Сирийская операция России началась два года назад и стала венцом той политики, которую Москва вела с 2011 года, когда прокатившаяся по арабскому миру волна протестов и революций добралась до Сирии. Сначала россияне сосредоточили усилия на дипломатических шагах: они защищали режим Асада на площадке Совета Безопасности ООН, используя право вето каждый раз, когда западные страны пытались заставить сирийского лидера изменить политику и пойти на переговоры с набирающей силу оппозицией.
Когда Асад перешел обозначенную Вашингтоном «красную линию» и применил химическое оружие, в связи с чем американская операция стала неизбежной, Россия предложила США совместно заняться уничтожением сирийского химического арсенала. Спустя два года, когда оппозиция была близка к победе, а Асад — к поражению, Москва решила впервые с 1991 года использовать свои вооруженные силы за пределами постсоветского пространства.
Деятельность Кремля на международной арене не сводилась к активности в ООН и контактам с Вашингтоном. В ходе операции завязалось тесное российско-иранское сотрудничество. Краткий эпизод охлаждения отношений с Турцией не только не перерос в конфронтацию, но и склонил Анкару признать за Россией право на интересы в регионе и ограничить собственные амбиции. Более того, Москве параллельно женевскому мирному процессу удалось запустить свой собственный, гарантами в котором выступают Россия, Иран и Турция. На этом фоне можно было бы ожидать головокружения от успехов.
Удар за удар
Российская политика в отношении Сирии много лет опиралась на две основные идеи. Во-первых, Кремль старался показать, что власть нельзя свергать при помощи революций и протестов. В этом контексте российская правящая элита назвала огромной ошибкой «отказ» от Ливии и согласие на то, чтобы западная коалиция применила там силу. Российскую точку зрения подкрепила смерть Муаммара Каддафи от рук ливийских оппозиционеров.
В верности «контрреволюционной» политике убедили Кремль также выступления против Владимира Путина, начавшиеся в российских городах на рубеже 2011 и 2012 годов. С этой точки зрения, защита режима Асада была в первую очередь продолжением внутренней политики. Кремль хотел продемонстрировать россиянам и международному сообществу, что российская власть готова защищать себя.
Вторым фактором, который определял политику Москвы в отношении Дамаска, было желание продемонстрировать Соединенным Штатам, что их влияние имеет свои границы, а определять их будет Кремль. Российская военная операция в Сирии (формально начатая по просьбе сирийского руководства) была призвана стать окончательным подтверждением того, что Россия вернулась на международную арену в роли державы, которая не уступает по своей силе США. Как заявляли московские элиты, очередные шаги России были лишь реакцией на действия западных государств. Признание независимости Абхазии и Южной Осетии или аннексия Крыма служили ответом на операцию в Сербии и признание Косово, а отправка войск в Сирию — на интервенцию в Ливии.
К вмешательству в сирийский конфликт Россию подталкивали также геополитические соображения, в первую очередь — желание сохранить единственную базу, находящуюся за пределами постсоветского пространства. Сирийский порт Тартус позволял России размещать свой военный флот в Средиземном море и служил ей плацдармом для закрепления присутствия на Ближнем Востоке.
Все более непредсказуемая
В последние месяцы динамика сирийского конфликта была крайне благоприятной для режима Башара Асада: оппозиция и ИГИЛ (запрещенная в РФ организация — прим.ред.) терпели одно поражение за другим. В связи с этим появляются вопросы, продолжит ли Россия действия в Сирии и как изменятся ее планы?
Основная цель операции, заключавшаяся в противодействии революции и сохранении у власти Асада, достигнута. Сейчас сирийский режим функционирует исправно, хотя перспектива обретения контроля над всей сирийской территорией выглядит не слишком реальной. Москва добилась и другой цели: она укрепила свой авторитет в роли международного игрока и соперника США. Кремль успешно перехватил дипломатическую инициативу и смог создать впечатление, что его операция в Сирии оказалась успешнее американской.
В связи с достигнутыми успехами характер российского присутствия в этой стране будет все больше зависеть от амбиций Кремля на Ближнем Востоке и от его намерений использовать сирийскую карту в глобальной игре с США. Благодаря поддержке, которую Москва оказала Асаду, военные силы России смогут на долгий срок остаться в регионе. Если еще несколько лет назад россияне располагали лишь вышеупомянутой базой в Тартусе, но сейчас у них появилась еще одна: авиационная (а если понадобится и сухопутная) база Хмеймим.
В новых обстоятельствах российская политика станет еще более непредсказуемой и будет ориентироваться, скорее, на тактические цели, чем на долгосрочные стратегии. Москва получила широкое поле для маневров. Насколько гибкую политику она может вести, показывают ее действия в отношении непризнанного Сирийского Курдистана: Москва то ведет с курдами сотрудничество, то закрывает глаза на турецкие попытки их ослабить.
Под вопросом остается будущее региональных союзов. Неизвестно, как будут складываться российско-турецкие отношения. Сейчас двустороннее сотрудничество включает в себя как сферу энергетики (газопровод «Турецкий поток»), так и безопасности (контракт на покупку российских зенитных ракетных комплексов С-400).
Резкие развороты в политике Анкары последних полутора лет показывают, что отношения двух стран покоятся на довольно шатком фундаменте.
Иначе выглядит взаимодействие России с Ираном. Москва (наряду с Пекином) стала для Тегерана ключевым партнером в игре, которую тот ведет со странами Запада и в первую очередь с США. Если Турция остается членом НАТО, то возможности Ирана в международной политике ограничены, поэтому в налаживании отношений с Москвой ему приходится проявлять осторожность.
Хотя Россия инициировала астанинский мирный процесс, судя по всему, ее единственный план разрешения конфликта включает в себя сохранение власти Асадом и уступки оппозиции. Тем не менее, понимая, что крах режиму сирийского лидера уже не грозит, Москва может избрать более гибкую стратегию и начать имитировать готовность рассмотреть иные варианты нормализации ситуации в Сирии.
***
Означает ли успех в Сирии, что Москва займет место Вашингтона и превратится в основного игрока на Ближнем Востоке? Главным препятствием на пути к этому для нее может стать… победа Башара Асада. Несмотря на попытки сохранить хорошие отношения со всеми важными региональными игроками от Саудовской Аравии и Израиля (смертельных врагов Ирана) до Турции, Москва отчетливо заняла одну из сторон разворачивающегося в регионе конфликта. Вернуться на позицию незаинтересованного наблюдателя ей будет очень сложно.
* Марчин Качмарский — постоянный сотрудник журнала Nowa Europa Wschodnia, руководитель проекта «Китай — ЕС» варшавского Центра восточных исследований.
