FA: США на протяжении истории усугубляли конфликт на Ближнем Востоке

С угасанием своего влияния Вашингтон пустился в увертки и отрицает объективную реальность.

В любой день затяжной войны в Газе от чиновников администрации Байдена можно было ожидать заявлений следующего рода: перемирие вот-вот будет достигнуто, США неустанно над этим работают, заботясь в равной степени об израильтянах и палестинцах; вот-вот будет заключена историческая сделка по нормализации отношений между Саудовской Аравией и Израилем, и все это неразрывно связано с необратимостью достижения палестинской государственности.

Ни одно из этих заявлений не имело даже отдаленного сходства с истиной. Переговоры о перемирии затягивались, и когда они время от времени приносили плоды, достигнутые договоренности быстро рушились. Соединенные Штаты воздерживались от одного — от выдвижения Израилю условий для получения военной помощи, которая и не давала прекратиться огню, — что могло бы сделать перемирие реальностью. Это единственный шаг, который — в отличие пустых слов — мог продемонстрировать приверженность США защите жизней как израильтян, так и палестинцев. Саудовская Аравия все твердила, что нормализация отношений с Израилем зависит от прогресса в создании палестинского государства, а израильское правительство такую возможность последовательно исключало. Чем больше проходило времени, тем более пустыми оказывались заявления США, встречаемые недоверием и безразличием. Это не мешало им звучать вновь и вновь. Действительно ли американские политики верили в то, что говорили? Если нет, то почему продолжали? А если верили, то как могли игнорировать столько очевидных доказательств обратного?

Ложь служила прикрытием для политики, позволявшей Израилю осуществлять свирепые атаки на Газу и преподносившей самые скромные, мимолетные улучшения ситуации в палестинском анклаве как продукт американского гуманизма и решимости. При администрации Трампа жестокость Израиля усилилась, но ей путь проложила именно та ранняя ложь. Она помогла нормализовать убийства без разбора; целенаправленные удары по больницам, школам и мечетям; использование доступа к пище как орудия войны; и зависимость от американского оружия. Она подготовила почву, и пути назад уже не было.

Обман — не новшество. Его корни уходят далеко за пределы войны в Газе и за рамки палестино-израильского конфликта. Он превратился в привычку. Десятилетиями Соединенные Штаты лукавили относительно своей позиции в конфликте, изображая из себя посредника, хотя были откровенно пристрастным участником. Они лукавили, создавая "мирный процесс", который способствовал скорее увековечиванию и укреплению статуса-кво, нежели его изменению. Они лукавили, изображая свою масштабную политику на Ближнем Востоке как продвижение демократии и прав человека. Они лукавили, заявляя об успехе, даже когда усилия оборачивались чередой катастроф.

По мере того, как ложь становилась все очевиднее и ее становилось все труднее игнорировать, влияние США шло на убыль. Израильтяне, палестинцы и другие местные игроки игнорируют этот фарс — оставив позади банальности о двухгосударственном решении, мире, демократии и американском посредничестве — и возвращаются к более примитивным, неприукрашенным установкам, произрастающим из их прошлого. Как и десятилетия назад, потерянные, бесправные, переполненные гневом и жаждой мести палестинцы прибегают к отдельным актам насилия против израильтян — в ожидании дня, когда они сложатся в более организованную форму. Как и прежде, не сдерживаемый и необузданный Израиль убивает палестинцев направо и налево: в 1970-х в Аммане, Бейруте, Тунисе, Париже или Риме; в наши дни в Дохе и Тегеране. С обеих сторон грядет худшее. Соединенным Штатам останется лишь созерцать развалины.

Провальная американская политика на Ближнем Востоке проходит в несколько этапов. Сначала возникает ошибочный подход, неверное прочтение ситуации, намеренная или случайная ошибка — например, когда американские чиновники утверждают, что лучший способ повлиять на Израиль — не давление, а теплые объятия. Когда неуклюже вмешиваются в палестинскую политику, пытаясь утвердить предпочитаемый набор "умеренных" лидеров, — одобрение, которое в глазах избирателей мало чем отличается от обвинительного приговора. Когда исключают из мирного процесса силы, способные его сорвать, — тех по обе стороны, кто по религиозным или идеологическим причинам питает глубокую, неизменную привязанность ко всей земле "между рекой и морем" и для кого отдать хотя бы дюйм ее будет мучительно, — израильских поселенцев и религиозных националистов, палестинских беженцев и исламистов.

Загадка американской политики в том, что ее творцы так много знают и так мало понимают. Информация — это не понимание; она может быть его противоположностью. В 2000 году высокопоставленные американские сотрудники разведки, основываясь на том, что они видели, слышали, и думали, что знали, заверили президента Билла Клинтона, что у палестинского лидера Ясира Арафата не будет выбора, кроме как принять его предложения во время саммита в Кэмп-Дэвиде — мол, только сумасшедший этого не сделает. Арафат их отверг, и народ прославляет его за этот поступок как героя. В 2006 году администрация Буша пропустила явные признаки, указывавшие на победу ХАМАС на палестинских выборах, за которые Вашингтон так ратовал и по поводу которых так беспокоились палестинские чиновники.

Годы спустя, после начала восстания в Сирии в 2011 году, непроверенная разведывательная информация рисовала ошибочную картину поля боя, которое оставляло президенту Башару аль-Асаду мало шансов на выживание в краткосрочной перспективе, а повстанцам, стремившимся его свергнуть, — относительно быстрый путь к успеху. При администрации Байдена американские чиновники полагались на разведданные для оценки мышления иранских лидеров и их позиции по предлагаемой ядерной сделке. Их оценки большей частью оказывались ошибочными. Их удивила молниеносная победа талибов после вывода американских войск из Афганистана, нападение ХАМАС на Израиль 7 октября, коллапс режима Асада в следующем году. А сильнее всего удивило собственное удивление.

Эти потрясения не были результатом намеренных искажений, когда разведка подгоняется под официальный нарратив — как когда ЦРУ в 2003 году сказало президенту Бушу-младшему то, что он хотел услышать: у иракского лидера Саддама Хусейна есть оружие массового уничтожения, и дело против него — "легкая победа". Они стали следствием процесса, в котором меньше прямого обмана и осознанности. Но он столь же опасен.

Соединенные Штаты также показали, что не способны управлять мирным процессом. По всему региону они то поддерживали автократов, то осуждали их, чтобы затем вновь заключить в объятия. В 2011 году они попытались обеспечить демократический переход в Египте — глава, которая завершилась становлением режима, оказавшегося репрессивнее того, который они помогли свергнуть. В Ливии в том же году Обама санкционировал удары, которые способствовали падению лидера страны Муаммара Каддафи. Результатом стала гражданская война, нестабильность, распространение вооруженных формирований, а также поток оружия по всей Африке и беженцев — в Европу. Американский президент надеялся на успех операции, но позже окрестил ее "полным провалом". В одном из этих утверждений он был прав. Последующие попытки администрации Обамы свергнуть сирийский режим путем масштабных инвестиций в вооруженную оппозицию развивались по аналогичному сценарию: вмешательство США помогло затянуть гражданскую войну, дополнительно поощрило иранское и российское вмешательство и не привело повстанцев к власти. Значительная часть оружия, которое США помогли переправить в Сирию, оказалась в руках джихадистских группировок, с которыми Вашингтон затем отчаянно пытался бороться.

Во всех этих и других случаях Арабская весна свернула на темный и мрачный путь. В ее начале Обама торжественно провозгласил, что Соединенные Штаты поддерживают ветры перемен и находятся на "правильной стороне истории". История этим словам не вняла. Каждый раз благие намерения разбивались о суровую реальность, а США демонстрировали удивительную неспособность усвоить уроки собственной ближневосточной истории — уроки о собственной самонадеянности; пределах своей власти; стабильности устоявшихся режимов; ненадежности местных партнеров, жаждущих американской помощи, но пренебрегающих американскими советами; ответном ударе, следующем за поддержкой вооруженных групп, о которых Вашингтон знает мало, а контроля над ними имеет еще меньше; о неодолимом влечении, подобном мотыльку к пламени, к региону, из которого он неоднократно клялся уйти. Короче говоря, уроки о союзе между неодолимым стремлением Соединенных Штатов вмешиваться в дела региона и их незнанием местных реалий.

Даже когда достигались искомые результаты, ради которых они так трудились, то происходило это не по воле Вашингтона. Годы усилий США по ослаблению региональных воинственных движений — Хезболлы, иракских ополченцев, палестинских вооруженных групп, хуситов — почти не поколебали их влияния. Соединенные Штаты пытались подорвать их мощь различными способами, те несли потери, но неизменно восстанавливались, находя силы в самой борьбе. Решающий удар, действительно серьезный, нанес Израиль, когда в сентябре 2024 года обезглавил и разгромил Хезболлу. Незадолго до бегства Асада из Дамаска в декабре того же года и краха его режима, США пришли к выводу, что и то, и другое — незыблемая данность, и обдумывали сделку по улучшению двусторонних отношений. Ошеломленные американские чиновники могли лишь безучастно наблюдать, как группа, объявленная Вашингтоном террористической организацией, стремительно изгоняла Асада, выполняя задачу, которую США так упорно и безуспешно пытались выполнить, и затем вести переговоры с тем, кто в мгновенном переходе от оппозиции к власти превратился в их глазах из джихадиста в государственного деятеля.

С каждым провалом крепла ложь, ставшая хребтом американской дипломатии на Ближнем Востоке. В Афганистане США твердили, что успех уже близок, и гонялись за собственным хвостом, пока лицом к лицу не столкнулись с поражением. Позиционируя себя борцом за демократию и права человека, Вашингтон при этом опирался на партнеров — Египет, монархии и эмираты Персидского залива, Израиль, — которые игнорировали первое и попирали второе. Соединенные Штаты уверяли, что их давление способно сдержать ядерную программу Ирана. Когда давление не срабатывало, предполагалось, что дело сделает усиление давления. Однако каждый новый американский санкционный удар в ответ на каждую новую иранскую провокацию лишь доказывал его собственную тщетность. Нельзя всерьез утверждать, что, если ужесточение давления неизменно приводит к эскалации его действий, то оно обуздает Иран.

Порой, что всего страннее, наблюдались одновременно и притворство, и признание в этом самом притворстве. Вооружая сирийских повстанцев, Обама публично заявлял: "Этот диктатор падет". Позже он признал, что сама идея успеха такой оппозиции — разношерстной группы "бывших врачей, фермеров, фармацевтов", способной победить регулярную армию, — была фантазией. Администрация Байдена подвергла резкой критике решение президента Дональда Трампа 2018 года выйти из ядерной сделки с Ираном, которую заключил Обама, и восстановить санкции. Тут же она хвастливо заявляла, что не отменила ни одной санкции, ввела множество новых и поклялась усилить давление, которое, по ее же собственному признанию, эффекта не возымело. Президент Джо Байден также, когда американские силы начали операции против хуситов в Йемене в ответ на их удары по торговым судам (притом военные представители США постоянно заявляли об успехе), дал поразительное пояснение репортеру относительно ударов, которые он санкционировал: "Вы спрашиваете, работают ли они, останавливают ли хуситов? Нет. Продолжатся ли они? Да". Американские президенты всегда следовали своему слову, вот только слова те были пусты и бессмысленны.

Чем меньше Соединенные Штаты управляют ходом событий, тем большую потребность о них рассуждать чувствуют американские чиновники — один из способов создать иллюзию контроля. Все, что Вашингтон теряет во влиянии, он компенсирует громкими заявлениями; бессилие маскирует многословием, а тщетность усилий — красноречием. Истинная сила молчалива. Разрыв между словами и реальностью почти невозможно осмыслить, и видится он разве что намеком на закат эпохи. В нем проглядывает тоска некогда всемогущей сверхдержавы по дням, когда она могла добиваться своего; бремя системы, которая карает пессимизм за приговор, выносимый американским устремлениям, и вознаграждает оптимизм за вердикт, оправдывающий американское могущество; или же надежда на то, что навязчивое, бодрое повторение однажды сделает обман реальностью.

То, как арабский мир изначально отреагировал на переизбрание Трампа в 2024 году, говорит само за себя. Почти по любым меркам, все в этом отношении было против Трампа. В свой первый срок он решительно наклонил игровое поле в пользу Израиля, стремясь порвать с традицией и отбросить избитые истины мирного процесса, которые с презрением называл "сказками". Во время предвыборной кампании он призывал израильского премьер-министра Биньямина Нетаньяху "закончить работу" в Газе; любое моральное негодование, которое чиновники Байдена осмеливались высказать по поводу действий Израиля в той войне, не нашло бы отклика у их преемников. Тем не менее, в первые дни во многих уголках Ближнего Востока ощущалось скорее облегчение, чем отчаяние, при мысли о прощании с подходом Байдена — и, как им виделось, Обамы тоже.

Ходкое объяснение, что только автократ может найти общий язык с автократом, что в Трампе арабские диктаторы узнали своего, объясняет ситуацию лишь отчасти. Байден, в конце концов, так и не проявил себя как истинный борец за демократию и права человека. Что вызывало негодование арабских лидеров и немалой части населения, так это моральное тщеславие Вашингтона, бесплодные выражения сопереживания и убежденность, лишенная мужества. Что им было трудно переварить, так это ложь. Если уж не собираешься и пальцем пошевелить ради палестинцев, имей достоинство не притворяться, что тебе не все равно. Как минимум с Трампом они думали, что понимают, с кем имеют дело, даже если его действия непредсказуемы и в основном им не по нраву. Они видели в нем лидера без морального компаса, для которого бесстыдное применение силы вполне привычно. В отличие от предшественников, Трамп не твердил заученные фразы о воображаемом двухгосударственном решении; был искренен, говоря, что в отношении Ирана на столе лежат все варианты; и, санкционируя переговоры с ХАМАС, отказался от фарса и согласился взаимодействовать с единственной палестинской структурой, способной решать вопросы войны и мира. Насколько силен разрыв с прошлым — покажет время. Тем не менее, после долгих лет фальшивого возмущения и лицемерных нравоучений подлинный цинизм многим показался долгожданным глотком свежего воздуха.

На протяжении десятилетий Соединенные Штаты постепенно выстраивали альтернативную вселенную. Вселенную, в которой благостные речи сбываются, а действия приносят обещанные плоды. В которой миссия Вашингтона в Афганистане порождает современную демократию, а поддерживаемые американцами правительственные силы могут противостоять талибам. В которой экономические санкции приводят к желаемым политическим переменам, усмиряют хуситов, обращают вспять иранские ядерные достижения. В которой Соединенные Штаты ведут решительную борьбу демократических сил против автократических режимов. Вселенную, в которой умеренные палестинцы представляют свой народ, реформируют палестинскую администрацию и ограничивают ее политические требования; в которой разумное израильское большинство возьмет верх благодаря мягким толчкам со стороны США, согласится на существенные территориальные уступки и на создание полноценного палестинского государства. Вселенную, в которой перемирие в Газе вот-вот наступит, международное правосудие беспристрастно, а грубые двойные стандарты Вашингтона не оскверняют беспрестанно международный порядок, который он якобы защищает.

Только есть еще реальная вселенная — та, что из плоти, крови и лжи.