Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
В своем выступлении по телевидению Макрон попросил у Франции "сто дней успокоения", сообщает Der Spiegel. Но он их может и не получить. В стране самый тяжелый политический кризис с 1960-х годов. Автор статьи объясняет его не пенсионной реформой, а "высокомерием" Макрона.
Итак, президент Макрон выступил в прайм-тайм по телевидению и попытался несколько успокоить французов, возмущенных его пенсионной реформой, однако из этого ничего не вышло. Наблюдатели говорят о самом тяжелом политическом кризисе во Франции с конца войны в Алжире в начале 1960-х.
А ведь сделать это было не так и трудно. Возможно, он должен был всего лишь показать, что действительно сделал выводы из произошедшего во Франции в последние три месяца. Должен был признать, что на этот раз у него что-то не получилось. И действительно, в начале обращения президента к французскому народу, переданном из Елисейского дворца ровно в 20 часов в понедельник, создалось впечатление, что он, президент Эммануэль Макрон, избранный год назад на второй срок, понял свою нацию.
"Я сожалею, что не удалось достичь консенсуса", – сказал Макрон, имея в виду массовые протесты против его пенсионной реформы, которую по-прежнему отвергают две трети граждан. По словам Макрона, никто не может остаться безучастным перед лицом этих демонстраций и требования большей социальной справедливости: "И меньше всего я".
Макрон правит вопреки общественному мнению
Создавалось впечатление, что Макрон все понял и готов к примирительным мерам, которые должны последовать в ближайшее время. Но, прежде всего, он вселил в своих противников надежду, что президент осознает весь объем кризиса, переживаемого страной с начала января. Потому что – и тут по-прежнему царит полное недопонимание – речь уже давно идет не только об увеличении пенсионного возраста с 62 до 64 лет и тем более не о паре безумных леваков, жаждущих разжечь пожар в стране.
Что возмущает французов, в том числе и считающих пенсионную реформу разумным делом, так это высокомерие, с которым президент вот уже несколько недель действует вопреки общественному мнению и профсоюзам, с которыми он, несмотря на все заверения, отказывается вести серьезный социальный диалог. Реакция граждан, которые решили побить витрины и подраться с полицейскими, может показаться избыточной, но она вполне понятна.
С 10 января, когда была оглашена реформа, Макрон не встретился и не поговорил ни с одним представителем профсоюзов. Лидер умеренной "Французской демократической конфедерации труда" Лорана Бержера (Laurent Berger) решил выступить посредником и предложил взять паузу и поговорить друг с другом, но Макрон это предложение отклонил. В Германии такое было бы немыслимо. Мнение профсоюзного деятеля, что Франция переживает сейчас "кризис демократии", Макрон отверг сходу еще в тот момент, когда он находился с визитом в Китае. Там он заявил журналистам, что когда избранный президент доводит до конца какой-нибудь запланированный проект, то это – не кризис демократии.
Но как назвать это по-другому, если 76% французов высказывают в соцопросах мнение, что демократия в их стране функционирует плохо, а 64% заявляют, что протесты должны продолжаться, хотя реформе уже придан статус закона?
Спустя лишь пару часов, после того как Конституционный совет в прошлую пятницу признал реформу правомерной, Эммануэль Макрон в ночь на субботу распорядился объявить её законом. С точки зрения конституционного права президент не должен был так торопиться. Он, скорее всего, думал по-другому. Поэтому оппозиция расценила его шаг как акт высокомерия. Представители профсоюзов, просившие о переговорах, восприняли это как жест, призванный поставить их на место.
"Была ли принята реформа обществом? Нет, определенно не была", – заявил президент в понедельник вечером. Но затем добавил, что она необходима и что он хочет продвинуть еще один проект и тем самым "опять придать нации энтузиазма". Для этого он собирается, как и во время других кризисов, "мобилизовать всю энергию". Удивляет, что выражаясь так странно и замысловато, Макрон надеялся вернуть доверие к себе.
"Нам предстоит прожить сто дней успокоения, единения, честолюбивых действий на благо Франции", – сказал Макрон. Затем он провозгласил 100-дневный план с тремя главными направлениями – так, как будто его второй президентский срок только начался.
По его словам, необходимо, чтобы мир труда обновился, работа лучше оплачивалась, а богатство распределялось справедливее. Вслед за этим Макрон заявил о намерении улучшить систему охраны правопорядка: будут приняты на службы десять тысяч новых судей и созданы 200 новых бригад жандармерии. Кроме того, он хочет усилить контроль над нелегальной иммиграцией.
В школах он собирается ввести больше уроков физкультуры, восполнять несостоявшиеся уроки, а оплату учителей повысить. Ах, да! В больничных отделениях скорой помощи, постоянно страдающих от нехватки персонала, якобы к концу 2024 года ни одному пациенту больше не придется долго ждать.
"Перечень благих пожеланий"
Объединение французских врачей скорой помощи всего через пару часов после телеобращения Макрона высказалось о нем скептически. Врачи сомневаются, что этот многолетний кризис может быть устранен так быстро. В какой-то момент Макрон заговорил об очках и слуховых аппаратах, расходы на которые французы не должны бы оплачивать. Как минимум это прозвучало как отчаянная попытка умаслить нацию.
Президент не сказал ничего нового, ничего конкретного, а представил "перечень благих желаний", – заявил лидер партии "Республиканцы" Эрик Сьотти (Éric Ciotti) в тот же вечер. Как он выразился, явная малоподвижность президента, к сожалению, сильно контрастирует с гневом французов. Сьотти и его партия "Республиканцы" могут потенциально обеспечить большинство в парламенте для правящей партии, которая после утраты абсолютного большинства в Национальном собрании больше не может провести ни одного законопроекта без согласования с другими партиями, представленными в парламенте.
Макрону не впервой давать обещания, которые он не в состоянии выполнить. После кризиса с "желтыми жилетами" он тоже заявлял, что понимает гнев людей и услышал их крики о помощи. На одной из пресс-конференций в Елисейском дворце он сказал, что многочисленные разговоры с протестующими его изменили. Он всегда произносит подобные фразы так, как будто действительно в них верит. За ними следуют денежные подарки, исчисляемые миллиардами. Но принципиальные проблемы остаются. Люди на периферии живут сегодня не лучше, чем тогда.
Одна из проблем в том, что люди ему больше не верят, он не способен их убедить. Они ощущают себя неправильно понятыми, когда президент сравнивает их страну со стройкой в Соборе Парижской Богоматери. Другую проблему с возмущением сформулировал видный и в иных случаях невозмутимый историк и социолог Пьер Розанваллон (Pierre Rosanvallon) в одной из многочисленных телепередач, вышедших в эфир сразу после трансляции обращения Макрона:
"Он вообще не говорил о кризисе демократии. Где ответы, которые он должен был дать тем, кто выходит сейчас на улицу и вновь устраивает демонстрации?" По его словам, Франция переживает самый тяжелый политический кризис после окончания войны в Алжире. Розанваллон крайне озабочен: по его мнению, демократия легитимирует себя не только через применение законов, корректное с точки зрения конституционного права, она должна быть частью жизни.
Спустя всего несколько минут после речи Макрона в Париже, Марселе, Дижоне, Лиможе и Рене вновь запылали контейнеры с мусором. А незадолго до этого многие вышли с кастрюлями на улицы, чтобы выразить свое возмущение президентом и заглушить его речь. Вполне возможно, что протесты с ближайшие недели пойдут на спад и число их участников уменьшиться. Эммануэль Макрон тогда получит то, чего хотел: его пенсионная реформа вступит в сентябре в силу. Но глухой гнев останется. А он может быть таким же опасным, как и гнев сиюминутный.
