массачусетского технологического института Тейдж Шакти Раи (Tage Shakti Rai) в своей книге «Добродетельное насилие» (Virtuous Violence) приводят параллельный аргумент, отмечая, что насилие считается квинтэссенцией зла. Что это прототип безнравственности. Но анализ насильственных действий и обычаев в разных культурах на разных этапах истории доказывает прямо противоположное. Когда люди причиняют кому-то боль или убивают, они обычно считают, что обязаны так поступить. Они чувствуют, что с точки зрения морали правильно и даже необходимо применять силу и жестокость.
«В основном, — пишут Фиске и Раи, — насилие нравственно мотивировано».
Ключевым фактором, усиливающим состояние отчуждения и недовольство у многих белых представителей рабочего класса из числа сторонников Трампа, является неспособность этих людей получить высшее образование. Угнетают их и ограничения, мешающие им попасть на высокооплачиваемую работу и снижающие их предполагаемую «ценность» на рынке семьи и брака.
Профессор социологии Висконсинского университета Кристин Шварц (Christine R. Schwartz) и ее коллега из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе Роберт Мэр (Robert D. Mare) в своей работе «Тенденции ассортативного брака по уровню образования с 1940 по 2003 год» отмечают, что самым поразительным выводом их исследования стал тот момент, что «у людей с очень низким уровнем образования становится все меньше шансов создать семью».
Далее они пишут, что тенденции неравенства на нижних уровнях образования совпадают со снижением шансов на заключение брака между теми, кто не поступил в вуз и теми, кто более образован. Такие тенденции прослеживаются с 1970-х годов, когда реальные зарплаты у мужчин с низким уровнем образования снижались.
Преподаватель политологии и психологии из Миннесотского университета профессор Кристофер Федерико (Christopher Federico) рассказал о том, что образование и возможность найти работу играют ключевую роль в мобилизации малообразованных белых мужчин и в их дрейфе вправо:
Важным событием для белых работающих мужчин после окончания «Великой компрессии» в 70-е годы, когда стало меньше неравенства и больше рабочих мест, явилось то, что доходность образования и профессиональной подготовки стала намного выше.
Федерико утверждает, что в этих новых условиях на смену всеобъемлющей экономической безопасности пришел рынок труда, где
можно обрести достоинство, но его надо заработать посредством успеха на рынке или в предпринимательстве (так говорили правоцентристы Рейган и Тэтчер) или за счет получения высокого профессионального статуса (так говорят левоцентристы). Но совершенно очевидно, что такие пути доступны не всем, потому что в обществе ограниченное количество мест для капитанов бизнеса и высокообразованных специалистов.
Федерико отмечает, что в результате «на фундаменте образования и профессиональной подготовки может сформироваться групповое сознание». Менее образованные люди начинают считать, что в культурном плане они сильно отличаются от образованной прослойки общества, которая является более либеральной и космополитичной. В этом случае усиливается ощущение межгруппового конфликта.
Ни одна из этих сил не уменьшает ключевую роль межрасовой вражды и расизма. Но они усиливают расовое недовольство.
Профессор психологии Йельского университета Дженнифер Ричесон (Jennifer Richeson) написала, что существуют очень убедительные и надежные доказательства того, что увиденное нами на прошлой неделе отчасти является отражением тревоги, гнева и нежелания признавать Америку, в которой белые американцы (христиане) утрачивают свое господствующее положение (политическое, материальное и культурное). Я использую термин «господствующее положение», потому что это не просто утрата статуса. Это потеря власти. Более разнообразная в расовом, этническом и религиозном плане Америка, являющаяся к тому же демократией, требует от белых американцев признания интересов и озабоченностей расовых, этнических и религиозных меньшинств.
Ричесон продолжает:
Трамп воспользовался глубинными чувствами белых националистов, которые до его появления в политике и президентской кампании занимали в обществе периферийное положение. Трамп поставил в центр своей предвыборной повестки возвращение белым американцам чувства собственного достоинства и, следственно, решил лишить правомерности требования о расширении расового равенства. Причем как в правоохранительной деятельности, так и во всех прочих важных сферах американской жизни.
Профессор школы управления Йельского университета Майкл Краус (Michael Kraus) написал:
Расизм является ключевой составляющей для понимания того, почему такого рода насилие стало возможно. Есть и другие объяснения, скажем, пути, посредством которых расизм создает такие условия. Человек осознает свое положение в обществе в сравнении, и поэтому порой достижения других групп белые ощущают как собственное поражение. Последние 60 лет белые наблюдают, как меньшинства получают все больше политической власти, все больше возможностей в экономике и образовании. И хотя эти достижения сильно преувеличены, белые видят в них утрату своего коллективного статуса.
Профессор когнитивной психологии Эмили Джейкобс (Emily G. Jacobs), работающая в Калифорнийском университете в Санта-Барбаре, утверждает, что ключевым фактором в возникновении современного правого крыла является борьба за права: гражданские, женские, права геев:
По мере того, как все громче звучат голоса женщин, цветных меньшинств и прочих маргинализованных в прошлом групп, система взглядов на историю Америки все больше расширяется. Повествовательная линия белых мужчин не утратила своей актуальности, но ее недостаточно. А когда группа привыкших быть в центре внимания людей видит, что от них отвернулись телеобъективы, они расценивают это как угрозу собственному «я». Неудивительно, что после активизации движения «Жизни черных важны» резко выросло число сторонников конспирологической теории QAnon. Эта теория дает белым протестантам возможность возложить вину на плохих людей (вымышленных), а не на разрушенную систему. Источником страхов для сторонников такой конспирологии является ощущение собственной ненужности, и эта теория подтверждает их опасения. А еще она дает этим людям уверенность в своей правоте и ощущение признания.
Профессор политологии Университета Южной Калифорнии Джейн Юнхи Джунн (Jane Yunhee Junn) высказала свою точку зрения весьма откровенно:
Чернокожие во власти, женщины, сами решающие, когда и как им рожать, браки людей из ЛГБТ-сообщества, предоставление им отдельных уборных, дети в семьях однополых пар — все это противоречит естественному состоянию, как его понимает белый гетеро-патриархат (власть старых белых мужчин — прим. ред.). Это сфера, в которой мужчины, в особенности белые мужчины, стоят на вершине власти, занимая «принадлежащие им по праву» позиции выше женщин, цветных, представителей нехристианских религий (в США), и уж конечно, выше людей с сексуальными аномалиями (как они считают), таких как геи.
Профессор политологии Герберт Китшельт (Herbert P. Kitschelt) из Дюкского университета написал, что «по сравнению с другими передовыми странами, оказавшимися в процессе перехода к обществу знаний, Соединенные Штаты находятся в гораздо более уязвимом положении, сталкиваясь с мощным популистским вызовом с правого фланга».
Китшельт перечисляет некоторые причины такой уязвимости, которые объясняют текущие события.
Во-первых, отмечает он, разница между победителями и проигравшими в экономическом плане, показателем которой являются неравенство, бедность и уровень неграмотности среди преобладающего белого населения, в США гораздо значительнее, чем в большинстве других западных стран, и там нет сильной системы социальной защиты и социального обеспечения, чтобы помогать людям, страдающим от безработицы и бедности.
Другой важный фактор, который выделяет Китшельт, заключается в следующем.
Снижение статуса мужчины в семье в США проявляется заметнее, чем в Европе. Этот процесс ускоряется экономическим неравенством (мужчины опускаются еще ниже в меняющихся экономических обстоятельствах) и религиозностью (мужчины начинают активнее сопротивляться перераспределению гендерных ролей).
Китшельт пишет, что в отличие от большинства европейских стран, в США в 19 веке была гражданская война из-за рабства, там до 1960-х годов существовал системный расизм и власть белой олигархии, которые во многих отношениях сохраняются по сей день. У Европы нет такого наследия.
Вдобавок к этому, в Соединенных Штатах многие линии конфликта взаимно усиливают друг друга вместо того, чтобы ослаблять. Менее образованные белые имеют тенденцию сильнее придерживаться христианства и расизма, а также живут в тех районах, где меньше побудительных сил в экономике.
Предстоящие дни покажут, насколько далеко все это зайдет, но на данный момент в стране налицо все признаки гражданского бунта. Необычным этот бунт с исторической точки зрения делает то, что в его основе лежит лживое утверждение Трампа, заявляющего, что не Байден, а он победил на выборах. Рядом с ним идет и другая ложь: что выборы украли злоумышленники из обеих партий, а большинство конгрессменов в обеих палатах уже не выражает истинную волю народа.
В то же время из-за враждебного отношения левых к Трампу легко можно упустить из виду недостатки левоцентристской политической коалиции в США. Мне кажется важным то обстоятельство, что либералы, к числу которых я отношу и себя, имеют это в виду.
Политолог Бернард Грофман (Bernard Grofman) из Калифорнийского университета в Ирвайне написал об этом так:
Трамп не смог бы стать президентом, если бы демократы остались партией рабочего класса. Упадок профсоюзов шел одинаковыми темпами и при демократических, и при республиканских президентах. Я думаю, то же самое можно сказать и об утрате рабочих мест в производственной сфере по мере перемещения предприятий за рубеж.
По словам Грофмана, президент Обама отреагировал на жилищный кризис мерами поддержки кредиторов и связанных с ними финансовых учреждений, а не людей, терявших свое жилье. При Обаме не произошло роста заработной платы и доходов среднего и бедного классов. Различные пакеты помощи в связи с сovid-19 включают выплаты безработным, но крупному бизнесу они помогают в большей степени, чем малому бизнесу, который из-за карантинных мер терпит все большие убытки и лишения (а такие меры включают различные формы государственных привилегий).
По словам Грофмана, в итоге «не малообразованные избиратели изменили Демократической партии, а Демократическая партия изменила им».
Но здесь я должен процитировать Грофмана подробнее:
Более религиозные и менее образованные белые считают Дональда Трампа своим, хотя совершенно очевидно, что он человек привилегированный. Он защищает Америку как христианскую нацию. Он защищает английский как наш национальный язык. Он не стыдится заявлений о том, что государство должно быть прежде всего предано собственным гражданам, в первую очередь в том, как мы должны обращаться с негражданами, а во-вторых, в том, что наша внешняя политика должна опираться на доктрину «Америка прежде всего».
Он говорит на языке, доступном простому человеку. Он смеется над элитой, которая пренебрежительно называет всех его сторонников «кучкой достойных презрения людей» (выражение Хиллари Клинтон, которым она обозначила избирателей Трампа — прим. ред.), считает позволительным сокращать финансирование защищающей ее полиции и полагает, что важнее защитить улиток-дротиков, чем создать новые рабочие места (речь идет об истории со строительством плотины Теллико, из-за которого возникла угроза исчезновения этого вида улиток — прим. перев.). Он назначает судей, являющихся истинными консерваторами. Он больше верит в право на ношение оружие, чем в права геев. Он отвергает политкорректность, языковую полицию и идеологию политической сознательности, заявляя, что все это чуждо американским понятиям. А еще он обещает вернуть рабочие места, которые потеряли прежние президенты (от обеих партий), разрешив переместить предприятия за рубеж. В итоге он предлагает весьма последовательный и логичный набор убеждений и мер, которые привлекают многих избирателей, и которые он реализует лучше всех прочих республиканских президентов. У устроивших беспорядки в Вашингтоне сторонников Трампа есть общее убеждение в том, что он их герой, несмотря на все его недостатки, и что борьба с демократами есть священная война, которую надо вести всеми необходимыми средствами.
В итоге, пишет Грофман, попытки объяснить бунт в Капитолии одними только убеждениями демонстрантов ни к чему не приводят, так как здесь упускается главное. Да, они виновны, но они не пришли бы туда, если бы не республиканские политики, республиканские генеральные прокуроры и прежде всего президент, которые цинично преувеличивают, лгут, создают фальшивые конспирологические теории и демонизируют оппозицию. На самом деле обвинять и стыдить надо этих пособников враждебной толпы.