Ни одно событие XXI века не повлияло на Соединенные Штаты и их роль в мире так сильно, как 11 сентября 2001 года. Террористические атаки разрушили десятилетия относительного спокойствия после холодной войны и разбили иллюзию, что история закончилась триумфом ведомой Америкой глобализации. Масштабы ответной реакции США кардинально изменили американское правительство, внешнюю и внутреннюю политику и общество таким образом, что до сих пор продолжают вызывать потрясения. Только видя крайности такой реакции, американцы могут понять, во что превратилась их страна и куда ей нужно идти.
Трудно переоценить — а на самом деле легко и недооценить — влияние катастрофы 11 сентября. По любым меркам, «война с террором» была крупнейшим проектом периода американской гегемонии, который начался с окончанием холодной войны — периодом, который сейчас уже подходит к своему закату. В течение 20 лет борьба с терроризмом была главным приоритетом политики национальной безопасности США. Механизмы управления был изменены так, чтобы вести бесконечную войну внутри страны и за рубежом. Основные функции государства — от организации иммиграционной службы и строительства государственных объектов до практического осуществления внутренней политики стали в значительной степени секретными, как и другие аспекты повседневной жизни: путешествия, банковские операции, удостоверения личности и т.д. Соединенные Штаты использовали военную силу в Афганистане, Ираке, Ливии, Пакистане, на Филиппины, в Сомали, Йемене и ряде других стран. Терроризм стал важной проблемой почти во всех двусторонних и многосторонних форматах отношений Вашингтона с миром.
Война с террором также изменила американскую национальную идентичность. После распада Советского Союза Соединенные Штаты были страной, лишенной объединяющего чувства цели, которое порождала холодная война. Исчезла ясность идеологической борьбы между капиталистической демократией и коммунистической автократией. После 11 сентября президент Джордж Буш возглавил стремление к объединению американской идентичности и направил его на борьбу за формирование нового поколения. Он заявил, что война с террором будет находиться на одном уровне с эпохальной борьбой против фашизма и коммунизма.
Выдвижение Бушем контртерроризма как всеобъемлющей, глобальной и межпоколенческой войны создавало эффективную форму лидерства после беспрецедентной национальной трагедии, но оно и неумолимо вело к чрезмерным и непредвиденным последствиям. Правительство США вскоре злоупотребило своими полномочиями контроля, задержаний и допросов террористов. Войны в Афганистане и Ираке превратились в нечто большее, чем просто уничтожение Аль-Каиды.* Американская демократия стала так тесно завязанной на милитаризацию режима в стране, что подорвала здоровье общества дома и нашу легитимность за рубежом. Победы, которые нам обещал Буш и его администрация, и которые нам без устали предсказывали консервативные СМИ так никогда и не материализовались, что подрывало доверие американцев к правительству и провоцировало активный поиск внутренних «козлов отпущения». Ура-патриотический национализм, возникший сразу после 11 сентября, превратился в коктейль из страха и ксенофобии, который в конечном итоге породил президента Дональда Трампа, который на словах заявил о прекращении войн за границей и перепрофилировал риторику войны с террором на борьбу со своими врагами внутри страны.
У Соединенных Штатов теперь есть президент, более искренне приверженный прекращению «вечных войн» Америки. Решимость президента Джо Байдена сделать это демонстрирует его решение вывести американские войска из Афганистана и, что еще более ясно — глобальная повестка дня его администрации. В первом обращении Байдена к Конгрессу США в апреле и в речи, которую он произнес на саммите G-7 в июне, терроризм был вытеснен задачами искоренения пандемии коронавируса, борьбы с изменением климата, возрождения демократии и подготовки Соединенных Штатов и их союзников к изнурительному соревнованию с наступающим Китаем. Спустя 20 лет Байден предпринимает шаги, чтобы переместить страну в новый исторический период: эпоху после событий 11 сентября 2001 года.
Тем не менее обширная инфраструктура войны с террором остается на месте, и ее приоритеты продолжают влиять на организацию правительства США, развертывание вооруженных сил США, операции разведывательного сообщества США и поддержку Вашингтоном автократических режимов на Ближнем Востоке. Как и в случае с администрацией Обамы, эти реалии ограничивают способность Соединенных Штатов решительно отойти от эпохи после 11 сентября, возглавить глобальное возрождение демократии и укрепить международный порядок, основанный на принятых нормах и правилах. Такой разворот потребует более радикальных шагов: реконфигурации или демонтажа ставших привычных в США после 11 сентября методов управления и изменения мышления, густо замешанного на соображениях «супер-безопасности», которое в конечном счете поощряло авторитаризм как внутри страны, так и за рубежом. Правительство США не может положить конец войнам навсегда, если оно предназначено для борьбы с ними; она не может оживить демократию, если демократия постоянно приводит к проигрышу из-за компромиссов в области национальной безопасности.
Между тем, то, что сегодня представляют собой Соединенные Штаты и то, что значит сегодня быть американцем, вызывает гораздо больше споров, чем когда нация рефлекторно сплотилась после событий 11 сентября 2001 года. Споры об американской идентичности стали настолько острыми, что страна стала более уязвимой для тех видов насильственного экстремизма, для предотвращения которых и была выстроена ее политика после 11 сентября. Было время, когда смертоносное нападение на Капитолий было бы отрезвляющим сигналом к действию; сегодня это интерпретируется в основном через призму клановой политики, с характерным для нее правым отрицанием и отклонением. Та же Республиканская партия, которая возглавила создание системы государственной безопасности стоимостью в несколько триллионов долларов после 11 сентября, сейчас даже не хочет расследовать то, что произошло 6 января.
В этом контексте одним из способов пересмотреть цель Соединенных Штатов в мире — и изменить американскую идентичность дома — было бы сосредоточение внимания на конкуренции с Коммунистической партией Китая. Это соперничество — одна из главных проблем в политике США, которая определяет широкое двухпартийное согласие. И есть веские причины для беспокойства по поводу КПК. В отличие от Аль-Каиды, у нее есть альтернативный взгляд на государственное управление и общество, а также у нее имеются возможности переделать большую часть мира в соответствии со своими собственными целями. По иронии судьбы рост глобального влияния Китая быстро ускорился после 11 сентября, поскольку в тот период Соединенные Штаты были слишком поглощены своей борьбой с терроризмом и Ближним Востоком. Что касается геополитического влияния, КПК получила большую выгоду от этой американской войны с террором. В этой связи есть веские причины опасаться того, чем может закончиться конфронтация между США и Китаем. Определение целей Соединенных Штатов в мире и американской идентичности с помощью новой конструкции «мы против них» рискует повторить некоторые из самых ужасных ошибок войны с террором.
Океанский лайнер
Президент Барак Обама называл правительство США «океанским лайнером»: массивное, неповоротливое сооружение, которое трудно повернуть, если оно движется в определенном направлении. После 11 сентября администрация Буша повела корабль новым курсом и придала мощный импульс его движению. Аппарат национальной безопасности был переориентирован на борьбу с терроризмом: были созданы огромные новые бюрократические структуры, были перерисованы организационные схемы, предоставлены новые полномочия, переписаны бюджеты, изменены приоритеты. После того, как американские войска разгромили талибов в Афганистане в 2001 году, в Вашингтоне воцарилось безумная эйфория. Глобальное влияние США никогда не казалось более сильным, и действенность политики жесткой борьбы с терроризмом была вновь подтверждена на промежуточных выборах 2002 года, когда Республиканская партия захватила контроль над Конгрессом. С тех пор Соединенные Штаты занимаются уборкой обломков, оставшихся после того прохода «океанского лайнера».
Сегодня страны, которые пережили наиболее интенсивные боевые действия в войне с террором, погрязли в конфликтах различной степени. Афганистан возвращается к состоянию гражданской войны и господству Талибана,* которое предшествовало 11 сентября 2001 года. Ирак пережил длительное внутренне восстание, которое породило Аль-Каиду в Ираке (АКИ), которая позже превратилась в Исламское государство* (также известное как ИГИЛ); страну по-прежнему раздирают межобщинные противоречия и опутывает иранское влияние. Ливия, Сомали и Йемен не имеют центральной власти и ведут жестокие квази-войны при поддержке различных посредников. Безусловно, после событий 11 сентября здесь существовала необходимость в военных действиях США, и определенные угрозы требуют военного ответа до сих пор. Тем не менее, реальное развитие ситуации в этих странах демонстрируют пределы эффективности военного вмешательства и вызывают неудобные вопросы о том, не было бы, в конечном итоге, людям в этих странах лучше без него.
Цена войн после 11 сентября оказалась ошеломляющей. Более 7000 военнослужащих США погибли в Афганистане и Ираке, более 50000 были ранены в боях и более 30 000 американских ветеранов конфликтов после 11 сентября покончили с собой. Погибли сотни тысяч афганцев и иракцев, а 37 миллионов человек, по оценкам проекта «Расходы на войну» Университета Брауна, были перемещены из-за конфликтов после 11 сентября, в которых участвовали силы США. В денежном выражении стоимость этого американского военного участия, в том числе и по содержанию его бывших участников, приближается к 7 триллионам долларов.
Контртерроризм также поглотил неисчислимую часть и так весьма ограниченной производительной способности правительства США — от времени и внимания президента и высокопоставленных чиновников до укомплектования штатов и расстановки приоритетов в агентствах. Подумайте, что еще Соединенные Штаты могли бы сделать с этими ресурсами и эффективностью своего государственного аппарата за последние два десятилетия, когда страна изо всех сил пыталась идти в ногу с изменением климата, эпидемиями, растущим неравенством, технологическими сбоями и уменьшением влияния США — особенно в тех местах, которые попали под соблазн растущего экономическим влияния КПК и китайских обещаний улучшения инфраструктуры.
Конечно, стороной, которая собственно и спровоцировала войну с террором, была Аль-Каида. После 11 сентября Соединенные Штаты и другие страны столкнулись с риском дальнейших катастрофических террористических атак и были вынуждены соответствующим образом реагировать. К их чести, американские военные и разведывательное сообщество уничтожили Аль-Каиду и ликвидировали ее лидера Усаму бен Ладена. ИГИЛ аналогичным образом откатилось назад в ходе кампании, которая включала ограниченное присутствие США на местах. Мой личный опыт общения с американцами, которые реализуют политику США по борьбе с терроризмом, породил у меня восхищение многими из них. Они храбро служили своей стране при разных администрациях с разными приоритетами, помогая предотвращать нападения и спасать жизни людей. Определенно созданные тогда элементы контртеррористического аппарата страны были необходимы.
Эта реальность, однако, не может затушевать огромных эксцессов и неправильных оценок рисков, которые определили реакцию Вашингтона на 11 сентября. Террористические атаки, на предотвращение которых страна потратила триллионы долларов, вызвали бы лишь небольшую долю смертей по сравнению с теми, которых можно было бы избежать применением более эффективных мер против covid-19 или минимальных мер по ужесточению оборота оружия, которые были заблокированы Конгрессом, или лучшей подготовкой к смертоносным погодным катаклизмам, усугубляемым изменением климата. Но всем этим пренебрегли или фактически «перевели в тупик» отчасти из-за неумеренной зацикленности Вашингтона на терроризме. Масштаб издержек — и утраченных возможностей — понесенных нами в войнах после 11 сентября предполагает, что стране нужна структурная перестройка, а не просто изменение курса.
Легко начать, трудно завершить
Начиная с президента и ниже, почти все высшие должностные лица администрации Байдена сыграли свою роль в усилиях администрации Обамы по выводу Соединенных Штатов из войн после 11 сентября 2001 г. — сложной и политически опасной задачи, которая в конечном итоге сократила численность американских войск. в Афганистане и Ираке с почти 180 000 в 2009 году до примерно 15 000 к 2017. А во время второго срока Обамы глобальная повестка дня Вашингтона выглядела примерно так, как Байден описал ее в своем обращении к «Большой семерке»: организация мира для борьбы с изменением климата, укрепление глобальной системы здравоохранения и поворот в сторону Азии, наряду с линией на сдерживание реваншистской России.
Однако оглядываясь назад, становится ясно, что администрация Обамы, критики которой обычно винят ее в чрезмерной сдержанности, на самом деле ошиблась в противоположном направлении, излишне поддерживая аспекты проекта после 11 сентября. Рост численности американских войск в Афганистане в 2009 году затянул войну, несмотря на уменьшение реальной отдачи от военных действий. Расширенное использование боевых дронов привело к тактическим успехам, но закрепило возможность безнаказанно убивать людей во многих странах. Примирение с авторитарными союзниками, включая саудовский режим, развязавший катастрофическую войну в Йемене, подорвало американскую демократическую риторику. После того, как Трамп вступил в должность, его администрация направила десятки тысяч американских солдат на Ближний Восток для противостояния Ирану, ослабила ограничения, призванные уменьшить количество жертв среди гражданского населения, отбросила опасения по поводу прав человека, и полностью замирилась с автократическими союзниками и партнерами, сняв приоритеты с вопросов борьбы с изменениями климат и глобальных проблем здравоохранения.
Ясный урок нам состоит в том, что просто скорректировать направление движения «океанского лайнера» будет недостаточно — Байден и Конгресс должны в корне изменить его. Возьмите изменение климата. При Обаме усилия по достижению Парижского соглашения по ограничению глобального потепления опирались на скудный климатический опыт, разбросанный по агентствам, и небольшую часть ресурсов по сравнению с теми, что были выделены Конгрессом на борьбу с терроризмом. Белый дом Обамы пошел на все, чтобы связать этот климатический опыт с механизмом внешней политики США — управлением двусторонними и многосторонними отношениями, необходимое для достижения чего-либо существенного в международной политике. Как только к власти пришла администрация Трампа, эта нарождавшаяся приоритетность климатической повестки дня была остановлена. То же самое произошло с офисом Белого дома, занимающимся противопандемическими мероприятиями, который Обама создал после вспышки Эболы в 2014 году. Трамп закрыл этот офис, превратив его в слабосильный департамент, ориентированный на уничтожение: механизм подготовки к борьбе с эпидемиями был в смысле слова поглощен инфраструктурой войны с террором.
Сегодня команда Байдена имеет «фору» в виде наличия доказательств того, что за два десятилетия акцент на терроризме исказил национальные приоритеты, вызвав растущую обеспокоенность общественности по поводу пандемий, потепления климата и вызовов со стороны Китая и России. Чтобы по-настоящему расставить приоритеты в этих вопросах, Байден и его союзники-демократы в Конгрессе должны работать над тем, чтобы демонтировать некоторые части правительственных механизмов, созданных после 11 сентября. Разрешение Конгресса на использование военной силы от 2001 года, которое применялось для юридического обоснования широкого спектра военных интервенций после 11 сентября, должно быть отменено и заменено гораздо более узким документом, со встроенным в него положением о завершении таких интервенций еще до окончания срока полномочий Байдена.
Атаки с применением боевых дронов должны перестать быть обычным делом и применяться только в обстоятельствах, когда правительство США готово публично раскрыть и оправдать свои действия. Глобальная позиция вооруженных сил США должна отражать уменьшение приоритетности Ближнего Востока; Пентагон должен сократить чрезмерное присутствие американских войск в регионе Персидского залива, которое усилилось в годы правления Трампа.
Чтобы сделать постоянным акцент на таких вопросах, как изменение климата и глобальное здравоохранение, администрация Байдена должна увеличить федеральные инвестиции в чистую энергию, обеспечение готовность к пандемиям и глобальную безопасность в области здравоохранения и должна сопровождать эти расходы крупными реформами. Например, такие агентства, как Государственный департамент и Агентство США по международному развитию, должны наращивать свой опыт работы с климатом, а разведывательное сообщество и военные должны выделять больше ресурсов на понимание и реагирование на по-настоящему экзистенциальные опасности, угрожающие американцам.
Команда Байдена наверняка столкнется с сопротивлением этим шагам, точно так же, как администрация Обамы часто плыла против течения американской политики. Усилия по закрытию дорогостоящей и морально ущербной тюрьмы США в Гуантанамо на Кубе, были заблокированы членами Конгресса от обеих партий. Циничная крайность реакции республиканцев на атаку 2012 года на объекты США в Бенгази в Ливии, сочетала растущую склонность к ультраправым теориям заговора с попытками республиканцев делегитимизировать любую внешнеполитическую инициативу, поддерживаемую Демократической партией. Ядерная сделка с Ираном, направленная на предотвращение как появления иранского ядерного оружия, так и еще одной возможной войны, оказалась более спорной (и вызвала меньшую поддержку Конгресса), чем в свое время санкционирование неограниченной войны в Ираке.
Тем не менее, Байден вынужден переживать период после Трампа, после пандемии. Следование Республиканской партии идеям трампизма явно поставило под угрозу жизни американцев и разрушило претензии партии на правильность своей внешней политики, продвигающей американские ценности. Байден и его команда уникально подходят для того, чтобы доказать общественности, что они более надежны, компетентны и способны обеспечить безопасность страны и укрепить ее демократию.
Для этого Соединенные Штаты должны отказаться от мышления, подрывающего демократические ценности. Рассмотрим опыт Мохамеда Солтана, американца египетского происхождения, который участвовал в протестах 2011 года на площади Тахрир. Он приветствовал падение египетского диктатора Хосни Мубарака и последовавшие за этим демократические преобразования. Но после того, как в 2013 году в результате военного переворота был свергнут избранный президент Египта Мохамед Морси, Солтан присоединился к протестующим на каирской площади Рабаа. Силы безопасности открыли огонь, в результате чего погибло не менее 800 человек. Солтан был ранен. Затем он был заключен в тюрьму, подвергнут пыткам, а следователи подстрекали его к самоубийству. Но он объявил голодовку, которая длилась почти 500 дней, и сопротивлялся давлению вербовщиков из ИГИЛ, которым было разрешено войти в его камеру. Он был освобожден только после личного обращения Обамы к египетскому диктатору Абдель Фаттаху ас-Сиси.
Этот антиутопический сценарий свидетельствует о неэффективности внешней политики США после 11 сентября, которая предоставляет миллиарды долларов военной и экономической помощи жестокому режиму, позволяющему вербовщикам ИГИЛ бродить по его перенаселенным тюрьмам, способствуя той самой радикализации, которая оправдывает как жестокость режима, так и помощь со стороны США. Война с террором всегда была в состоянии войны сама с собой. Соединенные Штаты субсидируют репрессии в Египте, при этом признавая на словах демократические ценности, точно так же, как Вашингтон продолжает продавать оружие правительству Саудовской Аравии, которое подавляет инакомыслие и ведет жестокую войну в Йемене. Неслучайно поэтому, что правительства ключевых партнеров США в войне с террором — не только Египта и Саудовской Аравии, но также Израиля и Турции, среди прочих — после 11 сентября стали более репрессивными, что способствовало нарастающей волне авторитаризма по всему миру, которую Соединенные Штаты хотят остановить.
Возрождение глобальной демократии несовместимо с постоянной глобальной войной с террором. Баланс компромиссов должен измениться. Военная помощь США должна быть обусловлена уважением прав человека. Вашингтону следует отказаться от своего лицемерия, которое слишком долго давило на американскую внешнюю политику.
Война у себя дома
Война с террором не только усилила авторитарные тенденции повсюду в мире, она сделала то же самое и в самой Америке. Все эти выверты эпохи после 11 сентября отрицательно повлияли на собственную американскую политику национальной безопасности и идентичности, исказив представления о том, что значит быть американцем, и стирая различие между критиками и врагами.
После терактов 11 сентября правый политический аппарат и средства массовой информации своей парадигмой «мы против них» вызвали гнев против тех американцев, которые не были достаточно привержены войне с террором, и раздули угрозу вторжения исламских «чужеродцев». Но по мере того, как теракты 11 сентября отступили в памяти и стало ясно, что никаких великих побед в Афганистане или Ираке не произойдет, представления об этих «чужеродцах» изменились. Страх перед терроризмом и теории заговора о «ползучем шариате» сменился разжиганием ненависти перед иммигрантами на южной границе, гневом на спортсменов, которые встали на колени во время исполнения государственного гимна в знак протеста против насилия со стороны полиции, и теориями заговора по любому поводу — от Бенгази до фальсификаций с выборами. При этом чаще всего эти явления были направлены на различные меньшинства.
По иронии судьбы, это перенаправление ксенофобских течений в политике страны после 11 сентября в конечном итоге привело не к активизации борьбы с терроризмом, а к его разжиганию. Всем нам памятны события, когда белые националисты набросились на демонстрацию в Шарлоттсвилле и убили 11 человек в синагоге «Древо жизни» в Питтсбурге. Это способствовало возникновению когда-то немыслимых авторитарных сценариев. Когда сограждан безжалостно называют врагами государства, даже в условиях Америки может стать реальностью жестокое восстание.
Когда сверхдержава принимает на вооружение воинственную разновидность национализма, эта политика также распространяется по всему миру. Эксцессы политики США после 11 сентября были перенаправлены авторитарными властями в других странах, чтобы атаковать своих политических оппонентов, ослаблять гражданское общество, контролировать СМИ и расширять власть государства под видом борьбы с терроризмом. Конечно, это делал не Вашингтон. Тем не менее, точно так же, как американцы должны реагировать, когда президент России Владимир Путин предается каким-либо действиям, чтобы оправдать свои злоупотребления, им не следует беспечно игнорировать и чрезмерный контроль в своей своей собственной стране, и воинственный национализм, который подрывает усилия Вашингтона противостоять Путину, защищать демократические ценности и укреплять порядок, основанный на принятых нормах и правилах.
Как и Путин, президент Китая Си Цзиньпин приветствовал войну Америки с террором как образец репрессий и оправдание своих злоупотреблений. В 2014 году уйгурские террористы убили десятки человек в Синьцзян-Уйгурском автономном районе в западном Китае. Китайские государственные СМИ назвали тогда эти теракты «11 сентября в Китае». Си призвал чиновников КПК следовать американскому сценарию после 11 сентября, начав репрессии, которые в конечном итоге привели к тому, что миллион уйгуров будет брошен в концентрационные лагеря. Как сообщается, на встрече в 2019 году Трамп сказал Си, что содержание уйгуров в лагерях было «совершенно правильным поступком».
Хотя ничто в реакции Соединенных Штатов на 11 сентября не приближается к масштабам репрессий КПК, комментарий Трампа был далеко не единственным оправданием, которое КПК могла бы найти в эпоху после 11 сентября. В годы после 11 сентября несколько уйгуров содержались в американской тюрьме в Гуантанамо. Никто не был признан виновным в терроризме и не представлял серьезной опасности для Соединенных Штатов. Когда Обама попытался закрыть тюрьму в начале своего президентства, был план освободить нескольких уйгурских заключенных и оставить их в Соединенных Штатах, чтобы показать, что американское правительство готово внести свой вклад, тем более, что эти уйгуры не могли быть безопасно репатриированы в Китай. Предложение Обамы было встречено гиперболическим неприятием, что привело к введению ограничений, которые помешали закрытию тюрьмы. Республиканский сенатор Линдси Грэм из Южной Каролины и сенатор Джо Либерман, независимый от Коннектикута, возглавили обвинительную кампанию, выпустив совместное заявление, в котором утверждалось, что уйгуры «имеют радикальные религиозные взгляды, которые затрудняют им ассимиляцию с американским населением». Это заявление, прозвучало в точности как пропаганда КПК в отношении ее действий в Синьцзяне.
Американцы по праву гордятся традициями своей страны, касающимися ее глобального лидерства и ее стремления быть «сияющим градом на холме», который подает пример всему миру. Но почему они думают, что другие последуют их примеру только тогда, когда он отражает положительные ценности и качества? Когда американцы вторгаются в другую страну без уважительной причины, поддерживают автократию из соображений удобства и клеймят меньшинства в своей собственной стране, они не должны удивляться, что другие страны копируют эти проступки или используют их для оправдания своих авторитарных эксцессов.
Американцы должны противостоять этой неудобной реальности не потому, что Вашингтону следует сдать свои позиции в мире, а потому, что он не может уступить поле деятельности таким лидерам, как Путин и Си. Соединенные Штаты должны соответствовать тому лучшему, что они демонстрируют в качестве лидера свободного мира. В конечном счете, это самый важный урок, который американцы должны извлечь из периода после 11 сентября 2001 года. Восстановление американского лидерства требует восстановления примера американской демократии как основы внешней и национальной политики безопасности Соединенных Штатов.
Больше нас, меньше их
Все эти уроки необходимо применить к усиливающейся конкуренции с Китаем. Байден оправдывает огромные затраты на инфраструктуру, указывая на необходимость доказать, что демократии могут превзойти контролируемый государством капитализм КПК. Конгресс вкладывает значительные ресурсы в науку и технологии, чтобы идти в ногу с китайскими инновациями. Белый дом Байдена предлагает ввести новую промышленную политику, которая будет благоприятствовать определенным сильным отраслям промышленности США, и усовершенствовать режимы экспортного контроля, чтобы разобраться в важнейших цепочках поставок, связывающих Соединенные Штаты и Китай. Расходы США на оборону все больше зависят от будущих непредвиденных обстоятельств, связанных с участием Народно-освободительной армии в мировой гонке вооружений. Государственный департамент уделяет приоритетное внимание укреплению союзов США в Азии и расширению контактов с Тайванем. Вашингтон становится все более критичным по отношению к нарушениям прав человека в Китае в таких местах, как Гонконг и Синьцзян. В области торговли, технологий и прав человека Соединенные Штаты работают с партнерами и через многосторонние организации, такие как «Большая семерка» и НАТО, чтобы создать как можно более прочный единый фронт против Китая. Эти усилия создадут собственные политические стимулы и давление; они также создадут импульс для расширения ресурсов и эффективности работы правительства США. Уже сейчас чувствуются элементы изменения курса «океанского лайнера».
Тем не менее, хотя каждая из этих инициатив имеет собственное оправдание, было бы ошибкой просто сосредоточиться на «них» — курсе, который может спровоцировать новую волну националистического авторитаризма, подобного тому, что отравлял американскую политику в течение последних 20 лет. Лучше сосредоточить больше внимания на «нас» — на создании демократии, достаточно устойчивой, чтобы выдерживать долгосрочное соревнование с конкурирующей политической моделью, на формировании консенсуса среди мировых демократий и на том, чтобы подавать лучший пример миру.
В дополнение к поставке в мире дорогостоящих услуг, таких как инфраструктура, американская демократия должна быть укреплена и наполнена новой силой. Защита права голоса и укрепление демократических институтов у себя дома должны быть краеугольным камнем демократического примера Соединенных Штатов. Решение проблемы неравенства и расовой несправедливости в Соединенных Штатах продемонстрировало бы, что демократии могут приносить пользу каждому в мире. Искоренение коррупции, которая пронизывает финансовую систему США, поможет очистить американскую политику и перекрыть ресурсы, которые текут к автократам в других странах. Прекращение потока дезинформации и разжигания ненависти в социальных сетях США могло бы сдержать радикализацию и подорвать позиции авторитаризм. В течение 30 лет правительство США ставило экономические интересы выше прав человека в отношениях с КПК, как и многие американские компании, культурные учреждения и отдельные лица. Это должно кардинально измениться — не из-за геополитической оппозиции Вашингтона Пекину, а из-за поддержки Соединенными Штатами демократических ценностей дома и во всем мире.
Мир — сложное, а иногда и опасное для жизни место. Соединенные Штаты должны громко заявлять о себе, чтобы защитить свои интересы. Но эпоха после событий 11 сентября должна определяться не конфронтацией со следующим врагом, а скорее возрождением демократии как успешного средства человеческой организации. Чтобы заменить войну с террором более подходящим проектом для поколений, американцы должны руководствоваться тем, за что они выступают, а не тем, против чего они борются.
Бен Родс — с 2009 по 2017 год работал помощником советника президента США по национальной безопасности в администрации Обамы. Автор книги «После грехопадения: как быть американцами в мире, который мы создали».
* — террористические и экстремистские организации, запрещенные в РФ, прим. ред.