29 лет назад, четвертого июня, после объявления независимости от Чечни появилась Республика Ингушетия. Так она вернула себе статус, которым обладала на заре советской власти. Для ингушей это стало символом того, что они смогли вернуться на арену истории в современном мире, хотя в прошлом их земля и ее государственность часто притеснялись. Республиканские руководители старались свести это событие к фольклорным сюжетам и говорили о развитии республики исключительно в экономическом смысле.
Во многом из-за беспорядков на Северном Кавказе, Ингушетия остается одним из беднейших и нестабильных регионов России. Правда, в последние годы насилие спало, но протесты в Чечне время от времени захватывают и Ингушетию. По данным Human Rights Watch от 2008 года, республику дестабилизировала коррупция, преступления, в том числе похищения и убийства граждан органами безопасности), антиправительственные бунты, нападения на солдат и офицеров и ухудшение ситуации с правами человека. Ингуши, национальная группа коренных жителей Кавказа, называют себя «галгаями» (от ингушского «гала», то есть «крепость» или «башня»). Ингуши говорят на ингушском языке, на котором легко могут договориться с соседними чеченцами. Ингушское общество традиционно бесклассовое и основано на клановой системе и неписаных законах (сегодня в Ингушетии насчитывается около 350 кланов). Каждый клан и каждый член клана считаются равными. В отличие от соседних республик на Кавказе (за исключением Чечни), у ингушей никогда не было высших и низших в социальном плане членов общества. Сегодня почти все ингуши — мусульмане-сунниты.
Ингуши давно борются с русским доминированием и политической идеологией, исходящей от Москвы. В 20-е и 30-е годы в Ингушетии часто совершались покушения на коммунистических лидеров, и поэтому немало ингушей депортировали в Среднюю Азию. В качестве своеобразной мести, ингушские бунтовщики убили много офицеров армии и разведки в период с 1944 по 1977 год. В 90-е годы ингуши часто поддерживали чеченцев в борьбе против России, но в отличии от них не довели свою мусульманскую идентичность до крайности. Сегодня в Ингушетии по-прежнему ухаживают за древними церквями в знак уважения к прежней христианской истории. Сопротивление России ощущалось и в начале 2000-х годов. Тогда нападениям подвергались офицеры армии и разведки, а в 2004 году неудачное покушение было совершено на президента Ингушетии Мурата Зязикова, назначенного Москвой. Подобные нападения продолжаются и поныне, и террористические действия направлены против политических и военных лидеров в республике.
В 2009 году Россия назначила президентом Юнус-Бека Евкурова. Будучи выходцем из армейских кругов, Евкуров сумел стабилизировать обстановку в Ингушетии, но многие ингуши присоединились к антироссийским силам в Сирии, на Украине и в других странах. Евкуров запомнился договором о границе между Чечней и Ингушетией от 26 сентября 2018 года. По договору, Ингушетия передала Чечне 340 квадратных километров, то есть девять процентов своей территории. Договор вызвал большое возмущение у общественности и протесты в Ингушетии. Затем, 30 октября 2018 года, Конституционный суд Ингушетии постановил, что договор не имеет законной силы, так как изменения в территории Ингушетии необходимо утвердить на референдуме. Юнус-Бек Евкуров обратился в Конституционный суд России в Москве, который отменил решение местного суда в декабре 2018 года. Сразу после подписания спорного договора о границе по Ингушетии прокатились протесты, сопровождавшиеся конфликтами с полицией и задержанием активистов. Протесты начались снова в марте 2019 года. В разгар беспорядков Евкуров подал в отставку 24 июня 2019 года.
В сентябре 2019 года Верховный суд Республики Ингушетии закрыл Мусульманский центр Республики Ингушетии, так как его лидер, муфтий Иса Хамхоев, выступал против передачи десяти процентов Чечне по договору между лидерами ингушской и чеченской республик. Однако Хамхоев продолжил деятельность в качестве муфтия, читая проповеди в главной мечети республики и призывая бороться за ингушскую семерку и всех задержанных в ходе протестов против договора. В отместку республиканские суды назначали все большие штрафы на все более сомнительных основаниях в надежде заставить его молчать. Одно из последних и самых абсурдных обвинений касалось того, что муфтий якобы участвовал в незаконной миссионерской деятельности. Суд республики постановил, что Хамхоев является членом нелегального религиозного объединения, так как Мусульманский центр закрыт, а значит, у муфтия нет права публично рассуждать об исламе. Его адвокат Магомет-Басир Оздоев утверждает, что муфтий не нарушал закон своей миссионерской деятельностью, так как выступал только в мечети исключительно перед мусульманами. «Людьми одной веры». Таким образом, российский закон на него в этом случае не распространяется. По словам Оздоева, данное решение они обжалуют, как и остальные. Этот недавний шаг Магаса вызывает беспокойство не только потому, что неправомерно применил российский закон к миссионерской деятельности, но и потому что ясно: муфтию будет приходиться все труднее. По всей видимости, Магас и Москва именно этого и добиваются, но могут ужаснуться последствиям собственных действий. Хамхоев предан традиционному исламу и препятствует радикализации разных групп в своей республике. Если помешать его работе, то некоторые из них могут обратиться к радикальным муллам, что может ухудшить ситуацию в этой северокавказской республике. Но есть еще кое-что вызывающее тревогу. Хамхоев — главный, кто призывает соблюдать закон на всех протестах. Без его голоса, вполне вероятно, будущие протесты, скорее всего из-за приговора ингушской семерке, который ожидается вскоре, могут вылиться в беззакония. Москва и Магас могут выждать момент для подавления любого восстания, но при этом столкнутся с тем, что, если только их действия не будут значительно жестче, чем в других республиках и регионах, в ответ ингуши будут сопротивляться еще ожесточеннее — так, как власть совсем не ожидает.
Ингушский правозащитник Магомет Муцолгов в своей статье поднял важные вопросы, которые неизбежно ставит нынешняя годовщина. Он отмечает, что события 1992 года — дело рук «сотен истинных сынов и дочерей ингушского народа», а не инициатива нескольких политиков. Так издавна жила ингушская нация, и поэтому она способна восстановиться и после слияния с другой национальной республикой, и после депортации в Среднюю Азию, как в советские времена. Ингуши способны возрождаться как нация со своей территорией. Сегодня, по словам Муцолгова, все ингуши должны помнить, что их нация «много раз восставала практически из пепла, в который ее старались превратить тираны». Они все еще пытаются это сделать, но Ингуши способны выдержать все и вернуться, какими бы сильными ни были те, кто им противостоит.
В этот же день Илья Буяновский, московский блогер, повторил слова Муцолгова в интересном рассказе об ингушской столице Магасе, самом молодом (основан в 1994 году) и самом маленьком (13 600 жителей) региональном центре России в республике, которая по территории и населению намного меньше Москвы. «Ингушетия не только маленькая, но и узкая, и почти из каждой точки можно увидеть Осетию, Грузию и Чечню, а ее столица имеет исключительный статус сателлита намного большего города Назрани (125 тысяч жителей), который расположен всего в семи километрах», — говорит Илья Буяновский. Из-за небольших размеров республики ингуши ценят каждый квадратный мет своей земли, и они доказали свою способность выступать как единая нация. Хотя Ингушетия стоит на последнем месте по экономическому развитию, как отмечает блогер, у ее населения самая большая ожидаемая продолжительность жизни в России. В среднем ингуши живут до 82 лет. По словам блогера, возможно, самое важное для политического будущего Ингушетии то, что в ней проживает самое малое число этнических русских среди всех нерусских республик. Сейчас русские составляют там менее одного процента.
Москва разработала ряд программ, с помощью которых пытается предотвратить отъезд русских из республики и даже стимулируют возвращение этнических русских в Ингушетию, а также Дагестан и Чечню. Однако все попытки провалились, как говорят специалисты. Александр Черкасов, российский правозащитник, говорит, что эти программы с самого начала были обречены на провал, поскольку в них не учли многолетние тенденции в данном регионе. Кроме того, Москва слишком часто с готовностью верила лживым донесениям местных руководителей, тем самым допуская ухудшение ситуации. Максим Шевченко, российский журналист, который специализируется на кавказской тематике, говорит, что программы могли бы работать, если бы Москва сосредоточилась на создании условий для определенных групп русских, в том числе учителей и врачей, и предприняла шаги для обеспечения этих условий в дальнейшем. Но никто этим не занимался, и поэтому исход русских из этих республик продолжился и даже ускорился. По словам московского специалиста по исламу Алексея Малашенко, из-за условий в регионе вероятность того, что России удастся мотивировать русских вернуться, постоянно снижается. Северокавказские общества становятся все более традиционными, а проживающие там русские чувствуют себя все более неуютно. Отрасли промышленности, ради которых русские когда-то приезжали в этот регион, приходят в упадок, и в городах вокруг предприятий, в которых и проживают этнические русские, теперь доминируют нерусские группы. В результате получается, что русский вопрос не нашел адекватного отражения в современной политике России.