Калуга - город с населением 350 000 человек – расположена в 200 километрах к юго-западу от Москвы рядом с железнодорожной линией, ведущей в направлении Варшавы, Берлина, Вольфсбурга и дальше на Запад. На окраине города, как на выставке образцов, советская Россия, встречается с постсоветской: напротив обширных руин бывшего советского колхоза находится большая территория завода компании Volkswagen, трехэтажное здание которого вытянулось в длину почти на километр. На предприятии работают около 6000 сотрудников, из которых 400 – специалисты, приехавшие из Германии. При ближайшем рассмотрении оказывается, что на заводе в основном занимаются сборкой. По сути, это ответ компании из Вольфсбурга на российские таможенные правила, которые призваны защитить находящуюся в сложном положении постсоветскую автомобильную промышленность, однако сделать этого не могут. Год назад Владимир Путин начал свою предвыборную кампанию, сев за руль желтой «Лады» и проехав на ней по длинной дистанции с препятствиями из Сибири в Европу. При этом его незримо сопровождали три запасные «Лады» и несколько внедорожников немецкого производства.
Что касается значения вступления России во Всемирную торговую организацию для будущего подобного рода инвестиций, то пока еще об этом говорить рано. В любом случае Калуга, как и Российская Федерация в целом, предлагает – насколько видит глаз – пространство для расширения. Причем не только для немецкой промышленности, то также для ее конкурентов из Западной Европы, не говоря уже об Индии или Китае.
Тем не менее пока иностранные инвесторы проявляют осторожность. И в этом смысле Калуга – типичный пример. Здесь построено сборочное предприятие, тогда как исследованиями и разработкой занимаются в другом месте. Российская политэкономическая бизнес-модель определяется нефтью и природным газом. Бюджет на 2012 год основан на цене на нефть в 100 долларов за баррель. Если цена повышается, то в стране царит радостное настроение, если понижается – пора затягивать пояса. Помимо автоматов Калашникова, истребителей МИГ и других наименований все еще работоспособного военно-промышленного комплекса, найдется очень мало товаров, которые можно было бы отнести к области технологии в этом раскинувшемся на 11 часовых поясов гигантском государстве.
Речь идет о Российской Федерации. На самом деле страна состоит из нескольких сильно отличающихся друг от друга частей. В первую очередь это Москва и Санкт-Петербург, где все сосредоточено; затем европейские провинции, более удаленные, бедные и обладающие по большей части дряхлой, устарелой и в любом случае почти непригодной для использования инфраструктурой. Затем следует Западная Сибирь с ее сырьевыми запасами и связями с рынками в центральной части; за ней расположилась безлюдная Восточная Сибирь, которая одновременно является сокровищницей этой империи, но, к сожалению, на нее устремлены взгляды китайского дракона, который подчеркнуто заверяет Москву в вечной дружбе, но, тем не менее, никакого доверия у нее не вызывает. И, наконец, есть еще Россия фантомной боли, почти не поддающаяся политико-географическому определению: Содружество независимых государств? Затем Таможенный союз? А теперь еще путинский Евразийский Союз – без политических задних мыслей, как он сам уверяет? Российская национальная душа не забыла о том, что сегодня 25 миллионов русских оказались по ту сторону границы, как однажды горько заметил Путин, будучи еще референтом по внешним связям в городской администрации Санкт-Петербурга.
Еще по теме: Евразийский союз как продолжение «Третьего Рима»
Инновации или развитие? До последнего времени инновации были связаны с Медведевым – юристом более молодого постсоветского поколения, - тогда как развитие ассоциировалось с Путиным – офицером КГБ и представителем предыдущего, еще советского поколения. Тем временем рокировка в российском руководстве показывает, что Запад, как и ориентированные на него русские, стал жертвой собственных представлений о предпочтительном варианте, не выдержавшем испытания действительностью. Обе стороны говорили о модернизации России. Но сторонники инноваций хотели в сотрудничестве с Западом – а именно с Евросоюзом и Германией – перешагнуть через устаревшие структуры и избавиться от нефтяного проклятья, то есть от инертности и консерватизма. Они намеревались превратить Россию царей и комиссаров в основанное на знании общество. В отличие от этого, сторонники развития были настроены значительно более консервативно. Они рассчитывали за счет ренты, получаемой от экспорта стратегического сырья, укрепить центр, договориться с регионами и импортировать необходимое оборудование, а также высокотехнологичные игрушки из стран Запада, а товары массового потребления закупать в Китае или в Индии. Стагнация в крупных масштабах.
Но что произойдет, если мировая экономика в ближайшие годы утратит динамику, и что случится, если цены на нефть упадут? Что будет, если цены на природный газ станут все более независимыми от нефтяных котировок, и при этом по большей части будут падать? На это у модернизаторов еще меньше ответов, чем у сторонников инноваций. Отношение к этим вопросам весьма серьезное, о чем свидетельствует проект «Сколково», подаваемый как российский ответ на Кремниевую долину. Большая наука (big science) будет получать поддержку от государства и опираться на достижения советского военно-промышленного комплекса. Возможно ли переместить творческую энергию из Калифорнии в пригород Москвы – пока это не более чем надежда.
Недавно – уже в восьмой раз – состоялось заседание клуба «Валдай», объединяющего представителей науки из разных стран. Сначала его работа проходила в Калуге, а затем в Москве. Российская сторона в качестве упражнения в поисках идентичности и определения целей разработала шесть сценариев на ближайшие годы. Предлагаются различные варианты – от радикальных демократических изменений до авторитарной модернизации, и с большой вероятностью можно говорить о том, что коррупция и бюрократия смогут заблокировать любой вариант изменений.
Еще по теме: Россия: обоснованные опасения клуба «Валдай»
Что касается возможности развала, радикальных перемен или прорыва, то Россия все еще является промежуточным царством – между Азией и Атлантикой, между демократией и полицейским государством, между основанной на нефти экономикой и обществом знания, между отсталостью и массовым потреблением, - своего рода неопределенность в поисках стабильности.
