The Spectator (Великобритания): что подорвало могущество «Нью-Йорк таймс»?

«Нью-Йорк таймс» вступила в цифровую эру под давлением обстоятельств. В 2011 году газета учредила платный доступ в рамках бизнес-модели на основе платной подписки. Ставка делалась на желание читателя платить за качественную журналистику. Шаг довольно рискованный, и поначалу он казался неоправданным: после всех сложностей 2014 года компания сократила сотню человек из отдела новостей.

Артур Сульцбергер, готовившийся сменить отца на посту издателя «Нью-Йорк Таймс», запустил внутрикорпоративный «отчет об инновациях». В нем однозначно говорилось, кто виноват. Работа журналиста, говорилось в отчете, больше не сводится к выбору, освещению и публикации новостей. Чтобы уравновесить «устойчивый спад» доходов от рекламы из-за перехода на цифровые технологии, должна рухнуть стена, разделяющая службу новостей и коммерческий отдел. «Нелегкая работа по расширению аудитории ложится непосредственно на отдел новостей», — говорится в отчете, поэтому руководству необходимо «поощрять репортеров и редакторов на продвижение своих историй».

Разумеется, журналисты всегда знают свою аудиторию и приспосабливаются к их вкусам и запросам, будь то осознанно или нет. Но предложить журналистам сотрудничать с аудиторией для создания «пользовательского контента», как говорится в отчете, — совсем другое дело. Отчет об инновациях предвосхитил новое направление развития газеты: переход на цифровые носители перед угрозой исчезновения/упразднения.

«Таймс» инвестировала в новые сервисы по подписке — такие, как NYT Cooking и NYT Games, и включила в свою практику интерактивные события, помощь в устройстве конференций для интересующихся той или иной темой людей, а также организацию познавательных выездов за рубеж для молодых и не очень клиентов. Газета наняла рекламное агентство для внутрикорпоративной работы и стала разрешать компаниям спонсировать определенные направления практикуемой в издании журналистики. Сотрудников просили сопровождать рекламодателей на конференциях и адаптироваться к коммерческим условиям работы, чего многие редакторы старой закалки делать не желали. Тогдашний главред Джилл Абрамсон воспротивилась нововведениям и была уволена.

А затем появился Трамп. Еще будучи кандидатом в президенты США, он критиковал прессу, называя ее представителей «врагами народа», а «Нью-Йорк Таймс» — позором журналистики за преднамеренное искажение фактов. Однако отношения между прессой и Трампом носили взаимодополняющий характер: Трамп извлекал выгоду из широко распространенного мнения о том, будто освещающие американскую жизнь журналисты смотрят на обычных людей свысока (и не ошибся). Когда же он не оправдал возложенных на него либеральной прессой ожиданий стать лишь формальным кандидатом в президенты, либеральные СМИ набросились на него. И они так и не смогли остановиться.

Выходки Трампа во время предвыборной кампании 2015-16 годов оказались для проблемной медиаиндустрии "золотым дном". По оценкам, Трамп получил бесплатное освещение своих выступлений на сумму около 2 миллиардов долларов, а это вшестеро больше, чем у любого из его соперников на республиканских праймериз. Это стало началом пути Трампа к победе в 2016 году, но извлек из этого выгоду не он один.

Исполнительный директор и президент американского телеканала CBS Лесли Мунвес говорил, что заявления Трампа «может, и плохи для Америки, зато чертовски хороши для CBS». В случае победы на тех выборах Хиллари Клинтон, MSNBC потерпела бы 30-процентные убытки, а благодаря победе Трампа их удалось избежать. Согласно просочившимся в прессу аудиозаписям, президент CNN призывал Трампа баллотироваться и даже давал советы о том, как выиграть дебаты, несмотря на организованную его каналом масштабную антитрамповскую кампанию.

Ненависть к Трампу привлекла огромное количество зрителей и читателей к ранее испытывавшим трудности изданиям, каналам и передачам. Журналисты не нуждались в наставлениях относительно распространения информации о Трампе, ведь они и сами воочию видели, как активно народ просматривает, «лайкает» и «репостит» материалы. Отпала необходимость разрушать остатки стены между коммерческим и редакционным отделами. Это произошло само собой.

«Нью-Йорк таймс» сыграла важную роль в обосновании либеральными СМИ их стратегии по негативному муссированию имени Трампа, снова и снова указывая на его «дефектность» как президента. Когда Трамп, наконец, победил в 2016 году, далекие от жизни депрессивных регионов страны либеральные СМИ попросту не могли уразуметь: как могут люди считать, что Трамп лучше Клинтон? Ведь в голосующих за левых и за либералов местностях, где распространяются либеральные СМИ, такое и вправду трудно представить и объяснить. Поэтому журналисты стали искать альтернативные объяснения его победы.

16 ноября 2016 года компания «БаззФид» опубликовала отчет, из которого следовало, что среди пользователей Фейсбука за последние три месяца избирательной кампании фейковые новости оказались популярнее (более миллиона репостов, лайков и комментариев), чем «Нью-Йорк таймс», «Вашингтон Пост», «Хаффингтон Пост» и «ЭнБиСи ньюз» вместе взятые. Отличная история для либеральных СМИ — она подтверждала, что несогласные с ними не только неправы, но и глупы, раз верят во всякую чушь. Куда менее охотно они сообщали об уверенности двух из трех демократов в том, что Россия повлияла на результат подсчета голосов в день выборов, чему нет никаких доказательств.

Фигурировать в американских СМИ Россия будет постоянно. Вбейте в строку поиска на сайте «Нью-Йорк таймс» слова «Трамп» и «Россия» — и вы полỳчите более 15 000 результатов, начиная с 2015 года. Проделайте аналогичную операцию на сайте «Вашингтон пост» — появился 27 000 записей. Не прекратился поток раскрученных историй об имеющемся у русских компромате на Трампа и его развлечениях с эскортницами; о продаже группой под названием «Кэмбридж Аналитика» «психологических профилей» американцев обладателю самого толстого кошелька; и об отображенных в налоговых декларациях связях Трампа с Россией, а также о конфликтах в области национальной безопасности. Все они оказались если не ложными, то весьма недостоверными.

Будучи нарушением профессиональной этики, это было манной небесной с точки зрения конечного результата, особенно для «Нью-Йорк таймс». За последний квартал 2016 года издание обзавелось армией в 276 000 онлайн-подписчиков (почти на 100 000 больше по сравнению с 2015 годом). В 2017 году новые пользователи принесли газете 340 миллионов долларов (на 46% больше, чем годом ранее). Таким же 46-процентным ростом может похвастаться и «Фейсбук», а вот у «Гугл» он вдвое меньше. В 2019 году NYT заполучила более миллиона одних лишь онлайн-подписчиков, а их общее количество достигло 5,2 миллиона. Благодаря Трампу компания на год раньше выполнила план по цифровым доходам на 800 миллионов долларов на 2020 год.

Благодаря Трампу издание активно пользовалось бизнес-моделью, которую первой предложила компания «Фейсбук». В мае 2020 года газета объявила, что отказывается от сторонних маркетинговых данных, поскольку необходимость в сторонних помощниках по оценке аудитории просто-напросто отпала. В настоящее время «Нью-Йорк таймс» обладает достаточным количеством собственных данных (о возрасте, семье, уровне образования, гражданском состоянии, интересах, роде деятельности и уровне деловой активности, доходах, имуществе и денежных средствах), чтобы продавать их напрямую рекламодателям.

Был еще один не менее важный момент, который «Таймс» успешно переняла у «Фейсбук». В 2018 году, на пике президентства Дональда Трампа, ее отдел анализа и обработки данных запустил проект по прогнозированию эмоционального воздействия статей издания. Они выбрали 1 200 читателей и попросили их оценить эмоциональный отклик на предложенные статьи, выбрав из следующих чувств: скука, ненависть, интерес, страх, надежда, любовь и счастье. Представители выборки были молодыми людьми с хорошим образованием — типичная для рекламодателя целевая аудитория.

Результат исследования мало кого удивил: эмоции стимулируют вовлеченность. «Во всех отношениях значительно лучшие результаты показали статьи, вызвавшие наиболее яркий эмоциональный отклик в категориях 'любовь', 'печаль' и 'страх'», — сообщила группа. С целью монетизации результатов эксперимента команда создала алгоритм машинного обучения искусственного интеллекта, который предсказывал бы эмоции человека после прочтения каждой отдельной статьи. Теперь издание продает эту информацию рекламодателям, а те могут выбирать из восемнадцати эмоций, семи мотивирующих факторов и ста тем, которые должны ассоциироваться у целевой аудитории с конкретной рекламой.

«Выявив связь между содержанием и эмоциями, мы успешно повысили вовлеченность и превысили ориентировочные показатели IAB в шесть раз, — с гордостью заявляет рекламный сайт „Нью-Йорк таймс". — Компании могут таргетировать рекламу на конкретные статьи, которые, согласно нашим прогнозам, должны вызвать у читателей определенные эмоции, а также подтолкнут их к определенным действиям». По состоянию на апрель 2019 года вышеозначенный алгоритм сгенерировал 50 рекламно-информационных кампаний, обеспечив более 30 миллионов просмотров и высокие результаты по доходам.

Если вам интересно узнать, что вызывает эмоции образованной либеральной элиты США, зайдите на сайт «Нью-Йорк Таймс». Судя по репортажам последних лет, список возглавляют Трамп и расизм.

После выборов 2016 года бестселлерами стали книги наподобие «Элегии Хиллбилли» Джея Ди Вэнса, поскольку ошеломленные либералы жаждали понять, как кому-то могло прийти в голову проголосовать за Трампа. Некоторое время казалось, что американским элитам действительно под силу справиться с классовым вопросом, но вскоре осталось лишь одно простое и правдоподобное объяснение: избиратели Трампа были расистами.

Либеральные СМИ инициировали все новые исследования, якобы «доказывая» ложность классовой концепции: мол, Трампа выбрали в основном из-за экономических трудностей. «Вашингтон пост», «Нью-Йорк таймс», «Атлантик» и «Вокс» назвали его избирателей расистами. Снова и снова повторялась идея о том, что теперь к ним больше не нужно хорошо относиться, и в ней сквозило облегчение! Эта фраза помогла журналистам освободиться от внутренних сомнений, которые возникают у любого честного репортера при осознании причинения беспокойства и без того притесняемым слоям населения. Здесь всего одна проблема: это все неправда.

Многие из поддержавших Трампа белых избирателей дважды (в 2008 и в 2012 годах) голосовали за Барака Обаму, первого чернокожего президента. Социолог Муса аль-Гарби разумно задался вопросом, почему так вышло, если ими двигал расизм?

Реальность такова, что в 2016 году Трампу не удалось мотивировать белое население прийти и проголосовать за него. Проголосовать за него пришло меньше белых избирателей, чем за Митта Ромни в 2012 г. Куда большего успеха Трамп добился с латиноамериканцами и азиатами, а также получил максимальную среди всех республиканцев долю голосов чернокожих, начиная с 2004 года. В 2020 серьезная тенденция к повышению сохранилась.

Трамповский расизм не остановил его сторонников, многих и без того раздражали эмоциональные и сумасбродные речи президента. Проводившиеся в 2020 году опросы выявили, что даже наиболее убежденные поклонники Трампа — те, кто считает, что у него украли последние выборы, — в 2024 году предпочли бы ему некоего гипотетического трамписта, озадачившегося вопросами либеральной демократии.

Правда в том, что причин, которыми люди руководствовались, когда отдавали голоса за Трампа, было много, причем законных. Для выступающих против абортов протестантов, к примеру, главным мотивирующим фактором было его обещание назначить консервативных судей. На других повлияла его приверженность принципу свободы вероисповедания, которая помогла заручиться значительной поддержкой среди ортодоксальных евреев. Независимым во взглядах людям импонировала его антивоенная позиция. А малообеспеченные избиратели были под впечатлением от его несогласия с заключенными США катастрофическими торговыми сделками.

Достаточно было пообщаться с любым из избирателей Трампа, чтобы узнать о двигавших ими причинах, но журналисты ведущих американских изданий себя этим не обременили и позволяли себе изображать этих людей в карикатурном виде и давать о них неверное представление. Когда журналисты «Нью-Йорк Таймс» все-таки решились на интервью, то нашли повод обвинить их всех в расизме.

Эта было неотъемлемой частью куда более масштабной тенденции в эпоху до Трампа, когда либеральные СМИ с их растущей зависимостью от интернет-рекламы, членских взносов и количества подписчиков пропагандировали одержимость расовой принадлежностью, к чему с одобрением относились зажиточные читатели. Так за последние несколько лет построенная на идеологической борьбе в области культуры бизнес-модель обернулась ярко выраженной моральной паникой.

Это знает любой журналист, работающий в ведущих печатных средствах массовой информации, поскольку паника эта усиливается соцсетями с их безжалостными шейминг-кампаниями. С этим сталкивались многие журналисты, но чтобы подавить инакомыслие, не нужно отсеивать всякого, кто не придерживается общепринятой точки зрения. Через какое-то время люди замолкают сами. Кто добровольно согласится подвергаться унижению со стороны тысяч незнакомцев, когда можно просто помолчать?

Когда-то давным-давно требование говорить правду «беспристрастно и объективно» входило в должностную инструкцию журналиста «Нью-Йорк таймс». Сегодня такой подход вполне может стоить журналисту работы. Люди, чья задача состоит в выпуске авторитетных публикаций, регулярно капитулируют перед требованиями толпы в соцсетях.

В качестве примера можно привести случай, произошедший в сентябре 2018 года, когда был объявлен список гостей ежегодного фестиваля, организуемого журналом «Нью-Йоркер». Туда вошли голливудские знаменитости Джим Керри, Мэгги Джилленхол и Джадд Апатоу, а также Стив Бэннон, главный стратег избирательной кампании Дональда Трампа в 2016 году и альтернативно-консервативный политический активист, который объявил свой веб-сайт «Брейтбарт» платформой для альт-правых расистов и националистов.

«Я безусловно хочу задать ему ряд трудных вопросов и вступить в серьезный и даже агрессивный разговор», — заявил в интервью NYT главный редактор «Нью-Йоркера» Дэвид Ремник. Однако шанса ему не представилось. Не прошло и получаса после публикации статьи с сообщением о приглашении Бэннона, Апатоу, Керри и многие другие объявили о своем намерении бойкотировать мероприятие в знак протеста. Ремник вычеркнул имя Бэннона из списка менее чем через 12 часов после его объявления. Уж больно бурной оказалась реакция в соцсетях и неодобрение сотрудников, как объяснил Ремник в электронном письме.

Британский журнал «Экономист» с этим не согласился. В тот же день, когда Ремник отменил приглашение Бэннона, главный редактор Занни Минтон Беддоус объявила, что Бэннон выступит на организуемом ее изданием фестивале «Открытое будущее» (Open Future). «Мистер Бэннон поддерживает мировоззрение, несовместимое с либеральными ценностями, которые всегда поддерживал 'Экономист', — написала Беддоус. — Будущее обществ открытого типа будет определяться не единомышленниками, разговаривающими друг с другом в некой герметичной среде, а посредством воздействия беспристрастной полемики на мнения и отдельных лиц».

Но плотину американской журналистики уже прорвало. В настоящее время для редакторов существующих изданий стало нормой уступать возмущению не только читателей, но и собственных сотрудников. Вот что так шокирует в контексте всей этой сверхкритичности американской журналистики. Дело не в том, что онлайн-активисты пытаются использовать свои полномочия для навязывания определенных взглядов, а в том, что давлению теперь поддаются в том числе журналисты старшего возраста — те, кому положено быть более разборчивыми.

Убийство Джорджа Флойда 25 мая 2020 года раскачало эту панику до максимума. С тех пор либеральные СМИ увольняют репортеров, редакторов и даже учредителей, лишь бы успокоить активизировавшиеся левые силы. Сузились границы приемлемого дискурса. Людей увольняют на основании расхождения во взглядах с цветнымы и недостаточного содействия чернокожим женщинам. В феврале 2021 года «Нью-Йорк Таймс» выгнала многоопытного научного репортера Дональда Макнила после того, как произнес «слово на букву 'н'» в ответ на вопрос студента о том, можно ли его использовать в шутку. Вместо того, чтобы бороться за Макнила, профсоюз сотрудников издания заявил о неприемлемости расистской риторики вне зависимости об обстоятельств.

Рассказывая о неспособности профсоюза побороться за своего сотрудника, газета Washington Free Beacon отмечала, как много кадров NYT происходят из богатых семей и что лишь малое количество может полагаться на предоставляемые профсоюзом гарантии трудовой занятости. В статье был сделан вывод о том, что защита трудящихся уступила место дефенестрации, особенно когда речь идет о нарушении запретов состоятельных сторонников прогрессивных взглядов. Все это вышло за рамки культурной войны между борющимися с расизмом сторонниками социального равенства и справедливости и ратующими за объективность консервативными журналистами. Такая классовая война между высокообразованными молодыми элитами и их опытными среднеобеспеченными коллегами, которые заслуживают увольнения лишь за оскорбление их тонкой душевной организации.

Или взять ту же Бари Вайс. «Таймс» наняла ее в 2017 году с четким указанием находить и публиковать заявления консерваторов и инакомыслящих. Но на протяжении трех лет, что Вайс писала и редактировала статьи для газеты, данное предписание не просто стало невозможным, но превратилось в табу. В газете уже победила одержимость политикой идентичности, а степень ограниченности возможностей говорить на взрывные темы выросла непомерно.

«Идентичность — единственная существующая призма; все должно быть привязано к расе и полу», — рассказала мне Вайс о принципах работы «Нью-Йорк таймс». Нанятая с целью бросить вызов традиционности взглядов, в «Таймс» госпожа Вайс столкнулась с общественным порицанием. Некоторые коллеги отказались с ней разговаривать, другие стали «сабтвитить» ее, то есть публиковать посты без упоминания ее имени, но очевидно имеющие отношение именно к ней, причем делали это люди, сидевшие всего в нескольких рабочих местах от нее. Неодобрение переросло в откровенные издевательства, в Твиттере коллеги называли ее лгуньей. В корпоративном мессенджере «Слэк» кто-то даже поставил рядом с ее именем эмодзи «топор».

А потом появилась она — статья сенатора Тома Коттона.

После смерти Джорджа Флойда на улицы вышли миллионы протестующих, потрясенных той жестокостью, свидетелями которой стали. Но праведный гнев быстро перерос в моральную панику с фокусом на расовую принадлежность. Подобно убежденности родителей 80-х в сатанинских наклонностях соседских детей, игравших по подвалам в «Подземелья и драконы», сегодняшние богатые белые либералы позволили «экспертами» вроде Робина Дианджело убедить себя в том, что расизм скрывается за улыбками — и слезами — белых людей, посещающих тренинги и семинары по разнообразию, справедливости и интеграции в отчаянной попытке доказать всем, что расистами они не являются.

На деле именно из-за вышедших на улицы миллионов американцев эта паника и стала возможной. Ведь это форма массовой истерии, возникающая в тот момент, когда люди начинают верить в некую угрожающую их ценностям и безопасности враждебную силу. Но здесь требуется определенный уровень единомыслия относительно того, какое именно зло эта враждебная сила в себе несет. Иными словами, именно свежеобретеный консенсус о порочности расизма и перенес новую этику с культурного фронта в область моральной паники.

Всеобщее отвращение к злодеяниям Дерека Шовина и его осуждение в непреднамеренном убийстве — вот доказательства этого нового консенсуса, однако СМИ пришли к противоположному выводу. Причем вполне ожидаемо, с учетом их ключевой роли в нагнетании моральной паники с помощью излюбленных инструментов: вымысла, преувеличения и искажения фактов.

Еще раз: без средств массовой информации и порождаемого ими социального консенсуса моральная паника невозможна. Власть прессы все еще огромна, несмотря на низкую популярность. И на протяжении последних лет она все активнее использует эту власть для ведения культурной войны от собственного имени, в особенности посредством раздувания моральной паники вокруг связанных с расизмом злободневных вопросов.

Неудивительно и то, что огромную роль в ее формировании сыграла «Нью-Йорк Таймс». Ее бизнес-модель тесно связана с моральными нормами богатых белых либералов. Как следствие, весной 2020 года она и сама попала под раздачу, в результате чего к тому времени, как все улеглось, работу потеряли пять человек.

Протесты после убийства Джорджа Флойда начались вполне безобидно, но вскоре приняли насильственный оборот. Соцсети наводнили фотографии беспорядков, грабежей и поджогов. В вечерних новостях транслировались интервью убитых горем частных предпринимателей на фоне некогда принадлежавших им сгоревших зданий. В ночь на 31 мая ситуация резко ухудшилась, беспорядки охватили всю страну, а ранним утром следующего дня появились сообщения о том, что президент Трамп вынужден был на время укрыться в подземном бункере.

И тогда сторонник Трампа сенатор Том Коттон отправился на студию канала «Фокс ньюc», чтобы обсудить ситуацию. Он признал тревожность обстоятельств смерти Джорджа Флойда и заверил в том, что уважает право людей на мирный протест. Также он подчеркнул необходимость прекратить беспорядки, анархию и грабежи, в связи с чем президент Трамп должен задействовать закон о подавлении восстаний и развернуть в городах вооруженные силы с целью оказания поддержки местным правоохранительным органам. Позже Коттон написал в Твиттере: «Анархия, бунты и грабежи должны закончиться сегодня же к вечеру» и «Мы задействуем все, что потребуется для восстановления порядка. Никакой пощады бунтовщикам, анархистам, погромщикам и грабителям.»

Формулировка «все, что потребуется» хоть и была довольно резкой, но с ней согласилось большинство американцев, включая многих чернокожих. Именно поэтому при планировании публикации одной редакционной и двух обзорных статей с критикой применения Законf «О противодействии мятежным действиям», раздел мнений NYT также подобрал статью с аргументами «за». Когда Коттон опубликовал материал об угрозах Твиттера заблокировать его аккаунт, один из старших редакторов предложил ему в качестве альтернативы выскзаться относительно Закона о восстании.

Первые наброски сенатора произвели на редакцию сильное впечатление — он называл оправдания насилия построенными на «возмутительной равнозначности, согласно которой в нравственном плане бунтовщики и мародеры приравниваются к законопослушным участникам мирных протестов». Также Коттон призывал не путать большинство тех, кто пытается протестовать мирно, с бандами правонарушителей и негодяев. Согласно его утверждениям, президент имеет право использовать закон «О противодействии мятежным действиям» для задействования армии в том случае, если губернаторы самостоятельно с беспорядками и грабежами не справятся.

Черновик Коттона претерпел ряд изменений, а именно проверку на наличие фактологических ошибок, правку, техническое редактирование и форматирование. Было совершено несколько телефонных звонков в офис сенатора; строки вычеркивались, формулировки уточнялись. К моменту готовности статьи к публикации над ней работало как минимум семь человек. 3 июня статья была окончательного утверждена старшим редактором раздела мнений и опубликована на веб-сайте «Нью-Йорк Таймс».

Вот тут-то шумиха и началась. В мессенджере «Слэк» группа под названием Black@NYT заявила, что материал подвергает опасности чернокожих сотрудников; и сделано это было с целью заострить внимание на усилиях представителей леворадикального расового активизма, как выразился Бен Смит. В Твиттере стали постить скриншоты статьи Коттона с подписью: «Чернокожие сотрудники 'Нью-Йорк таймс' в опасности». Точно так же поступили журналисты из каждого отдела самой газеты. Позже профсоюз журналистов заверил сотрудников в том, что все посвященные безопасности труда формулировки защищены законом.

Тысячи пользователей присоединились к журналистам NYT в твиттере. А все сторонники решения «Таймс» опубликовать статью не упускали случая упомянуть, что их назвали расистами. Более тысячи сотрудников издания подписали письмо протеста издателю Артуру Сульцбергеру. Всего за один час было отменено рекордное количество материалов. Республиканка-активистка Александрия Окасио-Кортес требовала ответов.

Люди, чья работа состоит в том, чтобы отделять факты от вымысла, самостоятельно мыслить и принимать собственные решения на основании конкретных обстоятельств, объединились и запостили в Твиттере одно и то же предложение — правда, не для пояснения фактов, а с целью обхода правил внутреннего трудового распорядка. Наиболее влиятельные и важные журналисты страны уступили навыки критического мышления обладателям более широких полномочий, а именно профсоюзу журналистов и негодующей толпе в соцсетях. К тому времени, когда тысячи белых репортеров, словно зомби, последовательно ретвиили эти посты, расстояние между «Это одобренные профсоюзом формулировки выражения нашего несогласия» и «Чернокожие журналисты точно обречены» сначала сократилось, а потом и вовсе исчезло.

Старший редактор отдела редакционных статей и комментариев «Нью-Йорк Таймс» Джеймс Беннетт попытался объяснить решение опубликовать нашумевшую статью своим коллегам сначала на следующий день, а затем в ходе онлайн собрания трудового коллектива.

«Мы опубликовали доводы Коттона отчасти потому, что обязались знакомить читателей 'Нью-Йорк таймс' с полемикой по таким важным вопросам, как этот, — заявил Беннет. — Если бы мы публиковали только те мнения, с которыми согласны редакторы вроде меня, это подорвало бы репутацию и независимость издания 'Нью-Йорк таймс' и стало бы предательством по отношению к тому, что я считаю нашей основной задачей, — не указывать вам, что думать, а помочь разобраться в ситуации самостоятельно».

Резонанс в соцсетях был велик. «А если бы он написал: 'Остановите ублюдков!', вы бы это тоже опубликовали?» «Подай в отставку и посади на свое место чернокожую женщину! «Будет ли ваше издание по тому же принципу публиковать статью с политическим оправданием геноцида?» «А давайте какой-нибудь многообещающий политк напишет материал под названием 'Майн кампф', ведь читатели так отчаянно нуждаются в контраргументах».

Подмена фактов иллюзиями заставила газету напечатать собственной ответ на ситуацию, причем та статья пестрела ошибками. В частности, был неверно изложен тезис коттонского материала, мол, он хотел направить военных «для подавления протестов», но только в том случае, если «бунтовщики превосходят численностью объединенные силы полиции и Национальной гвардии». Единственным редактором ответной статьи был назначен 25-летний сотрудник Адам Рубинштейн, а многие другие о ней якобы и не знали.

«Таймс» выставила Рубинштейна злоумышленником-одиночкой и размахивала его именем, как красной тряпкой перед быком. Толпа не заставила себя долго ждать — ответная реакция оказалась серьезной и быстро переросла в антисемитские оскорбления. В результате ему вменили ответственность и за статью Коттона тоже. За Рубинштейна не вступился ни один из сдавших материал старших редакторов. Феерическое пренебрежение нормами трудовой этики, а дальше — больше.

«Мы тщательно изучили саму статью и весь процесс, который предшествовал ее публикации, — заявила пресс-секретарь „Таймс". — Анализ выявил, что виной всему — допущенная перед публикацией спешка, а сам материал совершенно не соответствует нашим стандартам». Необоснованное предположение об ошибочности статьи вместо признания того, что в ней просто высказалось мнение, которое не понравилось людям, из маленькой лжи переросло в массовое заблуждение.

Издатель «Нью-Йорк Таймс» г-н Сульцбергер поначалу статью поддерживал. Но во время собрания трудового коллектива он уступил давлению и извинился перед коллегами. Исполнительный редактор Дин Баке выразил гордость той солидарностью, что проявили друг к другу сотрудники издания. А над статьей Коттона теперь красуется большое примечание редактора, начинающееся словами: «После публикации данный очерк вызвал резкую критику со стороны многих читателей (а также сотрудников нашего издания), в результате чего редакторы пересмотрели как сам материал, так и процесс редактуры. На основании этого критического анализа мы пришли к выводу, что статья не соответствует нашим стандартам и не должна была публиковаться».

В тот же вечер Беннетта уволили, а его заместителя Джима Дао перевели в другой отдел. Рубинштейн покинул газету спустя полгода после скандала. Послание было четким: публикация мнений, с которыми не согласны сторонники левых взглядов, происходит на страх и риск конкретного журналиста. С вами могут согласиться 6 из 10 избирателей и 37 процентов чернокожих американцев, но несогласие журналистов в Твиттере может стоит вам работы. Коттон, может, и был близок к президенту, за которым оставалось решение о привлечении войск, но теперь сотрудники некогда уважаемой «Нью-Йорк Таймс» будут сами решать, публиковать ли мнения всяких там сенаторов. И если бы им пришлось заставить сотни тысяч людей принять на веру некую фантастическую версию реального положения дел, причем в качестве морального принципа, именно так они бы и поступили.

Под негативное воздействие попадают не сторонники идеи привлечения армии для содействия неспособной справится с бунтовщиками полиции, а скорее общественность и журналисты, чья работа требует подчиниться стремлению к справедливости и правде. Основной удар приходится именно на дискуссии среди широких слоев населения, ведь нам отказывают в возможности прояснить суть разногласий, заставляя от них прятаться.

Эти ценности имеют решающее значение с точки зрения не только журналистики, но и демократии и свободы. «Нью-Йорк таймс» когда-то их разделяла, но не теперь. Разногласия, вызванные статьей Коттона, положили начало новой эпохе. Он стал последним республиканским чиновником, удостоенным публикации на страницах раздела мнений. На протяжении шести месяцев перед важнейшими выборами в жизни американцев, как их неоднократно называла сама газета, мы не увидели ни одного материала с объяснениями причин, по которым люди голосовали за Трампа. Как сказал мне знакомый с принципами работы данного раздела человек, теперь подобного рода редакционная статья обречена столкнуться «с непреодолимыми препятствиями».

В июле 2020 года Бари Вайс с помпой покинула «Таймс». «Твиттер хоть и не входит в редакционную коллегию газеты, но стал ее главным редактором, — написала Вайс в заявлении. — Сюжеты выбирались и подавались таким образом, чтобы удовлетворить самую незначительную часть аудитории, вместо того, чтобы позволить любознательной публике читать о мире, а затем делать собственные выводы». Описав травлю со стороны коллег, Вайс заключила: «В наши дни газетчик не добьется похвалы, отстаивая принципы. Напротив, он еще может стать живой мишенью.»

Охота на недостаточно активных борцов с расовыми предубеждениями превратилась в амплуа «Нью-Йорк Таймс». Она публикует статьи, в которых с расизмом связывает даже вино и серфинг, а также заявляет, что пришло время «деколонизировать ботанические коллекции», избавив их от «структурного расизма». Чего стоит одна только статья о девушке, которую выгнали из колледжа за опубликованное однокурсником видео трехлетней давности, в котором она употребила слово «негр».

Подобные истории, похоже, привлекают колоссальную аудиторию, как когда-то ее привлекали статьи криминальной направленности авторства Джозефа Пулитцера. А все потому, что статьи, оскорбляющие активно выступающих за социальную и расовую справедливость граждан, становятся опасными для своих авторов. Формулирующие недостаточно прогрессивные идеи авторы, пусть они даже делают это в частном порядке, непублично, могут потерять все. Все — если они окажутся среди инакомыслящих. В соцсетях народ не делает различий между мелкими и крупными нарушениями, а правила поведения в обществе постоянно меняются в сторону все большей нетерпимости к «непрогрессивным» мнениям. В результате чего никто уже не рискует сам, по-своему проводить грань между добром и злом.

Так можно определить, попали ли вы в водоворот моральной паники: судить вас имеет право только толпа. И чересчур много журналистов ей это право уступило. В самой толпе их тоже много — журналистов из самых авторитетных газет США и мира, и все они повторяют одно и то же бессмысленное предложение. Люди, чья задача изначально состояла в том, чтобы думать своей головой, теперь бездумно вторят толпе, как будто от этого зависит их работа.

Впрочем, так оно и есть.