В прошлые выходные по России прокатилась новая волна протестов. Митинг протеста прошел в субботу, и его темой стали предстоящие в Москве муниципальные выборы. Российские власти запретили десятку кандидатов участвовать в сентябрьских выборах, утверждая, что многие из собранных ими подписей поддельные. Более 1 300 демонстрантов было арестовано, а лидер оппозиции Алексей Навальный в воскресенье был госпитализирован. Его адвокат утверждает, что в тюрьме Навальный был отравлен.
Каковы последствия протестов и выборов? Усиливается ли оппозиция нынешней российской власти? О чем думает российский президент Владимир Путин в преддверии новых парламентских выборов, которые состоятся в 2021 году?
Чтобы получить ответы на эти вопросы, редактор «Нешнл интерест» Джейкоб Хейлбранн побеседовал с авторитетным специалистом по российской политике, владельцем и главным редактором влиятельной «Независимой газеты» Константином Ремчуковым. Ремчуков также является председателем Общественной палаты города Москвы, которая дает рекомендации городскому правительству.
Ремчуков пишет про себя в Твиттере следующее: «Мои собственные взгляды и мнения. Не навязываются никем, только моим жизненным опытом и интересами».
Джейкоб Хейлбранн: Какое значение имеют прошедшие в субботу в Москве демонстрации, посвященные московским муниципальным выборам?
Константин Ремчуков: Существенное. Протестовало несколько тысяч человек. Но, на мой взгляд, самое значительное, что я увидел на сей раз, это то, что вышедшая на улицы молодежь абсолютно ничего не боялась. Я впервые увидел людей, которым было все равно, арестует их или нет полиция, отправят их или нет за решетку. Это новый момент. Люди выходят на улицы, люди считают, что отстаивать свои позиции, особенно нравственные позиции, важнее всего прочего. Налицо очень и очень резкий сдвиг в настроениях этого молодого поколения.
— Чем вы объясните такой сдвиг? Почему такое случилось?
— Это системный сдвиг. Последние опросы общественного мнения и социологические исследования показывают, что за прошедший год в жизни россиян произошло несколько фундаментальных изменений. Например, год назад в марте, когда переизбирали президента Путина, высшим приоритетом в Российской Федерации были материальные требования людей. А если посмотреть на сегодняшний день, на весну 2019 года, то сейчас первостепенное значение имеют не материальные вещи, а требования свободы. На мой взгляд, это поразительное изменение.
59% опрошенных сказали, что «отсутствие ограничений личных свобод» важнее хорошей экономической ситуации. Это для них озабоченность номер один. И это не все. Есть еще одна очень интересная вещь. Согласно опросам, 84% россиян хотят вносить личный вклад в улучшение ситуации в стране. У нас никогда не было таких настроений.
Все мы слышали о демократии участия, но сейчас 84% говорят, что она им нужна. И они считают, что их участие в политической жизни может изменить ситуацию. Сейчас восемь из десяти человек полагают, что кое-что зависит от нас. Восемь из десяти человек готовы ждать целых пять лет, пока не улучшится ситуация, но при условии, что им будет понятно, какие перемены будут осуществлены.
До этого люди не хотели драться ни за какие реформы, ни за какие улучшения. По сути дела, они заявляли: «Нет, нет, мы не доверяем реформам. Дайте нам нашу колбасу, наши материальные блага». А теперь они говорят: «Ладно, если я понимаю, что произойдет, я готов страдать еще пять лет в ожидании этих улучшений». Это нечто новое для России.
А еще есть фактор Крыма. Много лет то, что я называю крымским фактором, определяло настроения российского народа. А сейчас большинство людей из числа респондентов говорят, что Крым, Олимпийские игры в Сочи и прошлогодний Чемпионат мира по футболу не оказали существенного влияния на их жизнь.
В последние три-четыре месяца мы в Москве впервые видим, что значит средний класс. Много лет мы слышали о среднем классе и о его роли в жизни современного общества, но никто не знал, какова она. Все исследователи подчеркивали материальный фактор — сколько денег зарабатывает средний класс.
Это ответственный класс. Это класс, которому небезразлично будущее, будущее его детей. Он не увиливает от ответственности, он меньше зависит от государственной помощи, от государственных денег. И похоже, власти не знают, как реагировать на требование среднего класса об участии в принятии решений об управлении Россией.
— Когда вы говорите, что власти не знают, как реагировать, многие здесь в США интерпретируют это так, что Кремль теперь демонстрирует свою готовность более решительно и опасно применять силу. Верна ли такая интерпретация?
— Нет. Когда я говорю, что власти не знают, как реагировать, я в большей степени склонен сказать следующее. Сегодняшний средний класс довольно прочно объединен социальными сетями. Социальные сети — это платформа для распространения информации, ценностей, целей и примеров того, как живут другие страны, и они требуют немедленной реакции от всех сторон, участвующих в обмене мнениями. А характерной чертой власти в России, особенно при президенте Владимире Путине, который как секретный агент не любит говорить и не любит, когда говорят другие, является то, что разговорчивых людей у нас мало.
Власть манипулирует телевидением, уделяя основное внимание главным своим избирателям, которые зависят от телевидения и не читают газеты и социальные сети. А на телевидении власть пользуется языком пропаганды.
Но в социальных сетях язык пропаганды не работает. Возьмите реакцию двух-трехлетней давности, когда разразился скандал из-за документального фильма о предполагаемых действиях премьер-министра Дмитрия Медведева. Этот фильм распространял оппозиционный активист Алексей Навальный. Главное решение властей состояло в том, чтобы не поднимать этот вопрос по телевизору. То есть, 25-30 миллионов человек посмотрели это фильм в интернете. Но власти сказали: «Ладно, эти 25-30 миллионов теперь знают о случившемся, однако 110-120 миллионов человек не смотрели этот фильм в онлайне, и они ничего не увидят и не услышат по телевидению». И это сработало. Очень многие люди ничего не узнали об этом документальном фильме, и впоследствии, когда состоялись выборы, этот скандал утих.
Наверное, они думали, что такой подход — не поднимать злободневные и острые для народа проблемы — является универсальным механизмом реагирования на что угодно. Когда они попробовали применить такой механизм на выборах в Москве, это, по всей видимости, был их просчет. Если избирательная комиссия не сосчитала подписи тысяч людей, это затрагивает не какие-то там моральные вещи, типа утверждений о том, что делал, а что не делал Медведев. Это затрагивает интересы среднего класса. Дело в том, что средний класс, ответственный класс, желающий участвовать в выборах, хотел определить состав парламента и правительства. А правительство, центральная власть, они не знали, что с этим делать.
Они молчали на телевидении. Но добиться молчания в интернете им не удалось. Они не разработали технологии общения, технологии реагирования. У них не было собственных ораторов, не было своей повествовательной линии. Поэтому власти попробовали промолчать. Такой подход сработал два года тому назад, но он не сработал сегодня, потому что люди общаются и не видят в онлайне и на телевидении никого, кто отстаивал бы позиции властей. Власть должна была выдвинуть некие разумные аргументы о том, почему она забраковала так много подписей, и должна была представить доказательства. Она должна была выступить по телевидению и в интернете, показав страницы с фальшивыми подписями. Но она этого не сделала, и конечно, такой подход является устаревшим. У власти нет правильного языка общения с новым средним классом.
— Можно ли сказать, что из-за таких событий Россия находится в состоянии, напоминающем 1905 год, когда произошла конституционная революция?
— Ни в коем случае. Я думаю, ситуация очень сильно изменилась. Во-первых, в отличие от предыдущих случаев, таких как 1905, 1917, 1991 год, сегодня в жизни людей нет повседневной нехватки товаров. Дело в том, что огромный частный капитал изменил сферу, носящую название личное потребление. Дефицита нет, а когда он возникает, люди склонны массово протестовать против власти.
Многие говорят, что в конце февраля 1917 года, когда в Санкт-Петербурге были перебои с хлебом, люди в первый теплый день вышли протестовать, и тогда произошла Февральская революция. Но у них были материальные причины: нет хлеба, нет масла, нет еды, нет обуви. А сейчас таких причин нет. Причины другие. Так что основа российской экономики изменилась коренным образом.
Фактор номер два — у нас очень сильный рубль. Всякий раз, когда начиналась революция, был так называемый «бумажный рубль», который ничего не стоил. Сейчас же рубль является одной из самых сильных валют в мире и в Европе.
Номер три — есть верхушка, элитный клуб. Номенклатура — это класс, который решает все. Она боролась за власть, она получила эту власть, но затем революция все изменила, и она исчезла. Сейчас у номенклатуры есть власть и огромные экономические активы: банки, самолеты, финансовые средства. Поэтому я даже представить себе не могу, чтобы эти люди исчезли, как раньше. Они будут защищать себя и свою собственность, так как не могут бежать из страны, поскольку большинство из них в санкционных списках. Никто им не позволит уехать, и поэтому они вынуждены оставаться в России и держаться за власть.
— Каково же будущее? Если посмотреть на опросы общественного мнения, популярность Путина снизилась. Налицо беспокойство среднего класса, о котором вы говорили. Ситуация если не революционная, то по крайней мере неустойчивая. Что это может означать в будущем для Путина как для главы государства?
— Сейчас его больше всего беспокоят — на самом деле, данный вопрос уже возник в этом году на выборах в московскую Думу — выборы 2021 года в российскую Государственную Думу. Дело в том, что с 2003 года у Путина есть конституционное большинство в парламенте. Я не понимаю, как он сможет сохранить большинство в Думе в 2021 году, а оно очень важно для будущего Путина.
Дело в том, что только поправки в конституции могут дать ему место на вершине иерархии, как бы ни называлась наша страна. Например, Россия может объединиться с Белоруссией. Тогда он сможет стать президентом новой, объединившейся страны. Есть и некоторые другие варианты. Можно создать совершенно новый политический орган, который он возглавит, например, государственный совет. По новым правилам он опять станет премьер-министром, а парламент будет наделен правом назначать министров, а не просто утверждать предложенные ему кандидатуры, как он делает сейчас. Такой шаг позволит Путину ограничить власть нового президента. Однако этот сценарий возможен лишь в том случае, если правящая партия «Единая Россия» будет контролировать парламент. Но ее роль уменьшается, а это значит, что ей понадобится, может быть, 75% членов парламента, избираемых по одномандатным округам.
Поэтому мне кажется, что Путин или политические технократы Путина думают сейчас об этой ситуации и о том, как подготовить правовые условия для легитимного сохранения его власти. Думают, как сделать этот процесс похожим на передачу власти. В действительности никакой передачи власти не будет.
Легитимность имеет ключевое значение для Путина, так как он попытается сделать это официально в рамках закона. Но это трудно, потому что во многих регионах, если ты представитель элиты, против тебя сразу возникает оппозиция. Один такой случай произошел в Сибири, где баллотировалась домохозяйка, которая победила и сейчас работает мэром. Как это контролировать? У власти нет ответа на этот вопрос, потому что, как я вам уже говорил, она сейчас не умеет правильно общаться с людьми.
— Можно ли сказать, что сейчас в России усиливается настрой против элиты, как это произошло в Западной Европе и в США? Эту элиту считают эксплуататором, которая работает не в интересах народа.
— Да. Думаю, в стране начинают назревать анти-элитные настроения. Люди начинают думать, что вся элита заботится только о себе, а не о народе. Характерной чертой российских протестов сегодня является то, что их организуют не политические силы. Вспомните людей в Москве, у которых были проблемы с уборкой мусора. В этом году проблемы с мусором возникли в других городах. Или о церквях и парках для народа. А теперь люди заговорили о пожарах в Сибири и о том, что государство не намерено тушить эти пожары. Это все протесты гражданского общества.
В действительности, на сей раз политические партии остались не у дел. Поэтому мне непонятно, какая партия может стать лидером и получить поддержку всех этих протестующих. Дело в том, что все эти протесты и демонстрации — за чистый воздух, за качественную воду, за право решать, где быть парку, а где церкви — все это находится за пределами партийной линии. Это очень человеческие потребности. На данном этапе мне сложно сказать, какая партия откликнется на эти настроения и воспользуется ими. Но российский народ хочет все больше и больше участвовать в принятии решений, которые влияют на его жизнь.
— Считаете ли вы, что реакция путинского режима в преддверии выборов 2021 года будет все более деспотичной?
— Не думаю, что она будет деспотичной, так как этот подход ненадежен, и люди это понимают. Я знаю людей, принимающих эти решения, и они не кажутся мне такими уж примитивными. Думаю, проблема в коммуникации внутри властных группировок элиты, так как анализировать их изначальные мотивы становится все труднее.
Например, можно на протяжении многих лет говорить о некоторых кремлевских фракциях: есть либералы, есть близкие к Путину люди, которые не демократичны, и так далее. На мой взгляд, недостаточно говорить о власти тех, кто является личным другом Путина. Необходимо смотреть на таких близких друзей и на тех, кто стоит за тем или иным политическим шагом. Эти шаги вызывают многочисленные протесты и неопределенность, так как непонятно, почему кого-то поменяли, и что делается. Находящиеся на момент нашего разговора в Кремле люди не понимают, как меняется общество в России. Не думаю, что они это понимают, поскольку я не вижу адекватной реакции.
Они думают, что смогут решать проблемы по старинке, привычным образом. Вольют денег в Санкт-Петербург, построят новые улицы, новые линии метро, новые торговые центры. Но достаточно ли этого среднему классу? Ситуация в Москве показывает, что хорошие улицы, фантастическая инфраструктура, общественные пространства не уберегут их от притягательной силы демократии. Люди все равно будут протестовать.
Многое зависит от способности элиты понять, как надо разговаривать с этими людьми. Не всегда нужно подавляющее большинство, чтобы управлять страной как в старые советские времена. Нет, демократия означает, что ты просто пользуешься поддержкой, может быть, с перевесом всего в один голос. В Америке мы видим, как преодолевают трудную политическую ситуацию спустя три года после избрания Трампа. Он до сих пор вступает в схватки с конгрессом.
Но выход есть. Если российская элита хочет сохранить свою власть, ей нужно разработать язык простого большинства, а не подавляющего большинства. Экономические проблемы в стране очень серьезные, а реальные доходы россиян не растут уже пять лет. Если статистика показывает, что реальные доходы не растут, очень трудно будет найти новый Крым, чтобы укрепить дух народа. Как я уже отмечал, крымский фактор, олимпийский фактор, фактор чемпионата мира, все это ослабевает и уменьшается в сознании российского народа. Будет все труднее игнорировать требования российского среднего класса и молодежи.
— Спасибо за интервью.
