Цифровая геополитика: Россия возводит собственный "Золотой щит" (The Economist, Великобритания)

Президент России Владимир Путин свою агрессию на украинской границе называет ответом на наступление Запада. Примерно то же самое он говорит и об интернете. Всемирную сеть он давно называет "проектом ЦРУ" и убежден, что враги повсюду – внутри и снаружи. По его логике, раз его главный внутренний враг Алексей Навальный* (включен Минюстом в перечень организаций и физлиц, причастных к экстремистской деятельности или терроризму) с успехом пользуется YouTube (его разоблачение путинского дворца на Черноморском побережье просмотрели более 120 миллионов раз), то и сама компания, и ее "родитель" Alphabet – тоже враги.

Столкнувшись с этой "агрессией", он хочет обезопасить российский интернет от внешних угроз и внутренней оппозиции. Этого он добивается сразу на нескольких фронтах: через компании, суды и технологии.

В начале декабря VK, один из российских интернет-холдингов, поглотили две "дочки" газового гиганта Газпрома. В том же месяце Московский суд оштрафовал Alphabet, материнскую компанию Google, на рекордную сумму в 98 миллионов долларов за неисполнение требований удалить незаконный, по мнению государства, контент. Кроме того, путинский режим начал при помощи предписанного интернет-провайдерам аппаратного обеспечения блокировать маршрутизатор Tor – которым многие пользуются ради анонимности. Все три шага призваны обеспечить России онлайн-независимость через создание собственного "стека" – ряд политологов позаимствовал этот термин у Кремниевой долины. А действиями Путина могут вдохновиться тираны из других стран.

На языке ИТ "стек" – это сумма всех технологий и служб, на которые опирается конкретное приложение, от микросхемы до операционной системы и сети. В политике это означает почти то же самое, только на уровне государства. Национальный стек – это суверенное цифровое пространство, куда входит не только программное и аппаратное обеспечение (все чаще в виде облачной среды), но и инфраструктура для платежей, онлайн-идентификации и контроля информационных потоков.

Политический философ Калифорнийского университета в Сан-Диего Бенджамин Браттон (Benjamin Bratton) подает стек как набор новых, наложенных друг на друга государственных границ, причем все они соответствуют физической территории. По умолчанию стек преимущественно американский, ведь именно там вырос интернет. Но другие страны пытаются разнообразить собственные стеки: одни видят в них новые возможности, а другие пытаются уберечься от якобы угроз. ЕС с его амбициями стать мировым сверхрегулятором всего цифрового, создает, как ему представляется, стек более открытый, не привязанный к запатентованным технологиям и монопольным приложениям. Собственные цифровые системы возводят Индия, Япония и Тайвань.

Для автократа калибра Путина актуальнее всего китайский пример. Китай выстроил собственный, подцензурный интернет. Мудреная система цифровых КПП под названием "Золотой щит" или "Великая китайская стена" позволяет фильтровать трафик со сравнительной легкостью: благодаря масштабам китайского рынка подконтрольные компании из местных охотно берутся удовлетворять потребности пользователей, а государство получает все необходимые ресурсы для слежки и наблюдения.

Именно о такой власти мечтает Путин и другие диктаторы. Но она им неподвластна. И дело не только в том, что им недостает китайского сочетания жесткого государственного контроля, экономической мощи, технологической смекалки и стабильности режима. Надо было начинать четверть века назад. Поэтому они согласны достигать своих целей поэтапно, внедряя в интернет новые механизмы контроля и стимуляции, хотя поначалу он развивался без надзора и был открыт для своих западных создателей.

Россия начинала с сугубо реактивных попыток свести к минимуму предполагаемый вред, однако ее действия постепенно приобрели системный характер. Следует отметить три метода: создание отечественных технологий, контроль проходящей информации и, главное, создание базовых служб, лежащих в основе всей системы.

Начнем с технологий – микропроцессоров, серверов, программного обеспечения и тому подобного. Хотя в России есть известные фирмы в этих областях – "Байкал" и "Микрон" по полупроводникам, ABBYY и "Лаборатория Касперского" по программному обеспечению – по большей части компании и госорганы предпочитают западные товары. Доля российских компаний на мировом рынке полупроводников в 2020 году составила менее 1%, по информации базы данных EMIS. В серверах и бизнес-программах ситуация почти аналогичная.

Правительство попыталось перезапустить завод по производству чипов в подмосковном Зеленограде на месте провальной советской попытки создать собственную Кремниевую долину. Но в авангард рынка он вряд ли выйдет. Таким образом, хотя в России разрабатывается все больше чипов, почти всех их производят по контракту южнокорейский Samsung и тайваньский TSMC. Поэтому дальнейшая их разработка может сильно пострадать из-за санкций. Еще одна проблема заключается в том, что они не всегда на высоте. Некоторые эксперты сомневаются в возможностях отечественных процессоров "Эльбрус", разработанных Московским центром SPARC-технологий.

Что касается ключевых приложений, в том числе для сетей мобильной связи, то Россия по-прежнему сильно зависит от западных поставщиков – Cisco, Ericsson и Nokia. Поскольку считается, что из-за этого страна уязвима для атак из-за рубежа, министерство промышленности при поддержке Ростеха, государственного гиганта по вооружениям и технологиям, требует, чтобы сети следующего поколения 5G строились сугубо на российском оборудовании. Телекоммуникационная отрасль страны с этой задачей, похоже, не справляется. И тому есть ведомственные препоны. Российские спецслужбы, силовики, не хотят отказываться от оптимального для 5G диапазона частот. Единственная фирма, которая поставляет дешевое оборудование на альтернативных частотах, – это Huawei. А холдингу, за которым предположительно стоит китайское государство, российские силовики тоже не доверяют – как и их западные коллеги.

Именно на аппаратном уровне российский стек уязвимее всего. Санкции в ответ на российское вторжение на Украину, наверняка приведут к тому, что Америка будет относиться России так же, как сейчас к Huawei. Изготовители микросхем по всему миру, пользующиеся американскими технологиями для разработки или производства товаров Huawei, обязаны получить экспортную лицензию от Министерства торговли в Вашингтоне, а выдается она редко. Если те же правила коснутся и российских фирм, то всякому, кто решится продавать им чипы без лицензии, грозят отдельные санкции. В итоге поток микросхем в Россию иссякнет до жалкого ручейка.

Что касается программного обеспечения, то российское правительство крепит спрос своими закупочными возможностями. Государственные учреждения, от школ до министерств, призваны отказаться от американского программного обеспечения – вплоть до офисного пакета Microsoft Office и базы данных Oracle. Правительство поощряет и создание альтернатив иностранным потребительским сервисам вроде TikTok, Wikipedia и YouTube.

Здесь упор на отечественных производителей смотрится убедительнее. По данным крупнейшего в мире закупщика рекламы GroupM, российская компания "Яндекс" делит поисковый рынок страны с Google. Вместе с гигантом соцсетей VK она заработала в прошлом году на рекламе $1,8 миллиардов – более половины рынка. В десятке самых скачиваемых приложений российские "ВКонтакте" и "Одноклассники" соперничают с американскими (Facebook, Instagram) и китайскими (Likee, TikTok).

Благодаря разнообразию эта система явно менее уязвима для санкций – в этом случае они уже не столь привлекательны как рычаг воздействия. Если Alphabet и Meta перестанут предлагать в России услуги YouTube и WhatsApp, Америке будет труднее как развернуть против России собственную межстековую войну, так и отключить российский интернет на более глубинном уровне протоколов и подключений. Россияне же в своей массе перейдут на отечественные приложения, и Путина это вполне устроит.

Как и в Китае, в России растет число "суперприложений" – наборов цифровых услуг, где у отечественных поставщиков очевидное преимущество. "Яндекс" – не просто поисковая система. Он предлагает услуги такси, доставку еды, потоковую передачу музыки, цифрового помощника, облачное хранение – а в будущем настроен на беспилотные автомобили. "Сбер", крупнейший российский банк, присматривается к аналогичной "экосистеме" услуг в надежде превратиться в технологический конгломерат. Только за первое полугодие 2021 года он вложил в информационные технологии целый миллиард долларов – примерно столько же, сколько крупные европейские банки.

Структурные перемены в ИТ-индустрии несколько облегчают "русификацию". Возьмем облачные технологии. Российские центры обработки данных используют дешевые серверы из готовых деталей и других легкодоступных комплектующих, а бóльшая часть программного обеспечения берется из открытых исходников. По словам Дмитрия Гаврилова из исследовательской компании IDC, шестеро из десяти крупнейших поставщиков облачных услуг в стране – отечественные. Он говорит, что самые успешные из них отходят от патентованных технологий западного производства (за исключением чипов). И, как и на Западе, в облачной сфере в России "выстрелили" специализированные поставщики – amoCRM, Miro и "Новые облачные технологии".

Импортозамещение – процесс медленный, и успех отнюдь не гарантирован. Однако это уже не шутка, считает Андрей Солдатов, редактор интернет-портала Agentura.ru и соавтор книги о цифровом активизме в России "Красная паутина". "Правительство неуклонно втягивает в отечественный цифровой пузырь все больше людей", – написал он недавно.

Если технология – это первая часть российского стека, то вторая – это "суверенный интернет". Под ним подразумевается государственный контроль информационных потоков. В 2019 году правительство внесло поправки в ряд законов, чтобы расширить свои полномочия внутри страны. В частности, интернет-провайдеров обязали установить техническое оборудование для противодействия "угрозам стабильности, безопасности и функциональной целостности". Благодаря этому российский регулятор Роскомнадзор получил возможность устанавливать промежуточное оборудование между публичным интернетом и клиентами провайдеров. Эти устройства на основе технологии "глубокой проверки пакетов" (DPI), с помощью которой некоторые западные провайдеры борются с порнографией, способны перекрывать или полностью блокировать трафик из определенных источников (поэтому они и использовались в кампании против Tor). Устройства DPI территориально размещаются на объектах провайдеров строго в помещениях с ограниченным доступом и управляются непосредственно из командного центра Роскомнадзора.

Это дешевая, пусть и несовершенная версия китайского "Золотого щита", объясняет Ройя Энсафи (Roya Ensafi) из проекта Мичиганского университета "Подцензурная планета". Возможности Роскомнадзора по блокировке сайтов и прерыванию виртуальных сетей, с помощью которых многие маскируют свое присутствие в интернете, расширились. В частности, регулятор получил возможность блокировать потоковые видео в прямом эфире, не выводя из строя целые мобильные сети, как это было во время протестов 2019 года.

В дополнение к брандмауэру власти продавили правила, которые здорово осложнили жизнь компаниям. За последние пять лет Google ежегодно получал от правительства от 20 000 до 30 000 запросов на удаление контента в России – больше, чем в любой другой стране мира. С этого года 13 ведущих компаний, включая Apple, TikTok и Twitter, обязаны нанимать в России отечественных модераторов контента. Так власти смогут на них надавить, если те начнут артачиться.

Возможно, программа-максимум – это вытеснить из России иностранные соцсети и создать среду из местного контента, подконтрольного через суды, коррупцию и запугивание. Но добиться контроля китайского уровня будет сложно технически. Отфильтровать весь иностранный трафик устройства DPI не в состоянии. Кроме того, эта мера окажется непопулярной: россияне прикипели к YouTube и WhatsApp. И это усложнит жизнь собственной российской разложенческой работе – в частности, операциям Агентства интернет-исследований, которое распространяет пропаганду как внутри страны, так и за рубежом через западные сайты.

"Россия занимается не столько блокировкой, сколько формированием информационной среды", – говорит Джастин Шерман (Justin Sherman) из Атлантического совета. Стратегически расставленных ограничений – как онлайн, так и офлайн – вполне хватит, чтобы управлять цифровым потоком без жестких барьеров. Если иностранные услуги пошатнутся, потребители переметнутся к отечественным аналогам. Столкнувшись с удушливыми ограничениями, штрафами или чем-то похуже, западные фирмы наверняка подчинятся требованиям правительства, как они уже сделали, удалив приложения штаба Навального (запрещенная в России экстремистская организация, признана иноагентом), призванные показать избирателям, за кого из оппозиционных кандидатов лучше голосовать.

Как бы то ни было, доморощенный российский стек будет неполным без третьего слоя: служб, которые формируют операционную систему цифрового государства и, таким образом, питают ее мощь. По уровню госуслуг и платежных систем Россия посрамит некоторые западные страны. "Госуслуги" – в числе самых посещаемых сайтов и самых скачиваемых приложений. Там предлагается поразительно полный список услуг, от заявления на получение паспорта до регистрации оружия. Даже критики Кремля, и те впечатлились – не в последнюю очередь потому, что традиционная российская бюрократия не только неэффективна, но и безнадежно коррумпирована. Сергей Санович из Принстонского университета отмечает, что своим скачком в виртуальный мир руководители в Москве показали, что способны на результат, и заодно разобрались, чем занимаются ведомства вдали от столицы. Вопросы же конфиденциальности, потенциальное препятствие для госуслуг, особого беспокойства не вызывали.

Та же тяга к контролю повлекла за собой и скачок в платежных системах. Из-за санкций в наказание за аннексию Крыма, ряд близких к режиму банков лишился доступа к сервисам MasterCard и Visa, на которые некогда приходилось большинство российских платежей. В ответ Путин издал указ о создании национальной платежной системы, ныне обязательной для ряда транзакций. Сегодня она считается одной из самых передовых в мире и используется российскими банками для обмена средствами. По данным аналитической компании GlobalData, рыночная доля карт прилагающихся к ней карт "Мир" превышает 25%.

Другие шаги не столь заметны. Национальная версия системы доменных имен, на сегодняшний день на стадии разработки, позволит российской сети функционировать даже в отрыве от остального мира (а власти получат еще один способ сделать нежелательные сайты недоступными). Другие меры тоже пока еще в зачаточном состоянии. Система биометрической идентификации, во многом аналог индийской Aadhar, призвана облегчить государству отслеживание граждан и сбор данных. При этом предлагаются новые услуги (в частности, москвичи могут платить за проезд в городском метро, просто демонстрируя считывающим устройствам лицо). Национальная платформа данных будет собирать все виды данных, от уплаты налогов до медицинских карт, и поможет России догнать соперников в разработке искусственного интеллекта (ИИ).

Однако планы эти нельзя полностью принимать на веру. "Россия кажется промышленной сверхдержавой, но на деле она – экономический карлик", – говорит Янис Клюге (Janis Klüge) из Немецкого института международных отношений и безопасности. По его словам, даже будь у нее достаточно средств, непохоже, чтобы Россия была готова их потратить. Путин заявил, что именно национальные возможности в области искусственного интеллекта решат, кто будет следующим "правителем мира". Но для самой России это, похоже, не приоритет.

Однако технологии дешевеют и становятся все доступнее, и даже перед такой страной, как Россия, открываются новые возможности при весьма скромных усилиях. Стеки носят модульный характер: их слои можно менять местами. Чтобы добиться своего, необязательно контролировать их все. Иными словами, Россия получит работоспособную надстройку поверх имеющегося фундамента даже без новейших и мельчайших полупроводников. А если добиться конечной цели будет трудно, то и работоспособности хватит с лихвой. Российские бюрократы доказали, что учатся на ходу и умеют импровизировать, когда надо восполнить нехватку технологий.

За успехами Кремля наблюдают и другие страны, в том числе Иран (где от интернет-провайдеров требуется программная цензура), Казахстан (где цифровизацией может заняться "Сбер") и Турция (где от иностранных фирм требуется физическое присутствие модераторов контента). Они могут оказать цифровых амбициям России необходимую дипломатическую поддержку. Наряду с Китаем Россия затормозила в ООН переговоры об ответственном поведении государства в киберпространстве. Вместо него они настаивают на "информационном суверенитете" – иными словами, на вседозволенности. А теперь она добивается, чтобы пост генерального секретаря Международного союза электросвязи (МСЭ), который заведует рядом вопросов телекоммуникаций, занял россиянин Рашид Исмаилов занял. В резюме Исмаилова значатся должности замминистра связи и исполнительного директора Huawei.

Россия хочет, чтобы МСЭ сменил Интернет-корпорацию по присвоению имен и номеров (ICANN) в качестве регулятора адресной системы интернета. Америка и ее союзники будут этому сопротивляться. Однако эта идея нравится странам, стремящимся к суверенитету стека, и их голосов вполне может хватить Исмаилову для победы над чиновницей МСЭ американкой Дорин Богдан-Мартин (Doreen Bogdan-Martin). Выборы нового генерального секретаря состоятся в октябре.

Если на Украине дело дойдет до драки, российский стек пройдет испытание на прочность санкциями, а, возможно, и другими атаками. Затраты могут оказаться высоки: страна лишится возможностей, а ее сети деградируют. Россия может впасть в зависимость от китайского оборудования и программного обеспечения. Этого опасаются даже ее собственные элиты – и едва ли это можно будет считать победой Запада.

Чем бы ни кончилась такая межстековая, по выражению Брэттона, война, Кремль показал потенциальным подражателям, насколько полезно взять под контроль все доступные уровни интернета и сблизиться с возможными попутчиками. Новые формы государственного строительства предполагают новые виды влияния и дипломатии и новые пересечения интересов – вплоть до войны.