В рождественский день 25 декабря 1991 года, когда мы еще не сняли свои потешные шляпы и доедали праздничные пироги, Михаил Горбачев выступил по телевидению и заявил всему миру, что он уходит с поста президента Советского Союза. Мы подошли к окнам, чтобы посмотреть на Кремль, находившийся на противоположном берегу Москвы-реки. Там спускали полоскавшийся на ветру красный флаг.
С тех пор угасло немало надежд. Но это не причина, чтобы отказываться от самой надежды. Многое происходящее сегодня в России кажется крайне непривлекательным. Но вопреки тому, что вы можете почерпнуть из западной прессы, Россия это не Советский Союз. Это сравнительно открытая и процветающая страна. Россияне сотнями тысяч выезжают в поездки за рубеж. Сегодня в интернете россиян больше, чем немцев. И сегодня те россияне, которые с таким энтузиазмом голосовали в 1989 году за перемены, начали требовать вернуть им право быть услышанными. Решение Путина снова баллотироваться в президенты может стать для него серьезнейшей политической ошибкой, поскольку кривая его популярности начала клониться вниз.
Читайте еще: Забудьте все, что вы знали о распаде СССР
Историки никогда не договорятся в вопросе о том, почему распался Советский Союз - ведь они до сих пор не сошлись во мнениях о причинах падения Римской империи. Но они могут отделаться от некоторых мифов: что это событие, например, никто не предвидел, или что более компетентный политик, чем Горбачев, сумел бы лучше преодолеть переходный период.
Начиная с 1960 года стали появляться четкие признаки того, что советская система приходит в состояние серьезного упадка. Не хватало товаров широкого потребления, плохо работало сельское хозяйство, акценты были непропорционально смещены в сторону тяжелой промышленности и оборонного сектора, темпы роста приближались к нулю. СССР уже проигрывал в соревновании со своим противником по холодной войне. Хрущев видел это, пытался реформировать систему, и его свергли.
Следующие 15 лет СССР плыл по волнам высоких нефтяных цен. И даже в этих условиях диссидент Андрей Сахаров открыто предсказал, что без настоящих политических реформ экономика придет в состояние застоя. Руководитель государственного планового ведомства в частном порядке также высказывался весьма мрачно. В 1985 году старики из Политбюро, отчаянно пытавшиеся найти кого-то, кто исправит положение дел, избрали Горбачева – человека творческого, энергичного и – как они надеялись – ортодоксального.
Однако он посчитал, что без радикальных перемен оживить систему невозможно. Его выступление в ООН в декабре 1988 года ознаменовало собой первый шаг в отказе от империи. В марте 1989 года Горбачев организовал первые со времен войны серьезные выборы в своей коммунистической стране. Но он столкнулся со знакомой проблемой: попытка реформировать теряющую работоспособность систему может лишь еще больше дестабилизировать ее. В начале 1990-го, за два года до распада, я написал в Лондон, что надвигается беспорядочный, но неумолимый распад российской империи. И я был не одинок в такой оценке.
Так почему же аналитики из американской разведки даже в апреле 1989 года делали вывод о том, что Советский Союз останется главным противником Запада на всю обозримую перспективу? Ответ на этот вопрос носит политический, и даже социологический характер. Во времена холодной войны обе стороны смотрели на вещи в черно-белом цвете. Официальные руководители придерживались самых пессимистических аналитических выводов, потому что так было безопаснее. Военные разглагольствовали о росте угроз, чтобы получить больше бюджетных денег и больше самого современного оружия. В 1988 году аналитик из ЦРУ рассказал Конгрессу, что он и его коллеги никогда по-настоящему не оценивали факторы, способные привести к развалу Советского Союза, потому что «нам бы сказали, что мы спятили». Другие советники по обе стороны разлома также говорили своим боссам то, что те хотели услышать.
Еще по теме: После 20 лет демократиии все осталось по-прежнему
На Западе Горбачева критикуют за то, что он по недомыслию решил реформировать систему вместо того, чтобы уничтожить ее. Но он тоже был узником своей среды. И тем не менее, за годы своего руководства он прошел большой путь от коммунизма к чему-то, напоминающему социал-демократию. Это вполне разумный путь для благородного человека.
Его можно критиковать за то, что он не справился с экономическими проблемами. Но он боялся тех потрясений, которые несет с собой радикальный переход к свободному рынку. Беспорядочные и хаотичные реформы Ельцина на самом деле привели к безудержной инфляции и к длительному периоду обнищания россиян. Пожалуй, это неизбежная цена за необходимые премены.
Самая неубедительная критика состоит в том, что Горбачев не сумел удержать в бутылке джина национализма. К 1989 году этот джин выбрался наружу. Горбачев мог послать танки. Однако вместо этого он решил попытаться создать по-настоящему добровольную федерацию советских республик. Большинство западных лидеров предпочло именно такое решение кошмарной и кровавой альтернативе «Югославии с ядерными бомбами», в которую могла превратиться во время распада ядерная сверхдержава. Его попытки были загнаны в тупик августовским путчем в 1991 году, а также настойчивым стремлением Ельцина самому захватить всю власть.
Так что Россия возрождалась в ту холодную зиму посреди ледяной стужи голодная, обнищавшая, униженная и страшно возмущенная утратой своего статуса. Даже те россияне, которые приветствовали падение коммунизма и свободу, данную им Горбачевым, обвиняли его в разрушении своей великой страны.
Хотя россияне сейчас в это не верят, на Западе был мощный и искренний всплеск доброжелательности и желания помочь. В определенных кругах звучали ликующие победоносные нотки триумфаторских настроений, и возникало ощущение того, что теперь-то мы сможем подчинить русских своей воле. Кто-то называл это реализмом, но то не был язык государственной мудрости.
Читайте еще: Россияне сожалеют о распаде СССР, но не верят в его восстановление
Западная политика отражает обе тенденции. Мы читали русским нотации о их безнравственной политике и о нарушениях прав человека. Мы давали им дорогостоящие и зачастую неуместные советы в области экономики. Мы настаивали на том, чтобы они внедряли у себя цели западной внешней политики, но игнорировали то, что россияне считали своими законными интересами. Мы расширили НАТО вопреки собственным заверениям об обратном. Мы бомбили союзницу россиян Сербию. Мы вмешивались в дела соседних с Россией государств. Наши советы были поставлены под сомнение и утратили доверие, поскольку русские посчитали, что мы не соблюдаем свои собственные принципы и не можем должным образом управлять даже своей хваленой либеральной экономикой.
Параллельно, хотя необязательно вследствие этого, российская политика становилась все более неряшливой. Высокие нефтяные цены снова соединились с политической инертностью и свели на нет все дальнейшие попытки проведения фундаментальных реформ.
Спустя пять месяцев после того, как был спущен флаг, я написал, что России понадобятся десятилетия, а возможно, и целые поколения для преодоления своих экономических, имперских и прочих трудностей. Но, написал я в Лондон, мысль о том, что Россия сможет со временем создать свою собственную, хотя и несовершенную демократию, не является глупым и бессмысленным оптимизмом.
Это не было предсказанием. Но это до сих пор выглядит как логичное предположение.
Автор статьи был послом Британии в России с 1988 по 1992 год.
