Как, размениваясь на ерунду, США надеются вести за собой Запад?

Явно ущербные, но повсеместно распространенные нарративы затуманивают западное стратегическое мышление, находящееся под влиянием США. Они искажают факты, пренебрегают опытом прошлых лет и существуют в отрыве от действительности — в общем, служат только для оправдания позерства и увеличения военных бюджетов.

Тайвань стало принято считать естественным союзником США в борьбе с Пекином, тогда как безразличие Тайбэя к проблемам материкового Китая справедливо для одной лишь Демократической прогрессивной партии (ДПП) президента Цай Инвэнь. Оппозиционный Гоминьдан (Kuomintang, KMT) имеет иную точку зрения и готов признать критическую важность экономических отношений острова с материковым Китаем.

Гоминьдан связывает грядущую избирательную кампанию с выбором между миром (в своем лице) и войной (если победит ДПП). Учитывая, что большинство тайванцев войны не хотят, перспективы Гоминьдана выглядят куда более радужными, чем у действующего президента.

Филиппины и Вьетнам из-за разногласий с Китаем в Южно-Китайском море считаются союзниками Запада. Тем не менее, к воинственной риторике США они не присоединились, а стремятся к наращиванию торговли и других отношений с Пекином и не хотят быть втянутыми в растущую напряженность между США и Китаем.

Тем временем предположения об укреплении американо-филиппинского военного союза связаны с возобновлением Соглашения о расширенном оборонном сотрудничестве (Enhanced Defence Cooperation Agreement, EDCA). Но большинство военных объектов, которые американским войскам разрешено использовать — в отличие от ситуации до 1991 года — находятся в юрисдикции Филиппин.

Американо-вьетнамские отношения также процветают благодаря отказу Вашингтона от прокси-войн в Индокитае. С тех пор Ханой доказал, что умеет запрашивать иностранную помощь без каких-либо условий, с гордостью защищая национальный суверенитет и прерогативы. При этом на назревающий геополитический альянс ничто не указывает.

Устаревшие дихотомии больше никому не интересны. Неспособность Вашингтона разработать современную концепцию вне рамок принципа "демократия против авторитаризма" плохо сказывается на реализации желания говорить от имени всего Запада.

Двухполярность времен холодной войны закончилась: Вьетнам и Филиппины чересчур националистичны, чтобы взять на себя роль уступчивых младших партнеров сверхдержав. То же самое можно сказать и о более крупных азиатских странах, таких как Индия.

Обещание "азиатского века", отмеченное подъемом Китая, подстегнуло устремления Индии, мотивированные быстрым экономическим ростом. Гордость и национализм не позволяют ей подчиняться приказам какой-либо иностранной державы.

Нью-Дели успешно сотрудничает с Вашингтоном в рамках четырехстороннего диалога по вопросам безопасности, а также с Москвой и Пекином в рамках БРИКС (вместе с Бразилией и Южной Африкой) и ШОС. Призыв бывшего премьер-министра Индии Джавахарлала Неру к инициативной политике неприсоединения воплощается сегодня не пассивной отчужденностью, а многочисленными действиями.

Почти то же самое можно сказать и о Японии — как при Синдзо Абэ, так и при Фумио Кисиде, несмотря на уверения в обратном. Токио и его мощный промышленный сектор сохраняют серьезную национальную заинтересованность вкладываться в подъем Китая со всеми сопутствующими транснациональными перспективами.

Япония, хотя и одобряет предложенную США Индо-Тихоокеанскую экономическую программу и приветствует инициативу G7 "Построй лучший мир" (Build Back Better World"), знает, что разрыв связей с КНР — явно не вариант. Альтернативы сотрудничеству с Китаем попросту не существует.

Когда в апреле президент Франции Эммануэль Макрон и глава Евросоюза Урсула фон дер Ляйен посещали Китай, Макрон убеждал Пекин в том, что враждебная политика США не является универсальной для всего Запада, а президент ЕК предложила специфическую и ограниченную интерпретацию термина "разъединение", заменив его на "снижение рисков".

Президент США Джо Байден позже использовал этот же термин, но вряд ли расценивает его как европейский отказ отделяться от США. К тому времени несколько других стран также высказались о снижении экономических рисков путем дедолларизации. Никто не хочет выбирать сторону в стратегическом соперничестве США с Китаем, но все чувствуют себя некомфортно в условиях растущей напряженности между сверхдержавами.

Тем не менее, настроенные на вражду с Китаем западные стратеги продолжают неправильно толковать знаки и игнорировать очевидные намеки. То же можно сказать и об антипатии Запада к России в рамках прокси-войны на Украине. Российская экономика оказалась менее уязвима к санкциям, чем ожидалось, поэтому меры по запрету российского импорта привели к обратным результатам, вызвав в западных странах высокую инфляцию и непомерные затраты на энергоносители.

Поход наемников группы "Вагнер" на Москву запутал Запад еще сильнее. Попытку мятежа там сочли доказательством слабости России и уязвимости президента Владимира Путина, тогда как реальная ситуация говорит об обратном.

Глава ЧВК Евгений Пригожин — русский патриот, обязанный своим успехом Путину. Его главные претензии были адресованы министру обороны Сергею Шойгу и начальнику генштаба ВС РФ генералу Валерию Герасимову. Он остается непримиримым врагом Киева, поэтому ни Украина, ни Запад не могут считать наемников группы потенциальными союзниками. Их марш на Москву был хоть и драматичным, но чисто символическим протестом.

Тот факт, что за несколько часов Пригожин выбрал вариант изгнания, несмотря на риск потерять в итоге свою ЧВК, лишь подчеркнул силу Москвы. Однако на Западе едва ли воспринимают эти реалии — равно как и то, что Вашингтон при сменявших друг друга республиканских и демократических администрациях давно подталкивал Пекин и Москву к более тесному сотрудничеству.

Если США не способны осознать последствия собственной внешней политики, как они могут адекватно реагировать на многосторонние структуры вроде БРИКС и ШОС?

Геополитическая мощь возникает благодаря стратегическому видению вкупе с интеллектуальной честностью. При Байдене Америка не обладает ни тем, ни другим, не говоря уже о факторах, которые способствовали бы единству и согласованности западной политики.