Иэн Синклер (Iain Sinclair) пишет книги уже уже почти четыре десятка лет. Его перу принадлежат стихи, романы и проза на грани документальной и художественной на тему Лондона и его истории. Его нельзя назвать типичным историком – в своем фирменном стиле с обрывистыми предложениями он пишет о фильмах, бандитах, бульварной литературе, граффити и эволюции. Он уже стал стал своеобразным литературным феноменом — вместе с художником Дэйвом Маккином (Dave McKean) работал над книгой «Медленное шоколадное вскрытие» («Slow Chocolate Autopsy»), одолжил персонажа Алану Муру (Alan Moore) для его «Лиги выдающихся джентльменов» («League of Extraordinary Gentlemen», составил антологию «Лондон: Город исчезновений» («London: City of Disappearances»), в которой приняли участие Мур, Майкл Муркок (Michael Moorcock), Сара Уайз (Sara Wise), Уилл Селф (Will Self), Джеймс Баллард (J.G. Ballard) и сам Синклер. Неудивительно, что местная библиотека попросила его провести презентацию его книги «Хакни: Это розово-красное царство» («Hackney: That Rose-Red Empire»), смеси автобиографии и краеведческого исследования, в которой Синклер рассказывает о своей жизни в лондонском округе Хакни.
А вот удивительно то, что это приглашение было неожиданно отменено по приказу руководства округа. Скоро выяснилась и причина: приказ вышел после того, как Синклер провинился, нелицеприятно – и правдиво – высказавшись на последних страницах своей книги о предстоящей лондонской Олимпиаде.
Читайте также: Фидель Кастро представил книгу своих воспоминаний
В результате разгорелся небольшой скандал. Синклер в какой-то момент обнаружил себя «звездой» теленовостей. Впрочем, все это сыграло ему на руку – он нашел тему для новой книги. Вышедшее в прошлом году «Призрачное молоко: Конец больших проектов» («Ghost Milk: Calling Time on the Grand Project») – это приговор мечтам о том, как олимпийская стройка 2012 года преобразит Лондон. Эта книга – не столько расследование, сколько свидетельство очевидца о том, как ощущаются на местах, на периферии, совместные попытки правительства и большого бизнеса преобразить большой кусок города.
Читая книгу, я немного сочувствовал Синклеру. На моем родном Монреале Летняя Олимпиада 1976 года оставила серьезный след. Причем это были «хорошие» игры – без кровопролития, запятнавшего Олимпиады в Мюнхене и в Мехико, и без массовых бойкотов, которым запомнились Олимпиады в Лос-Анджелесе и в Москве. Тем не менее, они дорого обошлись городу – и в первую очередь стоит упомянуть белую громаду стадиона. Его проект, разработанный европейскими архитекторами, не учитывал местных погодных условий (в результате крыша, которая, как предполагалось, должна была открываться и закрываться, так и не заработала, как следует) и абсолютно не вписывался в окружение. Перерасход средств на строительство сделал этот стадион одним из самых дорогих сооружений в истории. Сумма, которая поднялась со 134 миллионов канадских долларов до более чем миллиарда, была окончательно выплачена лишь в 2006 году. В 1991 году дополнительным ударом стало падение из-под крыши 50-тонного куска бетона – здание начало разваливаться еще до того, как за него было заплачено.
Тем не менее, судя по тому, что пишет Синклер, Лондону досталось еще сильнее. Тротуары перегорожены синими заборами, охранники запрещают фотографировать. Старые захоронения тория, потревоженные при строительстве, попадают в грунтовые воды. Мутные сделки по купле-продаже земли и подозрительные деньги. Сомнительная архитектура и избыточные меры безопасности. «Олимпийский парк, - заявляет автор,– разделен на зоны как осажденный город».
Структурно книга движется от личного и местного к международному. Различные части «Призрачного молока» описывают сначала район Лондона, сильнее всего затронутый олимпийскими планами, и связанные с ним личные воспоминания Синклера, затем влияние Олимпиады и прочих больших строительных проектов на Лондон в целом, затем аналогичные проекты в других местах Англии и затем влияние Олимпийских игр в прошлом на другие города – на Берлин и на Афины. Синклер, как обычно, часто отклоняется от основной темы, рассуждает о далеких от нее вещах, заполняет страницы воспоминаниями о мертвых друзьях и историями о съемках старых фильмов.
Книгу объединяет тот ракурс, с которого смотрит Синклер —не столько непосредственно его видение, сколько темы, которые его преследуют. Автора гнетут проблемы Олимпиады, сращение частного капитала и власти, и все, на что он обращает свой взгляд, для него имеет отношение к этим проблемам. Все связано с этим, все говорит нечто – пусть даже только метафорически – о гордыне современных финансистов и создателей строительных империй, о бесплодности долговременных проектов развития, о заложенном в них отрицании истории, о том, как угасают мечты богачей. В конечном итоге «Призрачное молоко» повествует о самом Синклере не меньше, чем об идее большого проекта.
Читайте также: Путин хочет сформировать российское самосознание с помощью 100 книг
Кроме того, книгу объединяет стиль. Не личность автора, а его голос. Его можно услышать в едких ремарках - например о «кормлении полчищ бюрократов, которых к этому приучили “новые лейбористы”». Однако яснее он слышан в экспрессионистских, почти галлюциногенных зарисовках Синклера. За пару страниц до приведенной выше цитаты он пишет о времени, «когда вышибалы в клубах были ключевыми фигурами в торговле экстази и перевозке конопли через Ла-Манш. Пытки кухонной утварью и инструментами в непременных аккуратных домиках в окрестностях торгового центра Lakeside. Спортзалы, похожие на клубы, и клубы, похожие на спортзалы. Стероидные психозы, кокс, «спиды», косяки, всеобщее повсеместное безумие. Вырванные зубы в пушистых полотенцах. Липкие лужицы на полах из ламината. Пятна крови на стенах баклажанового цвета. Квентин Тарантино в роли ведущего телепрограммы о недвижимости».
Этот сжатый, обрывистый, почти бессвязный стиль с характерными осколками образов – примета творчества Синклера. В лучших проявлениях он создает у читателя ощущение фуги. Связи становятся ясны, когда Синклер сталкивает образы друг с другом. Его перескоки от предмета к предмету, от «Цельнометаллической оболочки» к Джордано Бруно на структурном уровне представляют собой эквивалент его стилистического своеобразия. Как бывший режиссер он великолепно владеет техникой быстрой смены планов. Его творчество напоминает артхаусный монтаж.
Кино – это и есть память, утверждает Синклер, нанизывая свои воспоминания, размышления и ощущения от городов на отсылки к кинематографу. Берлин – это Вим Вендерс (Wim Wenders), Билли Уайлдер (Billy Wilder), и, разумеется, раз речь идет об Олимпиаде, Лени Рифеншталь (Leni Riefenstahl). «Олимпийский парк – это хроника падения Берлина задом наперед», - пишет он, подчеркивая самого процесса стирания истории.
Напротив, призрачное молоко по Синклеру - это «пятна трехмерной графики на голубом ограждении. Реальный сок из виртуального источника. Бальзамирующий состав. Мешанина из фотографических негативов. Духовная пища для мертвых. Универсальный элемент, в котором мы плаваем и тонем». Что Синклер имеет в виду? Я думаю, речь идет о памяти и истории. О поддержке, которую мы получаем благодаря тому, что инстинктивно ощущаем свое положение во времени и в контексте.
Именно в этом он видит различие между большими проектами, переписывающими местность по указанию сверху, и эволюцией сообщества и географии. Стираются следы того, что происходило на самом деле, цепи событий, определяющей облик места, в котором живут люди. Большой проект – это форма колониализма: люди, не живущие в некоем месте, принимают решения за тех, кто в нем живет, навязывая свое видение этого места и его истории его жителям, которые естественным образом должны были бы сами формировать такое видение.
Синклер много ходит пешком, а одно из последствий больших проектов – это исчезновение традиционных маршрутов: «Ощущение большого проекта в Лондоне подтверждается перекрытыми проходами, барьерами безопасности на общественных дорогах, закрытыми станциями». Результат такого проекта – переписанная география, перенаправленные дороги, перерисованные карты и территория, перекроенная согласно плану.
Еще по теме: Книги вместо алкоголя в ночных клубах?
Синклер считает большие строительные проекты фантазиями в гитлеровском духе. Воплощенным в бетоне эго. Плодами безумия или опьянения. При этом он без всякой романтизации пишет и о том, что им предшествует – преступлениях, коррупции, насилии. Однако, по его мнению, приход подобных проектов в городской район не искореняет коррупцию, а, напротив, усиливает ее, дает ей новое пространство, чтобы развернуться. Синклер как всегда уделяет много внимания темам преступности и серой зоны между законным и незаконным. Его книга интересна, в том числе, и потому, что она демонстрирует ту роль, которую играют в больших строительных проектах сомнительные сделки.
Это книга не только об Олимпиаде, но и обо всех больших и неразумных проектах такого рода. В синклеровском описании олимпийского опыта Лондона я узнаю монреальский Олимпийский стадион, однако в целом подобные масштабные глупости для моего города нехарактерны. Жан Драпо (Jean Drapeau), мэр времен Монреальской Олимпиады, странное заявление о том, что «Олимпиада может оказаться убыточной не больше, чем мужчина родить ребенка», был очарован идеей больших зданий – некоторые считают это своего рода комплексом. Однако позднейшие мэры, обычно менее одаренные, компетентные и харизматичные, редко демонстрировали подобные пристрастия. Это лишало город краткосрочных притоков наличных, зато, если верить выразительным размышлениям Синклера, оставляло его более открытым хаосу его собственной природы. В случае Синклера проблема, по-видимому, заключается в том, что Лондон - бывшая столица империи и по-прежнему остается мировым финансовым центром, а значит - местом, где власть наглядно себя проявляет в архитектуре и в больших проектах.
«Призрачное молоко» - типичный пример синклеровского стиля. Его мрачный стиль намекает на откровения, которые никогда не звучат прямо, но до которых может добраться внимательный читатель. Текстуальная интерпретация Синклером окружающего пространства требует пристального внимания. Однако читатель не останется без награды, которой служит концентрация смыслов, резко противоречащих всем разглагольствованиям об олимпийских идеалах. «Призрачное молоко» - это лучшее рассуждение об Олимпиаде из всех, что я видел—и в особенности потому, что эта книга не посвящена Олимпиаде напрямую.
