Министры говорят, что это просто болезнь роста. Но многим руководителям бизнеса кажется, что это больше похоже на хирургическую операцию на зубном канале — без анестезии.
Нужно обладать каменным сердцем, чтобы не разразиться хохотом, слушая тех, кто сейчас внезапно начал жаловаться на Брексит. Демократической юнионистской партии Северной Ирландии — этим энергичным спонсорам великого эксперимента с процветанием Соединенного Королевства — слегка поздновато жаловаться на то, что их предали. Я улыбнулся, когда Роджер Долтри (Roger Daltrey), вокалист группы The Who и убежденный сторонник выхода Великобритании из Евросоюза, присоединился к хору рок-звезд, недовольных тем, что новые визовые правила после Брексита могут похоронить их гастрольные перспективы в Европе. Долтри придется спеть самому себе песню «Won't Get Fooled Again», прежде чем перейти к песне «Boris the Spider» и «I Can't Explain».
Еще сильнее рвет душу картина того, как пресса правого толка внезапно осознает, что то дело, которое она так громко отстаивала, — это вовсе не нирвана, о которой они рассказывали своим читателям. Эти издания ликовали, когда Борис Джонсон похвастался сделкой по Брекситу, которую ему удалось заключить в канун Рождества, и провозгласил: «Это самый вкусный ("cakeist") договор». Соединенное Королевство мечтало получить все сладости и съесть их — получить все преимущества пребывания вне состава Евросоюза и одновременно с этим наслаждаться историческими преимуществами беспроблемных торговых отношений со своими ближайшими соседями.
Все те, кто знаком с Джонсоном и его излишне свободными отношениями с правдой, восприняли происходящее с весомой долей скептицизма. Рассмотрим ситуацию на примере упомянутого премьер-министром «торта» («cake»). Любой, кто попытается провезти торт со свежими взбитыми сливками через Ла-Манш, теперь рискует столкнуться с конфискацией этого самого торта на таможне, поскольку это молочный продукт. В репортаже одного голландского телеканала, который распространился в сети, показано, как пограничники конфискуют сэндвичи у автомобилистов, приехавших в Нидерланды из Соединенного Королевства. Один водитель соглашается отдать мясо из своего сэндвича, но просит разрешить ему оставить хотя бы хлеб. На что сотрудник пограничной службы говорит ему: «Нет, все будет конфисковано. Добро пожаловать в Брексит, сэр».
Комичные рассказы о путешественниках, которых лишают еды, — это относительно забавная сторона чрезвычайно серьезной истории. Билль о Брексите Бориса Джонсона уже вступает в силу, и этот билль чрезвычайно суров. За него расплачиваются рыбопромысловые флоты в Шотландии и некоторых графств Англии, чьи суда теперь стоят пришвартованные в портах, потому что они больше не могут экспортировать свой улов. За него расплачивается лондонский Сити (хотя многие британцы его недолюбливают, там все же работает около миллиона человек), который лишился сделок на миллиарды фунтов стерлингов из-за губительного влияния соглашения на финансовый сектор.
За него расплачиваются производители автомобилей, вынужденные закрывать часть своих предприятий, потому что они больше не могут вовремя завозить комплектующие из-за рубежа. За него расплачиваются производители мяса, потому что тонны британского мясного экспорта теперь гниют в европейских портах. За него расплачиваются многие британские предприятия — особенно небольшие предприятия, специализирующиеся на экспорте, которым тори постоянно признавались в любви, — поскольку теперь на их плечи легло тяжелое бремя и огромные издержки в результате той сделки, которую премьер-министр так торопился провести через парламент в конце года.
Вы наверняка помните, что одним из знаковых обещаний сторонников Брексита было то, что выход из Евросоюза станет по-настоящему освобождающим моментом. Смелая Великобритания, ведущая свободную торговлю, будет процветать, поскольку производители материальных благ освободятся от удушающих регуляторных оков Брюсселя. Между тем на самом деле Брексит привнес в жизнь экспортеров и импортеров огромное количество новых громоздких и обременительных бюрократических процедур. Британские компании оказались в тисках необходимости соблюдать новые нормативные требования, заполнять таможенные декларации, проводить оценки соответствия, подтверждать происхождение товаров и их безопасность для здоровья, выполнять требования НДС и нести при этом повышенные расходы на транспортировку. Хотя некоторые министры говорят о необходимости снизить требования к технике безопасности во имя «сокращения бюрократических проволочек» (даже работодатели не проявляют особого желания это делать), Брексит поймал британский бизнес в ловушку. Полагаю, Джейкоб Риз-Могг (Jacob Rees-Mogg) — человек, убежденный, что рыба, не имеющая возможности попасть на рынки стран Евросоюза, чувствует себя «счастливее» от осознания того, что она британская, — заявит, что оказавшиеся в тяжелом положении британские экспортеры должны испытывать патриотическую гордость, пока они будут задыхаться под гнетом бюрократической волокиты.
Международные компании не жалуются так громко, потому что зачастую они остерегаются вступать в конфликт с национальным правительством, и у них есть ресурсы, персонал и заводы, которые помогают им справляться с трудностями. Самое тяжелое бремя Брексита ложится на плечи более мелких предприятий, в которых в совокупности работает очень много людей и которые ведут торговлю с Европой. Как пишет мой коллега Тоби Хелм (Toby Helm), они полностью разбиты. Мир после Брексита настолько суров, что даже специалисты по торговле в британском правительстве рекомендуют пострадавшим британским предпринимателям перенести часть их операций за пределы Соединенного Королевства в Евросоюз. Это один из самых абсурдных моментов Брексита: британское правительство говорит британским компаниям, что единственный способ выжить — уволить британских рабочих и отдать их рабочие места ребятам по ту сторону ла-Манша.
Министры любят настаивать на том, что сейчас мы просто столкнулись с «болезнью роста», потому что экспортерам и импортерам необходимо привыкнуть к самым радикальным переменам в условиях торговли с нашими соседями со времен Маргарет Тэтчер, сыгравшей ключевую роль в создании единого рынка более 30 лет назад. Разумеется, неразбериха и «бутылочные горлышки» на границах, вызванные путаницей в документации, со временем сгладятся, потому что компании привыкнут к новым сложным процедурам. Однако многие из возникших проблем — это вовсе не временные трудности обряда перехода в храбрый новый мир, а скорее перманентные обязательства.
Резкое увеличение помех на границах и все связанные с ними издержки — это естественные следствия Брексита Бориса Джонсона. Те бюрократические дебри, с которыми столкнулись компании, влекут за собой дополнительные расходы. Этим компаниям происходящее вовсе не кажется «болезнью роста». Им это кажется скорее хирургической операцией на зубном канале без анестезии. Это было предсказуемым — и предсказанным — результатом решения вырвать Соединенное Королевство из единого рынка и таможенного союза. Аналитические центры, некоторые политики, некоторые руководители компаний и некоторые газеты — включая The Guardian — предупреждали о том, что возведение новых барьеров для торговли обернется потерей рабочих мест и инвестиций. Но стоит признать, что эта тема никогда не оказывалась в центре тех бурных дискуссий, которые окружали Брексит. Проповедники Брексита как правило отмахивались от аргументов о возможных последствиях для компаний, называя их незначительными по сравнению с темами уровня миграции и значения суверенитета. Сторонники членства в Евросоюзе отчаянно пытались донести до сознания общественности технические моменты предстоящего Брексита. Многие избиратели и многие политики воспринимали огромные преимущества, подаренные им единым рынком, как нечто само собой разумеющееся — до того самого момента, когда они внезапно исчезли.
Некоторые понимали, что придется заплатить высокую цену. Одним из таких людей был Борис Джонсон. Он знал достаточно о важности этого вопроса, чтобы врать об этом. В канун Рождества, когда он расхваливал свое соглашение с Евросоюзом, называя его фантастической новой главой в истории нашего острова, он заявил, что «не будет никаких нетарифных барьеров в торговле».
Это была совершенно очевидная ложь, что было понятно уже в тот момент, когда Джонсон ее произнес. Его правительство понимает, что после Брексита компаниям придется принять на работу в общей сложности 50 тысяч таможенных агентов. Согласно официальным данным, к моменту ухода Великобритании с единого рынка специалистов, прошедших соответствующую подготовку, было менее четверти от этого числа.
По оценкам британского Министерства по налогам и таможенным сборам, Брексит требует, чтобы британские компании ежегодно составляли 215 миллионов дополнительных — зачастую сложных — документов, и примерно столько же дополнительных документов должны составлять противоположные стороны в Евросоюзе. Затраты на это только для британского бизнеса достигнут примерно 7 миллиардов фунтов стерлингов в год. Если вы существенно усложняете и замедляете процесс экспорта и импорта товаров, одновременно существенно повышая издержки трансграничных сделок, совершенно очевидно, что объемы торговли уменьшатся.
Столкнувшись с тяжелым бременем, вызванным Брекситом, некоторые компании перестанут экспортировать свою продукцию в Евросоюз, потому что они попросту не будут получать никакой прибыли. Другие компании перенесут часть своих операций — а в некоторых случаях весь свой бизнес — из Соединенного Королевства в Евросоюз. Инвестиции, рабочие места и налоговые отчисления, которые могли бы приносить пользу Соединенному Королевству, вместо этого достанутся странам Евросоюза. Это уже происходит. Другие компании поймут, что Брексит сделал их нерентабельными. Столкнувшись с новыми издержками, они обанкротятся. Это в первую очередь коснется тех, кому уже было тяжело держаться на плаву из-за коронавирусного кризиса.
Британские компании проиграли европейским конкурентам. Британские предприниматели обанкротились. Британские рабочие места перекочевали в другие страны. Добро пожаловать в Брексит.