Примечание редактора: Как Россия и Запад расценивают друг друга? Каковы взгляды экспертов на конфронтацию между Россией и Западом? Как ученые объясняют российско-украинскую войну и гамбит России в Сирии? Каковы корни западной мифологии о России, и почему Запад оказался не в состоянии спрогнозировать и понять траекторию российского движения? Это двенадцатая часть эссе из серии, в которой делается попытка ответить на эти вопросы. Одиннадцатую часть можно прочесть здесь.
Второе минское соглашение, достигнутое при посредничестве тандема Меркель-Олланд на переговорах с участием Путина и Порошенко, и подписанное 11-12 февраля 2015 года с целью выхода из российско-украинской войны, стало для Москвы и Киева проверкой на способность найти политическое решение конфликта, разрушившего сложившийся после холодной войны порядок. А для Запада оно стало проверкой на единство и готовность формулировать ответы на новые вызовы.
После казавшегося нескончаемым насилия в Донбассе Запад и Россия предложили, можно сказать, гибридное решение для прекращения гибридной войны на Украине. В ключевых пунктах двух Минских соглашений уже таятся будущие проблемы. Во-первых, агрессор и ревизионистское государство признано в качестве миротворца и посредника. А его требования легли в основу перемирия.
Во-вторых, западные посредники (Берлин и Париж) под давлением со стороны Москвы согласились превратить вопрос войны и мира в попытку узаконить ее усилия по изменению украинской государственности. (Минские соглашения вместе с разъяснениями «Нормандской четверки» от октября 2015 года основаны на компромиссе. С одной стороны, Москва обещает прекращение огня, вывод войск, оружия и боевой техники, а также восстановление украинского контроля над границей. С другой стороны, Киев признает влияние России на конституционное переформатирование украинского государства, влекущее за собой включение сепаратистских анклавов в состав Украины в качестве независимых образований.)
В-третьих, Запад исходит из того, что санкции и дипломатия приведут к политическому решению и восстановят статус-кво в вопросах европейской безопасности.
Это была попытка добиться компромисса между несовместимыми интересами: решением Украины двигаться в сторону Европы и стремлением Кремля удержать ее в своих объятиях. У Украины не было сил и средств для защиты своего выбора, а Западу не хватило готовности, желания и ресурсов, чтобы помочь ей. Пришлось согласиться на далеко идущие уступки Кремлю.
Запад начал минский процесс, веря в свою силу убеждения, в рассудок, в механизм взаимных уступок и в стремление сторон найти беспроигрышное и взаимовыгодное решение. Россия вступила в переговорный процесс, имея в виду совсем другие цели. Она исходила из того, что соглашение поможет ей сохранить свои достижения и не только контролировать Украину, но и заставить Запад поддержать представление Москвы о новом европейском и мировом порядке. Кремлю на тот момент удалось одержать верх в своей гибридной войне; так почему бы не попытаться добиться гарантий гибридного мира?
Когда Москва обнаружила (неожиданно для себя), что украинцы готовы дать отпор, что ее нападение будет кровопролитным, и что западные санкции начали кусаться, Кремль отказался от своего проекта «Новороссия» и от сопутствующей ему цели: поставить юго-восток Украины (начиная с промышленных Харьковской и Днепропетровской областей) под власть России. Вместо этого он решил осуществить менее амбициозный план: сохранить сепаратистские «республики» в качестве инструмента политического и дипломатического воздействия на Украину изнутри. Кроме того, Москва хочет и дальше разыгрывать украинскую карту в своей вечной игре с Западом.
Возникает впечатление, что Запад хотел укрепить безопасность Восточной Европы и усилить границу ЕС, но одновременно с этим оставить Украину по ту сторону границы в серой зоне геополитики. С другой стороны, он умолял Россию хорошо себя вести и по-доброму обращаться с украинцами, а также грозил санкциями за любую попытку возобновить боевые действия. Но даже в случае снижения военной напряженности у Москвы есть другие средства для подрыва украинского государства. Австралийский обозреватель Джон Бесемерес (John Besemeres) в связи с этим написал: «Донбасский фронт всегда можно реактивировать, а дестабилизацию в других регионах возобновить. Но есть и другие способы для оказания мощного давления. Торговые бойкоты, энергетическая дипломатия, манипулирование ценами в рамках наращивания политического давления и прочие механизмы экономического принуждения — все это используется довольно часто по причине господствующих позиций России на пространстве ее «имперских предпочтений». Москва также может просто дождаться, когда «гнилое украинское яблоко» упадет с дерева, надеясь на провал реформ в этой стране и на неразбериху, которые дадут ей шанс вернуть Киев в сферу своих интересов (причем с согласия Запада, который уже испытывает усталость от Украины).
Очевидно, что Минские соглашения были тем максимумом, которого мог достичь Запад, следуя модели «экономические санкции плюс дипломатия», в то время как Америка играла роль наблюдателя, отдав Украину на откуп Германии. Канцлер Германии Ангела Меркель, ставшая ключевым западным архитектором Минска-2, сумела отказаться от традиционной немецкой Ostpolitik (мужественный и во многом неожиданный шаг) и дала гарантии европейского единства по вопросу санкционного режима, что вызвало настоящее потрясение в Кремле. В то же время, Берлин продемонстрировал пределы готовности Запада противостоять России и поддерживать Украину. Минские соглашения позволили Западу спасти свою репутацию (по крайней мере, частично и временно) и снизить напряженность. Но в силу своей противоречивости они не смогли привести к устойчивому урегулированию.
Джеймс Шерр (James Sherr) дал убийственную характеристику Второму минскому соглашению:
Вместо дипломатического процесса, подкрепленного давлением Запада, мы в итоге совершили серию политических отступлений под напором России. Сочетая прекращение огня с положениями о политическом урегулировании, оба соглашения (Минск-1 и Минск-2) нарушают разумную дипломатическую практику…. Запад, похоже, упустил из виду свои изначальные цели: восстановление украинского суверенитета, территориальной целостности и общепризнанных границ. После Минска Запад уже не увязывает список санкций с этими целями, но увязывает их с выполнением Минских соглашений.
«Минск-2 — настоящее минное поле», — предупредил Шерр.
С самого начала было понятно, что минские компромиссы неприемлемы для украинской стороны. Да и российская сторона не собиралась прекращать свои попытки по ослаблению украинского государства. Эти соглашения не дали Украине никаких гарантий содержательной помощи со стороны Запада (в том числе, военной помощи), которая необходима украинцам для осуществления преобразований и обеспечения безопасности. Они просто дали всем сторонам возможность сделать паузу, причем не очень длинную, чтобы потом возобновить действия по проверке друг друга на прочность и выдержку.
Минский процесс: как совместить несовместимое?
Минский процесс продемонстрировал упорство и стойкость украинской армии и гражданского общества, которые опровергли расчеты Кремля. Решение Москвы перейти к политическому формату указывает на то, что западные санкции возымели свое действие. В то же время, процесс подтвердил, что Кремль способен оказывать давление на либеральные демократии, повышая ставки, блефуя и добиваясь тактических преимуществ. Владимир Путин вполне успешно навязал свои условия, целенаправленно нагнетая напряженность на востоке Украины в надежде на то, что не только у Киева, но и у Запада сдадут нервы, и они пойдут на попятный, как это часто бывало в прошлом (эти надежды оказались обоснованными).
Минские соглашения создали механизм прекращения огня, но не инструменты давления и проверок его исполнения, которые были необходимы для устойчивой стабилизации обстановки. Более того, неопределенность формулировок в этих соглашениях может спровоцировать новую конфронтацию, а некоторые их пункты явно ослабляют украинский суверенитет.
Попытки реализовать Минские соглашения доказали то, чего не увидели их авторы, или что они посчитали разрешимым. Они показали, что Москва и Киев по-разному трактуют эти договоренности, в силу чего они превращаются в неопределенную конструкцию с расплывчатыми красными линиями и дезориентирующими принципами. Крайне важна последовательность исполнения их положений. Кремль настаивает, что Киев сначала должен принять «закон об особом статусе» «республик» в составе украинского государства по согласованию с властями ДНР/ЛНР (и что этот закон должен быть включен в украинскую конституцию). Далее, Киев должен дать свое согласие на методику проведения выборов, которая позволит сепаратистам влиять на их результат и даст им представительство в украинском парламенте. Лишь после того, как Украина выполнит эти условия, Россия будет готова вывести свои войска, оружие и вернуть границу Украине. (Открытая граница позволяет Москве поставлять сепаратистам оружие и направлять на украинскую территорию свои войска.) Если Киев согласится на кремлевские требования, на украинской территории возникнут независимые мини-государства, имеющие право формировать альянсы с другими образованиями за пределами Украины (вполне можно представить, что они захотят вступить в Евразийский союз). Москва также настаивает на том, что Киев должен выполнять все социальные обязательства перед сепаратистскими регионами и взять на себя ответственность за восстановление пострадавших от войны городов и сел. В какую же странную политическую конструкцию превратится в этом случае Украина!
В этом суть минского тупика. Москва не готова вернуть Киеву контроль над границей, пока тот не согласится на ее видение «особого статуса» этого района и на ее методику проведения выборов. Но украинцы никогда не согласятся на такое государственное самоубийство.
Но с мая по июль 2015 года зашедший в тупик минский процесс получил ускорение. Возникает впечатление, что главные действующие лица на Западе, опасаясь новой эскалации и желая заняться другими приоритетными проблемами, решили убедить Киев завершить процесс «конституционной децентрализации», что является ключевым требованием Москвы. Важный толчок в этом направлении дал российско-американский диалог по Ирану и Сирии. Роль России в заключении иранского соглашения, которое стало важным внешнеполитическим приоритетом для администрации Обамы, позволила Москве и Вашингтону ослабить взаимную конфронтацию. Впервые за несколько лет похолодания в двусторонних отношениях Обама и Путин нашли друг для друга добрые слова. Отвечая на вопрос Томаса Фридмана (Thomas Friedman), о том, помогал или мешал Путин с заключением иранской сделки, президент Обама сказал: «Россия в этом помогла…. Путин и российское правительство разделили проблемы, что весьма удивило меня. Мы не достигли бы этого соглашения, если бы не готовность России сотрудничать с нами и с другими членами группы Р5+, и если бы не ее настойчивость в заключении прочного соглашения». Кроме того, Обама упомянул и путинскую инициативу по Сирии: «Это дает нам возможность для проведения с ними серьезных переговоров». Возможно, президент Обама искренне верит в способность российского руководства разделять проблемы и рассматривать их раздельно. Если так, он ошибается: кремлевская переговорная традиция основана на идеях взаимосвязи и на принципе взаимности.
17 июля 2015 года на заседании российского Совета безопасности Путин впервые за несколько лет похвалил Америку и ее руководителя. В официальном заявлении Кремля говорится: «Соглашение по Ирану стало возможно благодаря лидирующей и конструктивной позиции США». Для американцев это стало необычайно теплой реакцией. Не должно вызывать удивления то, что сразу после обмена любезностями украинский президент Порошенко торопливо (но явно неохотно) поддержал процесс «конституционной децентрализации», ставший излюбленной идеей Кремля.
Кремль рассчитывал на то, что российско-американский диалог по Ирану и Сирии поможет подтолкнуть украинский кризис к условиям, выдвинутым Москвой. В поправках в украинскую конституцию по вопросу «децентрализации», сказал Путин, необходимо принять во внимание «положительные ценности и истинные интересы Украины». Последнее означает, что Москва объяснит украинцам, в чем состоят их «истинные интересы». Москва не может согласиться с самой идеей того, что выборы в Донбассе могут пройти в соответствии с украинскими законами и с участием украинских партий.
Кроме того, Кремль готов предоставить Украине гарантии безопасности. Трудно сказать, как нам следует воспринимать это: как подтверждение кремлевского чувства иронии или уверенности в том, что Западу придется проглотить эту сделку целиком. Короче говоря, Кремль подтвердил: он будет и дальше ограничивать украинский суверенитет, а также влиять на форму правления и на государственность Украины.
Киев пошел на ряд уступок, согласившись на новую демаркационную линию и на участие сепаратистов в переговорах. Что еще важнее, Киев дал согласие на внесение поправок в конституцию Украины касательно децентрализации. Но он продолжает настаивать, что выборы в анклавах должны состояться после вывода российских войск, после демилитаризации, в соответствии с украинским законодательством и правилами ОБСЕ, и только после того, как контроль над границей перейдет к Украине.
Давление Запада на Киев вызвало раздражение на Украине. Президента Порошенко обвинили в том, что он «распродает» страну. Украинский обозреватель Сергей Рахманин в связи с этим написал:
Второе минское соглашение похоже на рекомендацию пациенту лечиться от простуды, в то время как он болен раком. Путинская артиллерия и заявления Штайнмайера подталкивают украинские власти к одностороннему выполнению…. Скоро Запад получит шанс забыть Украину. Москва получит инструмент постоянной дестабилизации, который будет финансироваться Киевом. Сепаратисты получат амнистию, независимость и легитимность, а их военные банды обретут законный статус. Киев… получит иллюзию перемирия, которое не исключает новые столкновения и новые жертвы. Но со временем люди начнут задавать вопросы, на которые власти вряд ли ответят. Почему граница не наша, если Украина вернула себе оккупированные территории…
Обвинения в том, что Запад проводит политику умиротворения, несправедливы. Страны Запада вовлечены в мирный процесс и готовы противостоять России введением новых санкций в случае новых российских вторжений. Но пока они не готовы к созданию механизма, который заставит Кремль закрыть границу с Украиной и отказаться от поддержки сепаратистов, хотя это исключительно важный шаг к миру. Более того, западные посредники не знают, что делать с новым обстоятельством: сепаратистские «республики» превратились в квази-государства под властью России, они обладают мощными военными ресурсами и пользуются российской валютой. Как можно рассчитывать на то, что они вернутся в состав Украины?
Кремль тоже не удовлетворен тем, как реализуются Минские соглашения. Президент Путин постоянно обвиняет Киев в их невыполнении. Москва считает, что Запад играет на украинской стороне. Как говорит прокремлевский обозреватель Алексей Чеснаков, «ЕС предпочитает использовать Минск-2 не как инструмент давления на Киев… а как инструмент давления на Москву. Европа закрывает глаза на то, что Киев не выполняет Минские соглашения…. Европейские партнеры обвиняют Москву в их несоблюдении и применяют санкции».
Минский процесс: ни мира, ни войны
К сентябрю 2015 года стало очевидно, что Киев исчерпал свой потенциал уступок. Закон об особом статусе анклавов вызвал серьезные столкновения на украинской политической сцене, но не нашел поддержки в Раде. Любые попытки украинской стороны включить в конституцию положение об особом статусе анклавов до вывода российских войск, демилитаризации сепаратистских территорий и закрытия границы с Россией повлекут за собой двойное самоубийство: украинского государства и отвечающего за минский процесс украинского президента. Стало ясно, что общество Украины вряд ли согласится на дальнейшие уступки Москве, даже если на него будет давить Запад. Украинцы говорят, что теперь настала пора России действовать. Западная мирная стратегия наткнулась на непреодолимые преграды.
Западные посредники не сумели убедить Москву вести себя более покладисто. В то же время, Запад не может отречься от Украины, потому что это будет означать отречение от принципов и признание собственного поражения. Такие действия породят у деспотических государств соблазн и дальше испытывать Запад на силу и прочность. Новые американские санкции, введенные в декабре 2015 года против России за несоблюдение Второго минского соглашения, а также решение ЕС продлить свои санкции на полгода продемонстрировали, что Запад возложил вину на Москву.
Когда в ноябре-декабре 2015 года произошла новая эскалация боевых действий в Донбассе (с участием танков и тяжелого оружия), стало ясно, что Кремль и его ставленники возобновили попытки принудить Киев к принятию российского «мирного плана». Сепаратисты объявили о своем решении провести местные выборы [20 февраля 2016 года в ЛНР и 20 апреля 2016 года в ДНР] независимо от позиции, занятой Киевом. (Вскоре Кремль решил «забыть» про эти выборы, дабы его не обвиняли в нарушении минских договоренностей.) Спровоцированные сепаратистами новые стычки показали, что Москва вернулась к своей испытанной тактике: военное давление с целью принуждения другой стороны к уступкам.
Ситуация остается весьма двусмысленной. С одной стороны, ухудшение экономического положения России, неготовность общества идти на жертвы ради войны и стремление Москвы сформировать новый антитеррористический фронт совместно с Западом указывают на то, что Кремль может смягчить свою позицию по Украине. С другой стороны, сирийский кризис и неспособность Запада его урегулировать, наплыв беженцев в Европу, нарастающее недовольство европейцев Ангелой Меркель (это она главным образом крепила европейское единство в вопросе Украины), а также завершение президентского срока Обамы, из-за чего он оказался в положении «хромой утки», создают у Москвы впечатление, что Запад пришел в замешательство, а поэтому готов уступить России. В феврале 2016 года Джеймс Шерр написал: «Россия явно решила, что более агрессивные изменения в динамике сегодня соответствуют ее интересам». Так или иначе, сочетание мягкости и твердости может быть новым инструментом Кремля, с помощью которого он способен добиться той же самой цели: найти пути, чтобы контролировать направление движения Украины.
Таким образом, до конца этой истории еще далеко. Попав в тупиковую ситуацию, Запад испытывает соблазн согласиться поиграть с Россией в «притворялки», убеждая мир (и себя), что минский процесс каким-то образом и когда-нибудь гарантирует устойчивое перемирие (мы обещаем!). Россия, со своей стороны, делает вид, что мечтает о мире и стремится к нему. Украинским лидерам тоже придется притворяться, так как в стране нет ни мира, ни войны. Но всеобщая готовность к притворству вряд ли приведет к надежному мирному урегулированию.
Возникает впечатление, что все стороны надеются заморозить этот конфликт, надеясь, что решение будет найдено позднее. В докладе прокремлевского Центра политической конъюнктуры о возможных сценариях конфликта упоминается идея замораживания процесса на следующие 3-5 лет, и этот сценарий назван «самым реалистичным», так как он «требует наименьших затрат» (в том числе, политических). Российский план, находящий поддержку у некоторых западных сил, состоит в создании замороженного конфликта, который «торпедирует евроинтеграцию Украины и создаст перманентную нестабильность на ее территории… Под воздействием внутренних и внешних факторов Украина может быть вынуждена согласиться на такой сценарий», — написало украинское издание «Зеркало недели».
Вопрос в том, какую форму примет этот замороженный конфликт. Это будет украинская версия Приднестровья, финансируемая Россией? Но в этом случае сепаратисты должны провозгласить независимость от Киева, а Москва этого не хочет. А может, это будет «Приднестровье плюс», означающее, что сепаратистов силой включат в состав Украины, и украинское государство станет финансировать эти анклавы? (Но на каких политических условиях, и как Россия будет влиять на развитие событий?) Последний сценарий — «финляндизация» Украины, которая будет дрейфовать между Россией и Европой. Но это равноценно тому, что внутри украинского государства устанавливается мощная бомба, а пульт дистанционного подрыва остается в руках у России.
Мне кажется, заморозка конфликта в Донбассе — нереальный вариант. Во-первых, Россия видит в постоянной напряженности в Донбассе инструмент ослабления Украины и получения уступок от Запада. Во-вторых, российской системе нужны предлоги, чтобы сохранять военный менталитет в обществе. В-третьих, режимы сепаратистов в Донбассе не смогут нормально функционировать в мирных условиях. Им нужна напряженность, чтобы поддерживать свою легитимность. В текущий исторический момент заморозка может показаться единственным решением, однако в этом случае сохранится опасность быстрого таяния, причем в любой момент.
Москва проверяет все пути движения одновременно, в том числе, самые противоречивые, сочетая войну и мир, переговоры и давление. Начатая в сентябре 2015 года сирийская авантюра Кремля показала, что он хочет отвлечь внимание от российской войны на Украине, понизить значимость этого конфликта и превратить его во внутриукраинское противостояние. Это признание неспособности России продолжать экспансию на юго-востоке и принудить Украину к возврату в ее объятия. Но Москва упрямо придерживается своей минской формулы и очень умело притворяется. Некоторые обозреватели истолковали мартовское решение Кремля вывести «основную часть сил» из Сирии как признак готовности России вернуться на Украину.
Бывший премьер-министр и министр иностранных дел Швеции Карл Бильдт (Carl Bildt) полагает, что Минские соглашения не приведут к успеху: «Непродуманная сделка, которая временно замораживает конфликт сегодня, но оставляет возможность его возгорания завтра, не соответствует ни чьим интересам — и меньше всего российским. Если страна хочет проводить реформы, в которых отчаянно нуждается, для нее крайне важным является подлинное урегулирование в Донбассе».
Джеймс Шерр также сомневается в том, что Минские соглашения будут когда-то выполнены: «Пока Европа твердит о том, что „военного решения быть не может“, арбитром в этом процессе будут российские вооруженные силы. В какой-то момент может возобладать желание прийти к некоему окончательному решению — назовем его „Ялта-2“ или как хотите, а решимость поддерживать строгий санкционный режим улетучится. По крайней мере, на это надеется Кремль. В его глазах логика Минска и логика Ялты взаимосвязаны…. У России на руках все козыри, и у нее есть мощные стимулы для их использования. Это опасные стимулы, сулящие беды Европе и Украине».
Дэвид Крамер (David Kramer) тоже настроен скептически: «В Минском соглашении о прекращении огня есть масса недостатков. Там нет даже упоминания о Крыме; там значительная нагрузка возлагается на украинскую сторону, которая должна принять закон о децентрализации и выборах в ДНР и ЛНР; там передача Украине контроля над границей откладывается до завершения этого процесса; и в нем совершенно одинаковое отношение к сторонам, хотя российская сторона явно виновата в том, что напала на Украину. Я также сожалею о том, что Соединенные Штаты на протяжении всего процесса держатся в стороне, предоставляя это дело немцам и французам. Проблема заключается в том, что минская сделка единственная в переговорном процессе, и другой нет».
Украинцы считают Минские соглашения временными и навязанными им в ущерб национальным интересам страны. «Минск» они считают синонимом «Мюнхена». «Минский процесс это просто прекращение огня. Но настоящий диалог о мире и об условиях сосуществования еще предстоит», — говорит украинский политолог Кость Бондаренко. Другой влиятельный украинский эксперт Владимир Горбулин считает, что новый формат переговоров будет неизбежен, когда внутриукраинская политика и конституция будут исключены из переговорного процесса. По его мнению, действующий договорной формат страдает от «генетического дефекта», который делает эти соглашения незаконными в глазах украинцев. Он полагает, что надо принимать во внимание мнение украинцев. Появление в Восточной Европе страны с «версальским синдромом» окажет дестабилизирующее воздействие на весь континент. Но украинцы должны решить, готовы ли они интегрировать оккупированные территории и нести огромные расходы по их интеграции.
Пока Москве не нужна серьезная эскалация, но она готова к периодическим вспышкам напряженности. Еще важнее другое. Кремль видит в «донбасском вопросе» козырную карту, которую можно разыграть в процессе переговоров с западными странами о новом мироустройстве.
В любом случае, Минское соглашение нельзя реализовать так, как оно было задумано, и переговоры будут продолжаться весь 2016 год. Эти переговоры, уже кажущиеся безнадежными, могут либо стать имитацией поиска решения, либо привести к новому мирному соглашению, в котором будет механизм его исполнения (что крайне важно).
Украинский конфликт это не только крупное геополитическое, но и крупное цивилизационное противостояние нашего времени. Он окажет воздействие как на европейскую систему безопасности, так и на мировой порядок, а также на то, как Запад видит свое будущее.
Лилия Шевцова — член редколлегии журнала The American Interest. Автор выражает признательность Дэниелу Кеннели (Daniel Kennelly) за помощь в редактировании этой серии эссе.
