Иран выбрал кратчайший путь во времени и пространстве, чтобы ответить на убийство своего генерала: окончил день похорон Касема Сулеймани атакой баллистическими ракетами на две американские военные базы в Ираке. Словно бы произвел траурный залп над могилой по обычаю военных погребений, над которой уже было совершено гражданское жертвоприношение в виде задавленных в толпе на похоронах. Страна, которая не жалеет своих граждан ради любимого полководца, не пожалеет и чужих.
Нападение на американскую военную базу врага, от войны с которым США с трудом удерживаются уже не первый год, выглядит почти как Перл-Харбор. Но в остальном сходства гораздо меньше. Иранские ракеты будто нарочно выпущены так, чтобы было как можно меньше жертв и разрушений. А вдруг не нарочно? Никто об этом открыто не скажет. Как и о том, послал ли Иран информацию о том, какие объекты будут атакованы, чтобы минимизировать жертвы среди иракцев и американцев. Зато все увидели, что произошло — это первое с революции 1979 года прямое нападение иранцев на американские объекты и на американских граждан.
Фотогеничное, но не смертоносное иранское возмездие создало намеренную двусмысленность для американского ответа. Ответить можно было на выпуклый символизм иранской акции, а можно — на ее скромную реальность.
Первая реакция Трампа, который столь часто с яростью бросается на обидчиков, была скорее сдержанной, оборонительной, а не наступательной: «Все нормально. Ракеты из Ирана по двум базам в Ираке. Оцениваем ущерб. Все под контролем. У нас самая сильная армия в мире. Выскажусь позже». Кажется, уничтожая Сулеймани, он все-таки не был настроен начинать большую войну, иначе метал бы громы и молнии сразу же после иранской атаки.
Для очередного витка возмездия у Трампа есть очевидная цель. В ответ на убийство генерала Иран не только выпустил ракеты, но и официально отказался от обязательств по шестисторонней ядерной сделке. Трамп вышел из этой сделки еще раньше, но Иран придерживался согласованных параметров ядерной программы. Теперь иранцы сняли с себя ограничения, и Трамп может использовать это, чтобы ударить по ядерным объектам. Хотя в угрожающем заявлении, выпущенном после уничтожения Сулеймани, он вообще перечислял десятки намеченных на случай ответа целей, включая культурные объекты, то есть признавался в намерении совершить общепризнанное военное преступление, за которое осуждают и пытаются преследовать тех же исламистов.
Без капслоков
Когда-то освобожденный от Саддама, Ирак все больше превращается в проходной двор, где чужаки выясняют на кулаках отношения. Как американская ликвидация Сулеймани выглядит для восточного человека, да и для западного тоже? Как убийство одного гостя другим в доме хозяина. На территории Ирака стоят с формального позволения иракского правительства американские войска. Само это правительство — дальнее следствие их туда прибытия.
Америка — союзник Ирака, но и генерал Касем Сулеймани попал туда не подпольно. Он тоже союзник иракского правительства в войне с ИГИЛ (организация, запрещенная в РФ — прим. ред.). К тому же вместе с Сулеймани погибло несколько иракских граждан из шиитских формирований — значит, и хозяева пострадали.
Что в таких случаях делать хозяевам? Выгонять, отказывать от дома, звать полицию. От дома уже отказывают: иракский парламент постановил вывести все иностранные войска. Но вот полицию? Один из гостей — сам полицейский, мировой жандарм. Жаловаться некуда. Он еще за отказ от дома грозит сжить со свету, задушить бизнес, сгноить в долговой тюрьме. Но и семья убитого вооружена и в гневе. С ней не хочется и особо не за что рвать отношения.
Россия становится краткосрочным бенефициаром эскалации. Ирак и другие арабские страны, глядя на отношения Багдада с Вашингтоном, будут диверсифицировать внешнюю и военную политику. Не только война, но даже тень войны вокруг Персидского залива сделает нефть дороже, а Россию превратит в одного из самых спокойных поставщиков нефти с минимальными рисками.
Разбившийся гражданский «Боинг» в Тегеране в ночь иранского удара, где большинство пассажиров не украинцы (только двое и экипаж), а иранцы, канадцы и европейцы, усложняет картину — шахматы из двумерных становятся, как в фильмах о будущем, трехмерными. С этим гражданским самолетом и погибшими мирными гражданами положено не бомбить, а выражать соболезнования, предлагать помощь и вместе со специалистами из «Боинга» ехать и разбираться в причинах буквально сейчас.
Если это не просто авария (самолет совсем новый), то все еще запутанней. Взорвать самолет третьей страны, но с иранцами и гражданами Запада на борту могли только джихадисты из ИГИЛ и родственных ему суннитских групп. Тогда совместная гибель западных и иранских граждан от рук общих врагов, против которых успешно сражался убитый иранский генерал, взрывает логику действий Трампа изнутри сильнее, чем любые сомнения его домашних оппонентов.
Сам Трамп в своем выступлении подчеркнул, что ИГИЛ — общий враг Америки и Ирана, и сосредоточился на оправдании убийства Сулеймани, в котором в США видят террориста, организатора убийств американских военных, прежде всего в Ираке, и вдохновителя осады посольства в Багдаде.
Слабый ответный удар Тегерана можно при желании обеих сторон счесть тем символическим жестом, который дает Ирану возможность сохранить лицо и подводит черту под цепью эскалаций. Американцы убили известного и популярного иранского военачальника, а иранцы никого не убили, зато их удар был последним.
Такую черту удалось подвести весной 2018 года в Сирии: в ответ на очередное обвинение в химической атаке Трамп, которого тогда особенно интенсивно подозревали в сговоре с Россией, нанес первые за всю историю сирийской войны ракетные удары по базам официальной сирийской армии. В ответ сирийские и российские источники сообщили, что удары не достигли цели, жертвы и разрушения минимальны, и всерьез их никто не воспримет. Больше того, были разговоры, что американцы предупредили российских военных, чтобы избежать жертв среди них, а те — сирийцев. На этом то, что выглядело как начало прямой войны США против режима Асада, закончилось.
Теперь наступила очередь самих американцев закончить эскалацию с Ираном похожим образом и сообщить, что беспомощные иранские удары не достигли цели и не могут причинить вреда самой сильной в мире американской армии. Подобие баланса найдено: иранский удар был последним словом, но словом беспомощным, а американский — хоть предпоследним, зато убийственно точным.
На это указывал задумчивый, без капслоков и громов с молниями твит Трампа после иранского удара. Как и — после долгой паузы — его официальное обращение к нации и миру.
На распутье
Подвести черту ему было непросто. Во-первых, Трамп с равнодушным презрением относится к режиму Асада в Сирии, пока тот не выходит за довольно просторно расставленные флажки. Но искренне ненавидит режим в Иране и считает его главным врагом Америки. Он уже пропустил несколько ударов, которые с уверенностью приписал Ирану, — атаку на танкеры в Ормузском проливе, атаку на нефтяные объекты в Саудовской Аравии, сбитые американские беспилотники. И больше пропускать не желал.
Нынешняя эскалация пришлась на начало американского предвыборного года. Если Трамп оставляет иранскую атаку без ответа, соперники-демократы из команды Обамы и Хиллари могут выйти под лозунгом «врач, исцели себя сам»: упрекал нас в нерешительности, а сам снес пощечину (иранцы так называют свой обстрел). То есть Трампа теперь можно рассматривать в одном ряду с Картером, который вошел в историю тем, что допустил захват американских заложников иранцами, не справился с ответом и логичным образом не смог переизбраться на следующий срок.
Трамп, когда убивал Сулеймани, меньше всего хотел оказаться в одном ряду с Картером или Хиллари, при которой разгромили американское посольство в Ливии. Напротив, он сделал это, чтобы в нем не оказаться, но череда эскалаций привела к угрозе американскому посольству в Багдаде.
Перед Новым годом в Ираке уже стреляли по американским базам — шиитские боевики, которых, по мнению Трампа, подстрекает Иран. Чтобы напугать боевиков американцы ударили с воздуха по лагерю иракских шиитских ополченцев, погибли 25 человек. Иракские шиитские ополченцы пришли осаждать американское посольство в Багдаде и обстреляли базу, погиб американский служащий. Для того чтобы отпугнуть их от посольства (чтобы не было «как у Обамы и Хиллари в Бенгази», когда в освобожденной от Каддафи Ливии исламисты разгромили американское посольство и убили посла), в том же Багдаде уничтожили самого знаменитого и заслуженного иранского полководца.
Теперь уже Иран, который напрямую не атаковал американских военных, сделал это открыто. В большой ближневосточной войне, которая длится как минимум с вторжения в Ирак в 2003 году, появился новый официальный участник. При всей внешней воинственности, Иран не рвется воевать с Америкой, но радикальная часть его руководства может сделать свои выводы из случившегося: Америка боится начинать прямую войну с Ираном, значит, они могут продолжить с ней свою косвенную.
Сравнительно спокойные публичные рефлексии Трампа свидетельствуют о том, что он понимал риски распутья, на котором оказался 8 января 2020 года. Если он не отвечает на иранский ответ — он дает повод до дня выборов критиковать себя за слабость и недальновидность. Если отвечает, может начать войну и не успеть победить в срок или победить неокончательно, увязнув на занятом поле боя, какими были все ближневосточные победы Америки последних лет.
Не было гвоздя — подкова пропала, не было подковы — лошадь захромала. Это и есть цепочка эскалаций. В ней плохо выглядит тот, кто остановится первым. Но конец может оказаться так далек, что хорошо смеяться будет тоже некому, по крайней мере из тех, кто когда-то начал.
Трамп пока руководствуется вторым вариантом. Сами демократы тоже не рвутся воевать, а пропущенный символический удар забудется быстрее, чем неудачная война. В своем обращении Трамп постарался поменять события местами — подать убийство Сулеймани как ответ на все провокации Ирана вместе — и те, что до, и те, что после. Весь язык обращения словно бы возвращал мир к точке до иранских ракетных ударов.
Куда больше, чем про них и про ответ на них, было сказано об ужасном Сулеймани и его задержавшейся ликвидации, об ужасной ядерной сделке времен Обамы, из которой теперь должны выйти и остальные страны и заключить другую, более жесткую, и даже — любимая тема Трампа — о том, что западные союзники должны больше участвовать в военных операциях вместе с США. Весь этот стандартный набор много раз повторенных Трапом мыслей сам по себе действовал успокаивающе, превращая экстраординарную ситуацию в стандартную — такую, какой она была до пика эскалации.
Невоздержанный, непредсказуемый и склонный к непродуманным резким жестам Трамп пока по-прежнему остается первым за 30 лет президентом США, который не начал новый войны и только на свой оригинальный манер продолжает старые.
