FA: отношения между Россией и США находятся под влиянием взаимных мифов

"Мифология — не ложь, написал однажды Джозеф Кэмпбелл, великий исследователь мифов и архетипов. — Это метафора". Мифы и метафоры создают повествования, которые воспитывают глубокий патриотизм, вдохновляют солдат перед сражениями и помогают объяснять внешний мир. И мифы, которые различные народы создают о себе, зачастую подкрепляются их мифами о других странах.

В России и Соединенных Штатах сложились особенно крепкие мифы друг о друге. К примеру, Россия искренне верит, что у Соединенных Штатов нет союзников, а есть только вассалы, что это гегемонистская держава, которая за призывами к либеральным принципам и правовому порядку старательно скрывает безжалостные амбиции и корысть. Между тем американцы видят в России страну без внутренней политики — типичную автократическую державу, чей порочный лидер, не желающий ни перед кем отчитываться, грубо попирает права и желания граждан. Еще в 1855 году президент США Авраам Линкольн описал Россию как место, "где деспотизм можно найти в чистом виде, без примеси лицемерия".

После целого столетия напряженности и конфликтов отношения между Соединенными Штатами и Россией по-прежнему строятся вокруг этих мифов. Мифы довлеют над этими отношениями, заслоняя нюансы и препятствуя объективному восприятию. Они определяли и будут определять роль обеих стран в конфликте на Украине. Миф о Соединенных Штатах, которого придерживаются многие россияне, вынуждает Кремль неизменно занимать воинственную позицию.

Миф о России, который закрепился в Соединенных Штатах, — это тоже ловушка, которая мешает политикам правильно толковать действия Кремля и лишает их возможностей ослабить российский режим или найти компромиссы. Чтобы минимизировать влияние опасных заблуждений, американским лидерам необходимо постараться подняться выше закрепившихся мифов и архетипов. А более глубокое понимание собственных мифов — и мифов России — расширит пространство для маневров, поможет американским политикам развить стратегическую эмпатию и спрогнозировать дальнейшие изменения в политическом теле России.

В России принято считать, что Соединенные Штаты помешаны на власти. Многие россияне убеждены, что американское общество находится под пятой у американской правящей элиты, которая страдает манией величия. Энтузиазм по поводу либерального международного порядка находит слабый отклик в России не потому, что все русские — реалисты, а потому, что в рамках их мифологии "либеральный международный порядок" представляет собой всего лишь инструмент реализации амбиций Америки. Многие россияне убеждены, что высокопарные заявления лидеров Соединенных Штатов о наднациональном своде норм, законов и сети партнерств являются всего лишь дымовой завесой для кооптации, которая лежит в основе американской внешней политики.

Этот господствующий в России миф — наследие советского прошлого. Согласно ему, в период холодной войны американская капиталистическая элита хотела править всем миром и находила бесчисленное количество военных предлогов, чтобы воплощать это свое желание в реальность. Кошмар предположительно начался сразу после Второй мировой войны, когда Соединенные Штаты перенастроили политические кодексы в Японии и Германии, вынудили эти страны вступить в альянсы, где доминировал Вашингтон, использовали их в качестве плацдарма для проведения своих военных операций и заставили их работать чирлидерами американских национальных интересов. Чтобы не отставать, Советскому Союзу пришлось выстроить бастион из "дружественных стран" в Восточной Европе и обеспечить себе собственное глобальное присутствие, чтобы коварная Америка не могла беспрепятственно расширять свой охват.

В ту эпоху глобальное влияние Соединенных Штатов действительно было реальностью. Но та характеристика, которую Америке дал Советский Союз, была карикатурной, и она оказалась чрезвычайно живучей. Даже после окончания холодной войны, гласит российский миф, Соединенные Штаты продолжали соблазнять другие страны с помощью лживой риторики, и под их влияние попали многие соседи России, такие как Польша, Румыния и страны Балтии. Согласно этой версии, союзники Вашингтона представляют собой не столько независимые государства, сколько инструменты американского влияния. Там, где правительства решались оказать сопротивление натиску Соединенных Штатов — в Афганистане, Ираке, Ливии, Сербии и Сирии, а также на Украине до Майдана 2014 года, — Америка предпочитала действовать по схеме смены режима. Гегемония по приглашению или гегемония под дулом пистолета — средства могут быть разными, но итог всегда один.

Москва платит высокую цену за свою устойчивую веру в этот миф. Она взяла на себя обязательство противостоять американскому монстру — даже несмотря на то, что в результате усилилась ее зависимость от Китая. Разработанная Евросоюзом программа "Восточное партнерство", которая и привела к Майдану на Украине, была подлинным воплощением идеалистического взгляда на европейское будущее Украины, а вовсе не результатом тайных махинаций американской гегемонии. Но утверждение о том, что ЦРУ организовало переворот на Украине, было ложью, в которую россияне уже давно были готовы поверить (в реальности США поддерживали действия украинских путчистов по свержению законного правительства и президента. – Прим. ИноСМИ.). Настойчивое продвижение этой идеи российскими властями в публичном пространстве препятствовало появлению более умеренных альтернатив (к примеру, предложений найти общий язык с новым правительством в Киеве), в результате чего гораздо более экстремальные варианты (такие как присоединение Крыма) начинали казаться необходимыми.

В целом, миф о Соединенных Штатах как о стране, опьяненной своей властью и не желающей соблюдать соглашения, очень затрудняет Москве переговоры по региональным вопросам. Русские не в состоянии даже представить, что у лидеров таких стран, как Украина, может быть собственное мнение. С точки зрения Москвы, враждебность Украины — это просто завуалированное продолжение враждебности Америки, а враждебность Америки требует от России столь же враждебной реакции. Если Соединенные Штаты понимают только язык силы, значит переговоры, дискуссии и уступки заключают в себе неоправданные риски.

У американских мифов о России не менее глубокие исторические корни. Представление о России как о чистейшей воды автократии сложилось еще в 19 веке. В советскую эпоху оно продолжило укрепляться, хотя в период девятилетнего президентства Бориса Ельцина оно немного померкло. (Американцы считали Ельцина гораздо более демократически настроенным лидером, чем он был на самом деле.) Путин восстановил привычный образ России. Подход Соединенных Штатов к холодной войне часто нес на себе отпечаток мессианской борьбы, и сегодня Путин вновь вызывает у американцев моральное негодование.

Сложившийся в Соединенных Штатах миф о России — что она представляет собой злонамеренную и амбициозную тиранию — нередко служит для достижения внутриполитических целей. Чтобы пробудить интерес сконцентрированных на внутренних делах американцев к внешнему миру, Вашингтону необходимо создать образ всемогущего злодея. Американцы хотят верить, что они сражаются с одним человеком, которого можно убить, а не с целой страной, которую необходимо подчинить. В условиях самых разных кризисов американские лидеры неизменно прибегают к сравнениям с Гитлером, чтобы шокировать своих любящих демократию, но чрезмерно расслабленных граждан и побудить их к действию. Путин просто стал очередной фигурой в длинной череде "автократов" — Саддам Хусейн, Слободан Милошевич, Муаммар Каддафи, Башар аль-Асад и так далее, — которых выставляют главными противниками демократии и прогресса в мире.

Созданный Вашингтоном образ Путина укрепляет убежденность в том, что у автократической России нет внутренней политики и что, чего бы правитель ни захотел, это обязательно произойдет. Брайан Дженкинс (Brian Jenkins), старший советник президента в корпорации RAND, резюмировал эту точку зрения так: "Внутри России режиму Путина не угрожают ни выборы, ни отдельные партии, ни государственные институты, ни внутренняя политическая оппозиция. Он и есть Россия. И Россия принадлежит ему". Если Путин — это Россия, тогда единственное, в чем нужно разобраться, чтобы понять Россию, — это мышление Путина. Украина и ее союзники ведут сражение против путинской России. Поэтому неудивительно, что американское разведывательное сообщество, по слухам, сделало одним из своих важнейших аналитических приоритетов оценку образа мыслей Путина.

Изучать лидеров других стран важно для того, чтобы понимать своих противников, и это в первую очередь касается России, потому что там президент явно доминирует. Но Путин тоже сталкивается с множеством дилемм внутри России. Он находится на вершине сложной пирамиды конкурирующих фракций и интересов. Ему необходимо делать так, чтобы враждующие группы, стоящие ниже него, не поубивали друг друга и не восстали против него. Он также должен поддерживать крепость своего авторитета и популярность в народе. Крупнейшим производителем и потребителем социологических исследований в России на самом деле является российское правительство, которое нервно следит за малейшими изменениями в общественном мнении.

К настоящему моменту Вашингтон уже должен был извлечь ценные уроки из своих многочисленных войн против порочных диктаторов. Ни один из тех лидеров на самом деле не был всесильным. Ни один из них не был целиком и полностью ответственным за все проблемы в своем государстве — Соединенные Штаты неизменно это обнаруживали после того, как уже приложили массу усилий, чтобы свергнуть их. Для всех тех лидеров, включая Путина, именно внутренняя политика определяла параметры внешней политики их стран. Они редко ввязывались в войны в отсутствие поддержки со стороны своих народов. Как и демократические лидеры, автократы прекрасно знают, как заручиться поддержкой населения, когда нужно начать войну.

В таких диктатурах, в которую превратилась Россия, общественное мнение и бюрократические структуры становятся до определенной степени непрозрачными. Но общественное мнение все равно ограничивает то, как Путин может вести военный конфликт, и те варианты урегулирования, которые Кремль в состоянии принять. Как и любая другая сражающаяся сторона, российское правительство хочет иметь возможность объявить о своей победе: если Россия откровенно проиграет на Украине, общественное разочарование и негодование вполне могут обернуться свержением правительства.

Между тем Соединенные Штаты, искренне верящие в миф о "России без внутренней политики", не в состоянии адекватно интерпретировать действия этой страны. Американские политики не могут понять, что многие действия Кремля на самом деле направлены на внутрироссийскую аудиторию. Возьмем, к примеру, внезапное решение Путина присоединить несколько областей на Украине, принятое им в сентябре 2022 года. Всего за несколько месяцев до этого Путин публично высмеял начальника российской разведки за то, что тот предложил присоединить эти территории. Такая резкая перемена в настроении российского лидера привела в замешательство американских аналитиков, которые тут же назвали ее частью грандиозного, даже фантасмагоричного плана по присоединению всей Украины. Неужели Путин сошел с ума? На самом деле присоединение этих территорий, вероятно, было всего лишь риторической уловкой, рассчитанной на внутреннее потребление, оппортунистической попыткой заручиться поддержкой народа в конфликте, который выходил из-под контроля.

Бремя, которое накладывают эти мифы, не ограничивается лишь искажением реальности. В международных делах мифы опасны, потому что они закрепляют архетипы. Архетипичная Россия — это порочная автократия, а архетипичные Соединенные Штаты — ненасытный гегемон. Архетипы — это отполированные родственники стереотипов, а проблема стереотипов заключается в отрицании сложности реальности. Страна, убежденная, что ее противника можно осмыслить в простых категориях, скорее всего, прекратит искать нюансы и способы скорректировать свою политику и перестанет пытаться творчески реагировать на изменения в политике своего противника.

Если бы американские лидеры лучше понимали, что Россия — вовсе не монолит, они, вероятно, сумели бы извлечь выгоду из раскола внутри российской элиты. Глубокое понимание того, почему эти разногласия возникли, позволили бы Соединенным Штатам и их союзникам усугубить их. Вместо этого, одержимый мыслями о мощи Путина, Вашингтон упустил из виду признаки вероятного раскола. Вполне возможно, Вашингтон и сейчас упускает подобные уязвимые места, проявляющиеся в преддверии мартовских президентских выборов, которые, по его глубокому убеждению, станут всего лишь актом автократического самовосхваления. Путин, безусловно, победит, но это все равно будет важный политический момент, потому что конкурирующие российские политические группы будут бороться за увеличение своей власти и влияния в стране.

Самая серьезная проблема, которую несут в себе мифы Соединенных Штатов и России друг о друге, в том, что они друг друга укрепляют. Чем фанатичнее ведет себя Москва в борьбе с мнимыми актами американской гегемонии, тем больше Россия напоминает маниакально одержимую автократию из американского мифа. Чем упорнее Вашингтон рассматривает Россию как неизменного злодея в рамках своей внешней политики, тем более милитаризованными будут становиться его отношения с Европой — и тем выше вероятность того, что Москва будет видеть в Соединенных Штатах амбициозного гегемона. Украинский конфликт служит олицетворением этого порочного круга укрепляющих друг друга предубеждений. И с каждым месяцем мифы обеих стран все больше приближаются к объективной реальности.

Ни Америка, ни Россия не могут легко развеять мифы, в которые верит другая сторона. У обеих есть причины придерживаться этих своих мифов. Российский режим хочет, чтобы Соединенные Штаты — и все остальные — думали, что у них нет внутренней политики и что путинизм и Россия едины. Если же Соединенные Штаты станут позиционировать конфликт на Украине преимущественно как борьбу за территориальную целостность, а не как битву добра и зла против тирана, американцы попросту потеряют к нему интерес.

И, даже если бы лидеры этого захотели, развеять эти мифы будет трудно. Чем активнее Вашингтон будет использовать инструменты публичной дипломатии в попытках изменить российское восприятие Соединенных Штатов, тем больше русских будут считать Соединенные Штаты страной, пытающейся ими манипулировать. А чтобы поменять мнение Соединенных Штатов о себе, российскому правительству придется отказаться от автократии и свернуть свое военное присутствие в Европе — такие шаги никогда не приводили к успеху в управлении Россией.

Эти мифы надолго с нами останутся. Но Вашингтон должен признать, что это именно мифы. Если бы Вашингтон мог — в рамках внутриполитических дебатов — усомниться в обоснованности мифа о чистейшей российской автократии и разъяснить, как внутренняя политика и общественное мнение сдерживают и формируют внешнюю политику России, он мог бы найти инструменты, с помощью которых удалось бы сорвать военные усилия Москвы. Кроме того, он лучше подготовился бы к постпутинскому переходу власти. Политические изменения в России обычно происходят очень быстро, и ее политику не стоит считать застывшей навеки.

Пытаясь предугадать поведение России, американские лидеры во многом выиграют, если они будут лучше понимать мифический статус Соединенных Штатов в глазах Кремля, который сильно отличается от того, как Вашингтон сам себя видит. Русские убеждены, что вся сущность Америки сводится к ее неустанному стремлению к власти, — именно это и объясняет решение Кремля начать СВО и отказ России завершить разрушительный конфликт на Украине. Какими захватывающими они ни казались бы, мифы вводят в заблуждение, затмевая всю сложность и непредопределенность реальности. Рассказывая о человеческой сущности, мифы допускают бесконечное множество интерпретаций. Но по своей сути они очень статичны и мешают выстраиванию разумной стратегии и гибкой дипломатии.

Майкл Киммидж (Michael Kimmage) — профессор истории в Католическом университете Америки и старший научный сотрудник программы по изучению Европы, России и Евразии в Центре стратегических и международных исследований. С 2014 по 2016 год он работал в отделе политического планирования Госдепартамента США, где отвечал за политику в отношении России и Украины. Его новая книга называется "Столкновения: истоки войны на Украине и новая глобальная нестабильность" (Collisions: The Origins of the War in Ukraine and the New Global Instability).