Конфликт на Украине длится четыре года. Погибло уже более десяти тысяч человек. Сотни пленных находятся в тюрьмах СБУ и так называемых пророссийских ДНР и ЛНР. Сотни человек стали заложниками войны, а обмен военнопленными стал предметом неспешных переговоров.
Что приносят Минские соглашения, спрашивают многие, если бои продолжаются. В субботу канцлер Ангела Меркель, российский президент Владимир Путин и президент Франции Эммануэль Макрон «на полях» саммита «Большой двадцатки» обсудят ситуацию на востоке Украины.
Светлана Агеева будет сидеть перед телевизором. Она знала войну только из телевизора — так было до недавнего времени. Зазвонил телефон, журналист сообщил, что ее сын, 21-летний Виктор, был взят в плен украинскими войсками неподалеку от Луганска на востоке Украины. Учительница английского языка в государственной школе живет в деревне неподалеку от Барнаула на Алтае, в 3600 километров от Луганской области.
Ее сын, российский ефрейтор, по сообщениям СМИ, воевал в бригаде сепаратистов. Официально Россия, как и прежде, не является участником этой войны, однако Москва, как и прежде, оказывает финансовую поддержку Народным республикам, поставляет сепаратистам оружие, и как показал случай Агеева, посылает туда и солдат.
SPIEGEL ONLINE: Г-жа Агеева, вы поддерживаете контакт с сыном?
Светлана Агеева: Нет. Я только знаю то, что сообщают СМИ. Украинский телеканал показал фото документов Виктора. Он находится в Старобильске, к северу от Луганска. Я надеюсь, с ним хорошо обращаются.
— Когда Вы видели Виктора в последний раз?
— В марте (глубоко вздыхает).
Тогда он сел в поезд, отправлявшийся в сторону Ростова-на-Дону для дальнейшей службы в армии. Это было 18 марта.
— Почему ваш сын захотел остаться в армии?
— Ему там нравилось. В отличие от 90-х годов в армии царит порядок. Поэтому я особо не беспокоилась, в отличие от моего старшего сына. В нашей стране многие молодые люди сегодня после окончания военной службы хотят остаться в армии. Они зарабатывают деньги, это престижно.
— Он рассказывал о службе в армии?
— Нет, никогда ничего конкретного. Я думала, что он когда-нибудь это сделает, расскажет мне, где именно он служит, в каком подразделении.
— Он никогда не выходил на связь?
— Один раз в месяц — либо короткий звонок, либо, как было в последний раз, — короткое смс. «Все в порядке, все хорошо», — написал он. С того момента я ничего от него не слышала. Я думала, он в России, служит здесь, в российской армии.
— Министерство обороны говорит, что это не так.
— Честно говоря, я не знаю точно, какова правда, чему верить. Я никогда не думала, что он на Украине, что мы (русские — прим. ред.) здесь. Пока я просто многого не понимаю.
— Что вы имеете в виду?
— Я много смотрю телевизор. Новости на первом, втором и пятом каналах. Я знаю, что существует конфликт между Киевом и Донецкой и Луганской областями на юго-востоке Украины.
— Если судить по передачам на государственном телевидении, за эту войну ответственность несет, в первую очередь, Киев. Как Вы считаете?
— В конфликте никогда не бывает так, что виновата только одна сторона. Чтобы решить конфликт, обе стороны должны предпринять усилия. Кто виноват? Трудно оценить. Минские соглашения нужно выполнять, мы постоянно это слышим в СМИ.
— Что Вы думаете об этой войне?
— Что я о ней думаю? (пауза, подбирает слова) Ужасно, что людей убивают. Мы ждем того, чтобы политики наконец-то закончили ее. Мы очень тесно связаны с Украиной, у нас там дальние родственники, все это очень горько. Так не должно быть, нет.
— В субботу Путин встречается с Меркель и Макроном, чтобы обсудить ситуацию. Какие у вас есть надежды?
— Конечно, я надеюсь только на хорошее, но это сложно.
— Вы обратились к министру обороны Сергею Шойгу и министру иностранных дел Сергею Лаврову с просьбой о поддержке. С вами кто-то связывался?
— Нет. Никто. Я только видела по телевизору, что представитель МИДа заявила, что будет предпринято все возможное, чтобы мой сын вернулся. Я действительно надеюсь, что государство нам поможет.
— Вы не боитесь так открыто говорить о вашем сыне, который воюет на востоке Украины? Официальная линия же гласит, что России там нет.
— Вы считаете, я должна бояться? Я говорю только о том, как все есть. Надеюсь на помощь.
