Россия, США, НАТО и Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ) завершили переговоры по гарантиям безопасности, которые фактически представили попытку «взять друг друга измором», в результате чего ни на одной встрече не было достигнуто каких-либо результатов. Но с начала первой конфронтации на российско-украинской границе в прошлом году, независимо от того, идет ли речь об эскалации напряженности или инициативах и призывах к переговорам по безопасности для того, чтобы разрядить обстановку, в игре с Западом Россия всегда демонстрировала своего рода уникальную «устрашающую силу» и владела определенной инициативой.

Во-первых, Россия подчеркивает ассиметричное военное превосходство и сдерживает Запад с точки зрения безопасности. Хотя Москва по численности армии, общим военным расходам и количеству обычных вооружений и техники не стоит на одном уровне с 29 странами-членами НАТО, однако по количеству стратегических ядерных вооружение она наравне с США, а также догоняет их по тактическому ядерному оружию. Эта последняя сдерживающая способность стала своего рода стабилизирующим фактором в игре по безопасности между Россией и Западом. В то же время Россия возобновила стратегические полеты бомбардировщиков дальнего действия, испытательные стрельбы и принятие на вооружение трех типов гиперзвуковых ракет: воздушного базирования «Кинжал», наземного базирования «Авангард» и морского базирования «Циркон». Стратегическая атомная подводная лодка класса «Борей» разломала лед и всплыла на поверхность в Северном Ледовитом океане и выполнила испытательные пуски ракет. Все это свидетельствует о том, что Россия умеет использовать свои сравнительные преимущества в игре с Западом.

Кроме того, в условиях военных учений НАТО в Черном море, частота которых увеличилась в последнее время, и демонстрации превосходства надводных сил Россия попыталась построить сухопутную «дугу безопасности» вокруг Черного моря, чтобы поспособствовать интеграции с Белоруссией, утвердить Военную доктрину Союзного государства и укрепить сотрудничество в области безопасности с Арменией. Вдобавок Москва увеличила регулярность разведывательных патрулей в Черном и Балтийском морях с расчетом на то, чтобы сформировать сдерживающие факторы для НАТО на северных и южных границах, на суше и на море. Россия также использует политические, энергетические и другие невоенные средства для сдерживания в области безопасности с целью предотвращения действий НАТО по установлению «фактических союзных отношений» с такими странами, как Украина и Грузия.

Во-вторых, это Россия обладает твердой волей к достижению стратегических целей. В отличие от глобальной стратегии Соединенных Штатов, она считает «стабилизацию периферии» своей основной стратегической целью и в игре с Западом под названием «Сдерживание-противосдерживание, расширение-противорасширение» в основном занимает оборонительную позицию. Однако при этом Россия обладает довольно сильной стратегической волей. С одной стороны, она не боится заплатить высокую цену, стоящую за твердой принципиальной позицией и отстаиванием собственной «красной линии». Например, после Крыма она была готова к жестким санкциям, которые продолжаются без малого 7 лет, и вошла в Сирию, чтобы сохранить стратегическую точку опоры Ближнего Востока. С другой стороны, Россия умеет идти на компромиссы и находить обходные пути по локальным вопросам для достижения стратегических целей. Например, она полностью осознает влияние Турции на НАТО и ее отношения с Соединенными Штатами, и неожиданно предпочла «промолчать» после того, как был сбит ее истребитель и застрелен посол. В результате этих действий она добилась тесного сотрудничества на военном уровне.

В-третьих, Россия непредсказуема в плане тактики и действий. С практической точки зрения, она часто способна перехватывать инициативу в геостратегической игре с Западом за счет неожиданных политических или военных действий. Из ее конфликта с Грузией в 2008 году, референдума в Крыму о присоединении к ней в 2014 году, внезапной отправки войск в Сирию в 2015 году, отправки военных самолетов на помощь Венесуэле в 2019 году и недавней отправки миротворцев для стабилизации ситуации в Казахстане в качестве выполнения обязанностей как государства-члена ОДКБ видно, что тактические операции, проводимые Россией, часто превосходят ожидания Запада, а ее предпочтение «делать первый ход» дает возможность использовать ограниченные ресурсы для максимально эффективной реализации ее комплексных стратегических целей и получения большего влияния.

В-четвертых, ее способность к экономической «самоциркуляции». Под влиянием жестких западных санкций и других факторов экономическая мощь России не пропорциональна ее влиянию на мироустройство, способности формировать международный порядок и возможности интерпретировать международные правила. Долгое время Соединенные Штаты надеялись закрепить за Россией звание поставщика сырья и производственной цепочки низкого уровня в международной экономической и торговой структуре. Однако, с точки зрения игры с Западом, экономическая структура, в которой преобладает торговля энергоресурсами и сырьем, стала преимуществом России, а сопутствующие товары могут стать ее важным стратегическим рычагом. За счет внешней торговли, в основном нефтегазовой продукцией, Россия смогла свести к минимуму влияние экономических санкций, избежать таких ограничений, как технические «засоры» и запрет на выход на рынок, и обрела больше уверенности и стала более выносливой в продолжительной игре с Западом.

В-пятых, российская дипломатическая традиция сочетания жесткости и мягкости. Историческая память о советско-американской гегемонии и лагерном противостоянии времен холодной войны стала важным наследием для современной российской дипломатии, и ее внешняя политика также известна сильной гибкостью и прагматизмом. Что касается политической ориентации, то Россия когда-то провозгласила «возвращение в Европу», молчаливо согласилась на двойной процесс расширения НАТО и ЕС на восток после присоединения к «Большой восьмерке», попыталась сформировать стратегические партнерские отношения с Соединенными Штатами для совместного противодействия терроризма, неоднократно поддерживала «перезагрузку» американо-российских отношений, выступала с инициативой повернуться на Восток и даже предложила создание Большого евразийского партнерства — все эти изменения демонстрируют российскую гибкость, позволяющую корректировать основную ось дипломатии в соответствии с восприятием и позиционированием международной модели. При этом Россия придерживается приоритета практических интересов, укрепляет баланс между борьбой и компромиссом в игре с США, способствует одновременному сосуществованию игр и дифференциации в отношениях с Европой. Даже тогда, когда российско-европейские отношения находились на самом низком уровне, Путин неоднократно встречался и созванивался с Байденом после новых пакетов санкций и утверждал, что твердо настроен на восстановление с Евросоюзом отношений всестороннего партнерства.

Кроме того, за Россией также закрепилось право поднимать важные вопросы, примером чему является «продвижение переговоров по гарантиям безопасности» за счет российско-украинского приграничного противостояния.

В-шестых, Россия способна формировать и распространять собственное мнение в условиях медиавойны. В условиях борьбы за право голоса в международном дискурсе, помимо традиционных «РИА Новости» и ТАСС, все активнее заявляют о себе новые российские СМИ, такие как Russia Today. Их мнение отличается от мнения западных СМИ, благодаря чему они стали не только важным способом выражения российской точки зрения, но и эффективным инструментом получения и передачи информации в незападном мире. Способность создавать и передавать — важная основа России и Запада для защиты и нападения в медиавойне.

Необходимо осознавать, что источник «устрашающей силы» России в игре с Западом находится в ее уникальном географическом положении, экономической структуре, истории, культуре, общественном сознании и дипломатических традициях и имеет очевидные особенности. При этом в силу нормализации, диверсификации и усложнения игры между Россией и Западом о так называемых «победителе и проигравшем» сложно судить по их собственным выигрышам и проигрышам или количественным показателям.

Политика лучше войны, а диалог — лучше, чем конфликт. Это основной принцип, которого обязаны придерживаться обе стороны.