Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
В американских тюрьмах людей унижают, избивают и пытают, заявил в интервью LADbible TV американский заключенный Ник Ярис. Он провел 22 года в камере смертников в Пенсильвании по несправедливому осуждению "за убийство".
Ведущий: Представьтесь, пожалуйста, вкратце для тех, кто вас не знает.
Ник Ярис: Да, сэр. Я из Филадельфии, штат Пенсильвания. В возрасте 20 лет меня приговорили к смертной казни за изнасилование и убийство женщины, которую я никогда в жизни не встречал. Следующие 23 года жизни я провел в одиночной камере в ожидании смертной казни. К счастью, в 2003 году анализ ДНК подтвердил мою невиновность, и я вышел на свободу.
В возрасте 10–12 лет я начал употреблять алкоголь, а к 14-ти уже вовсю баловался наркотиками. В 17-ть я уже колол внутривенно метамфетамин.
– Ничего себе. Но у вас же была семья, близкие, друзья? Или вы просто отдалились от них?
– Я был настолько жесток, что со мной невозможно было уживаться. Я буквально ненавидел самого себя, и к 17–18 годам совершенно перестал мучиться из-за этого угрызениями совести. Я был жесток, дерзок и ненавидел себя — с чего было озадачиваться чужим мнением?
– Правильно я понимаю, что тогда у вас и начались проблемы с законом?
– Так всегда бывает с наркозависимыми и пьющими. С полицией я начал сталкиваться, потому что воровал. Зависимым всегда нужны деньги. К сожалению, это и разрушило мне жизнь. Я занимался угоном машин в Филадельфии и окрестностях. 4 декабря 1981 года в возрасте 20 лет я угнал очередной автомобиль, и за мной погналась полиция. Они тогда очень сильно избили меня, а через 3 недели я снова стал употреблять наркотики в еще большем количестве. Однажды ночью меня остановили на угнанной машине, причем полицейскому даже не пришлось меня преследовать, потому что после предыдущих побоев я жутко побоялся бежать. Офицер разозлился на меня за то, что я не хотел выходить из машины, и вытащил насильно. Завязалась драка, и он потянулся к моему горлу, но я оттолкнул его руки и выбил из них дубинку. Тогда он достал пистолет, а я схватил его обеими руками, и в этот момент произошел выстрел.
– Боже правый, и куда же он был направлен?
– В землю.
– Наверняка было очень страшно.
– Да, обстановка накалилась, и я стал кричать "ладно-ладно", будто сдаваясь. Он приставил пистолет к моему подбородку, усадил на заднее сидение автомобиля, а потом на секунду задумался, как поступить дальше. Затем схватил рацию и притворился, что драка продолжается. "Офицеру нужна помощь, срочно! Помогите! Была стрельба!" — кричал он.
– Боже.
– Все прибывшие на место полицейские были уверены, что на него напали. Меня вытащили из машины, избили, затолкали в автозак и повезли в тюрьму, обвинив в покушении на убийство и похищении сотрудника полиции.
– Почему, по-вашему, он так поступил?
– Потому что разозлился. Его зовут Бенджамин Райт, и впоследствии его самого арестовали за преступные действия. Он разозлился на меня за то, что я его одолел, чего раньше с ним не бывало. Я оказал сопротивление и уязвил его самолюбие. Прибывшим на место коллегам он сказал, что я забрал у него пистолет. Мол, выскочил из машины, кинулся на него, отобрал оружие и хотел вышибить мозги, но тут он героически меня скрутил и отобрал пистолет.
– То есть он полностью переврал события?
– Да, прямо на ходу. Меня это выбило из колеи, а адвокат сказал, что за такое сидеть мне за решеткой до конца жизни.
– Вы пытались объяснить, как все было на самом деле? Как вы себя повели, когда прибыло подкрепление, а тот полицейский стал вас оговаривать?
– Мне не дали сказать ни слова, только били. Мало приятного, когда твоего коллегу "чуть не убили". Они были в ярости. Я сел в тюрьму и совершенно расклеился, признаю. И тогда сотворил одну из худших вещей в жизни. Корчась от ломки без надежды на медпомощь, я выдумал ложь, которую хотел использовать, чтобы скомпенсировать тот наговор, из-за которого оказался за решеткой.
– Как это могло помочь?
– В Америке можно избежать уголовного преследования, если знаешь какие-то детали по делу крупнее твоего собственного.
– То есть вы помогли раскрыть более серьезное преступление, чтобы ваши собственные обвинения смягчили или совсем сняли?
– Да. Глупый 20-летний мальчишка-торчок решил облапошить полицию, чтобы получить возможность выйти на волю. Сначала мне даже пообещали освобождение под подписку о невыезде. Сотрудник, который меня задерживал, обещал смягчить обвинения на сопротивление аресту и отдать под суд только за угон. То есть, по сути, моя уловка сработала!
– Расскажите, что это было за преступление, которые вы помогли им раскрыть?
– После ареста единственное, что оказалось у меня в камере, — это газета из округа Делавэр, а на первой странице была колонка о пропавшей, а точнее похищенной и убитой женщине, чье тело нашли в том районе. Зацепок у полиции не было. Я решил свалить все на одного знакомого, который меня однажды ограбил и доставил неприятности. Я был уверен, что на тот момент он уже умер. Понадеявшись обмануть полицию, я сказал, что преступление совершил именно этот человек, а меня посвятил в подробности. Поначалу мне поверили и стали расследовать преступление на основании этого утверждения, но потом все поняли и вернулись со словами: ты все выдумал, чтобы скрыть собственное преступление, это сделал ты! Отрицаний они не приняли.
– Вот это да. Вы сказали, что поможете раскрыть преступление, загадочное убийство некой дамы, они поначалу поверили, а затем вернулись и обвинили вас в попытке сокрыть собственную вину?
– Так и есть. Суд присяжных приговорил меня к смертной казни, и я отправился в Хантингтон скую тюрьму — единственную осуждаемую ООН за пытки. Я вошел в здание, где средняя продолжительность выживаемости составляет всего 5 лет.
– Пять лет? И от чего же там умирают?
– Самоубийства, рак, потеря рассудка, убийства другими заключенными и охранниками.
– Вы об этом знали?
– Изначально в Пенсильвании не было камеры смертников, и нас поместили в карцер — место, где человека попросту ломают. В первые два года мне не разрешали говорить. Даже в камере.
– Два года… То есть вам вообще не разрешалось шуметь?
– На 22-летие я спел себе поздравительную песню, и меня за это избили. В камеру зашли четверо в защитном снаряжении и повязали меня, а медсестра в шлеме и бронежилете вколола полный шприц хлор про мазина (сильный транквилизатор — прим. ИноСМИ). Дальше была потеря недели жизни с угрозами при следующем нарушении правил отправить в стеклянную камеру, где каждые 15 минут тебя будят и поднимают на ноги, чтобы было видно — и так целую неделю.
– Эти действия вообще законны? Или охранники с персоналом не гнушались нарушать правила?
– Таков был официальный протокол заведения, потому его и осуждают в ООН. Там в буквальном смысле пытают людей. Казалось, ненависть витает прямо в воздухе, очень сильная. Люди запросто убивают себя и других. В первую неделю пребывания там я наблюдал самоубийство, это было ужасно, но порой человек просто больше не может выносить этого и прыгает с верхнего яруса прямо в наручниках.
– Переваливается через перила и падает на нижний ярус?
– Да, головой вниз.
– И вы увидели такое прямо в первую неделю?
– Да, сначала подумал, что кто-то сбросил сверху пластиковый матрац, на которых нам приходилось спать. Звук при падении был довольно глухой, но, когда я выглянул в окошко камеры, то увидел чернокожего паренька старше меня на пару лет. Он лежал на полу и дергался в конвульсиях.
– Боже, это должно быть оказало на вас огромное влияние, учитывая молодой возраст. Каково это — знать, что надежды выйти больше нет?
– Поначалу я был так зол, что бился головой об стену. Боялся, что гнев толкнет махать кулаками. Огромная глупость. Нельзя жить с гневом внутри. Но я был напуган и не знал, как еще поступить, поэтому днями напролет бился об стену, пока не пошла кровь. Тогда пришел охранник, вывел меня из камеры, завел в одну из соседних, где заключенный покончил с собой, и заставил взять оттуда книги, они были заляпаны мочой и кровью. Я взял книги из камеры самоубийцы и отнес к себе. Так началось мое самообразование.
– Зачем он это сделал? Хотел, чтобы у вас были книги?
– Думаю, он меня пожалел. Я был еще пацаном, на тот момент чуть ли не самым младшим смертником в истории штата. В феврале 2003 года с перчаток настоящего убийцы удалось взять образцы ДНК как его самого, так и жертвы, а также второй вероятной убитой женщины. Затем суд постановил провести дополнительные исследования всех улик, и в июле выяснилось, что образец спермы с нижнего белья жертвы совпадает с ДНК, обнаруженном на перчатках убийцы. И показатели не совпадали с моими.
– И в этот момент вы поняли, что свободны и реабилитированы?
– Реабилитирован — да, но для выхода на свободу мне потребовалось еще 8 месяцев.
– Почему так долго, ведь ваша невиновность была доказана?
– Кто захочет отпускать на волю убийцу и монстра, которого они боятся, который сбегал и терроризировал их? Он реально ждали, что я вернусь с пистолетом и поубиваю их всех за то, как они со мной обращались. Мне такое даже в голову не приходило, а им — да.
– Ваша жизнь удивительна, просто уникальна. Оглядываясь назад, как думаете, чему она вас научила?
– Когда я оглядываюсь назад и размышляю обо всем, то могу дать лишь один ответ — любви. Способный стать по-настоящему добрым по отношению к себе и другим обретает удивительную силу, какую невозможно даже представить. Раньше я думал, что выживать мне помогает гнев, и с помощью кулаков и ярости можно противостоять любому вызову. Затем я понял, насколько могущественным могу быть, если стану добрым человеком, достаточно добрым к себе, чтобы научиться самоуважению и помогать другим. Это наделяет силой. Хуже меня нет никого на планете, но при этом я — лучший оратор и уверенный в себе человек, потому что научился любить в себе себя. Я написал книгу под названием "Подход к доброте" и обрел редкий дар возвращать к нормальной жизни любого, кем бы он ни был. Ко мне обращается множество людей с поломанными жизнями — и они исцеляются. Разве можно мечтать о более ценном даре?