Блестящая революция прокатилась по России двадцать лет назад. Блестящая, потому что она была блестяще выполнена, практически полностью ненасильственная и потому, что никто из тех, кто был там, никогда не забудет то чувство солидарности, товарищества и даже привязанности, которые люди испытывали друг к другу – и к новой России, которую они столь пылко и ревностно ожидали.
Революция – потому, что помимо сотен тысяч, собравшихся в Москве и на Дворцовой площади в Санкт-Петербурге, демонстрации против путча убежденных коммунистов и за Бориса Ельцина и Михаила Горбачева имели место в каждом крупном городе. Революция возвестила о появлении новой политической системы, изменила экономические основы страны и создала новое государство – постимперскую Россию.
Куда все это привело? Что произошло с благородным пылом, моральной чистотой, жаждой правды, героизмом? Начнем с того, что никакая значительная часть населения любой страны не может вечно поддерживать накал революционного подъема. Люди покидают площади и идут домой; у них есть работа, которую надо делать, и семьи, которые нужно поддерживать. То, что произойдет потом, зависит от множества непредвиденных обстоятельств, случайностей, но два фактора имеют наибольшее значение: удача руководства и национальные политические традиции.
Принимая во внимание человеческий материал, оставшийся после семидесяти лет отравляющего и калечащего режима, России очень повезло, что у нее появился Ельцин. Но будучи несовершенным гигантом, его было отнюдь недостаточно, чтобы преодолеть века автократического доминирования наверху, раболепие, склонность к подчинению и безответственность внизу, коррупцию, цинизм и атомизацию тоталитарного коммунизма. Демократические институты были возвдигнуты на социальной и моральной вечной мерзлоте, едва-едва прогретой четырьмя годами гласности. Словно избушка Бабы Яги, это здание покоилось на тонких ножках, на несколько дюймов в земле, уязвимое для саботажа или прямого и полного искоренения.
С того времени национальные политические традиции в наибольшей степени ответственны за то, как изнашиваются или ниспровергаются «цветные» революции в постсоветских Украине, Грузии и Киргизии – и они, видимо, будут и грозным и непреодолимым препятствием для выполнения обещаний арабской весны.
Это будет уже не первый раз, когда гражданское общество отстает от революционных политических перемен. Почти сорок лет прошло между обезглавливанием британского короля Чарльза I и настоящей Блестящей революцией, которая ограничила монархию властью парламента. У французов ушло почти полвека, чтобы добраться от Первой до недолгой Второй республики (а между ними были Большой террор, диктатура и Империя), и потом еще 18 лет, чтобы прийти к республиканскому правлению в 1870 году.
Так что не надо оплакивать революцию 1991 года. Потому что под панцирем путинской реставрации русские тихо, но с упорной решимостью выковывают современное гражданское общество, ослабляя вечную мерзлоту посткоммунистического времени, и создавая возможности для поддержания демократии. Миллионы людей добровольно помогают своим согражданам и десятки тысяч вносят свой вклад в благотворительность (все больше онлайн). Возможно, наиболее многообещающим фактором выглядит то, что тысячи людей становятся социально активными. Они защищают озеро от отравления промышленными отходами, обороняют лес от вырубки, а исторические здания от сноса. Они помогают незнакомцам отражать корпоративные рейдерские атаки или бороться с ненасытными и некомпетентными функционерами или жадной дорожной полицией. Они хотят, чтобы мошенники были наказаны, а суды были справедливыми. В процессе в этом море цинизма, недоверия, воровства и глупости с абсурдом они создают острова, а возможно вскоре и архипелаги доверия, компетентности, самостоятельности, самоуправления, самоуважения и ответственности для, в конечном итоге, всей страны.
Как я узнал, путешествуя из Владивостока в Калининград в июле, и интервьюируя активистов полудюжины социальных движений, они создают больше, чем социальные и политические сети. Они наполняют страну жизненно необходимой социальной восприимчивостью, которой так не хватало в 1991. В разрыв с национальными традициями, они смотрят на государство без страха и священного трепета. Их отношение к правительству это не отношение угрюмого лакея к своему господину – одновременно презирающего его, но и выполняющего его прихоти. Они спокойны, прагматичны и все больше морально бескомпромиссны. Они считают общество равным государству. Они могут даже поддерживать режим, когда он делает что-то полезное, но они откровенны в своей критике и бесстрашны в публичном выражении протеста, когда они видят, что он вредит интересам страны.
И что самое важное, они верят, что если в России и возникнет значительное общественное благо, оно придет не по приказу сверху, а «снизу» - через переделку себя и своих сограждан, через превращение их в общество, желающее и способное контролировать свои органы управления.
После десятилетия погружения в эпоху гласности для книги, я нахожу пленительным и великолепным, что эти молодые юноши и девушки, а также мужчины и женщины, большинство из которых были совсем подростками в конце 1980-х, а некоторые вообще только родились, интуитивно говорят языком гласности и решают ту же большую моральную и интеллектуальную задачу – пытаются ответить на вопрос, кто мы и что мы хотим для страны? Как мы живем более морально и почетно – как личности или как народ? Что значит должные отношения между человеком и государством? Как мы должны удостовериться, что нами управляют честно, и что наше правительство прислушивается к нам?
Как и те, кто вышел на улицы двадцать лет назад, мужчины и женщины, с которыми я встречался, движимы моральным императивом достоинства в свободе и гражданском ощущении. Не стоит удивляться, если они выйдут на российские площади Тахрир, чтобы возобновить ненасильственное преображение России, начавшееся двадцать лет назад.
А они выйдут. В долгосрочной перспективе они экзистенциально и морально несовместимы с «суверенной демократией», «вертикалью власти» - или чем бы то ни было еще, какой бы дежурный эвфемизм не был для этого изобретен в Кремле, дабы затушевать авторитарную сущность путинизма.
Революция 1991 года мертва? Да здравствует революция!
Леон Арон (Leon Aron) – директор по российским исследованиям в Американском институте предпринимательства (American Enterprise Institute). Его книга «Пути к храму: память, правда, идеи и идеалы при совершении Российской Революции, 1987-1991» (Roads to the Temple: Memory, Truth, Ideas and Ideals in the Making of the Russian Revolution, 1987-1991) будет опубликована весной будущего года.