МОСКВА - На скамейке, стоящей перед памятником Карлу Марксу, в центре Театральной площади, Алеся Шужираская (Alesja Shuzhiraskaja), сорокасемилетняя красивая пенсионерка смотрит на рабочих, которые наводят последний глянец на здание Большого театра. Разговор завязывается сам собой. Она рассказывает без пауз, с блеском в глазах.
Мне вспоминаются не столько аплодисменты, сколько грибы и картофель, которые мы возили с собой по белу свету в семидесятые и восьмидесятые годы. Мы были несколько странные звезды сцены, я и другие балерины первого ряда. Американцы, французы, все сходили с ума от нашего искусства. Наши политики гордились, что мы распространяем наш миф на Запад. Мы были витриной непобедимого Советского Союза. Мы улыбались с видом легкого превосходства, копируя голливудских див с фотографий.
Потом мы устраивали пикники в наших гостиничных номерах и вытаскивали из наших сумок из кожзаменителя еду, которые привезли с собой.
Было важно не потратить ничего из 15 долларов суточных, которые нам выдавались во время турне, чтобы потратить их на такие важные вещи, как подарки друзьям, джинсы, духи, запрещенные диски Beatles, шоколад. Сначала это было игрой, потом необходимостью. Я прятала свои сбережения среди нижнего белья. Они были нужны, чтобы купить вещи, которые можно было перепродать или подарить в Москве в обмен на маленькие, но необходимые услуги: помощь в том, чтобы вступить в строительный квартирный кооператив, чтобы приобрести редкие домашние электроприборы, чтобы продвинуться в очереди на покупку автомобиля «Жигули». Но не думайте, что мы чувствовали себя униженными. Я гордилась тем, что работаю в самом знаменитом в мире кордебалете. Конечно, я не была звездой первой величины, такой, например, как Екатерина Максимова, но я и не была в числе последних. Советские газеты писали, что любая из нас могла бы стать примадонной в любом западном театре. Может быть, они были и правы. Я гордилась высоким мастерством нашего танца и, позвольте сказать, была благодарна системе за то, кем я смогла стать. В начале семидесятых годов не все, кто хотел танцевать, потому что позволяют средства или этого хотят родители, могли сделать это. Шел постоянный научный поиск талантов, как это происходит в случае с атлетами. В восемь лет я должна была, как и другие девочки, выдержать испытания в школе. Потом мне приказали держать экзамен перед Юрием Григоровичем, одним из самых великих хореографов всех времен. Представьте себе, моя мать была инженером, она была совершенно далека от искусства. Я сама занималась балетом исключительно из чувства долга, так же как выполняла задания по грамматике и математике. Но я в результате отбора попала в школу Большого театра. Возражать не полагалось. Пришли предложения из других знаменитых театров, от театра Станиславского, например, но я отказалась, так как меня выбрали в Большой театр.
Читать еще: Архивы Большого театра рассказывают о жизни музыкантов
У меня был талант, даже если я сама об этом не догадывалась, и я должна была посвятить его своей Родине. В обмен я получила такую школу танца, каких теперь нет, которая идет от Марины Тимофеевны Семеновой. Это балерина - миф для тех, кто немного знаком с историей хореографии. Не верьте общим местам, когда говорят о непрерывных упражнениях, о навязчивой идее совершенства. Да, мы изучали танец, но также декламацию и фортепьяно. И знаете, в чем заключалось наше превосходство? В душе.
Сейчас побеждает западная модель, броская, мощная. Аплодисменты срывают все более высокими прыжками, все более трудными пируэтами. Но искусство — это совсем другое. Ты не можешь танцевать в балете Чайковского, так же как в балете Равеля и наоборот.
Ты должна войти в роль, услышать музыку, вложить сердце. И не только искусство имело значение, но и социальный престиж был очень высок. Мы не были богаты, мы зарабатывали даже меньше, чем рабочие. Но были и привилегии. Я скажу вам только одну вещь. На каждое представление мне давали два бесплатных билета.
Цены на билеты были высокие, но главное — очереди бесконечные, поэтому эти мои билеты были из чистого золота. Всего лишь с помощью четырех билетов, подаренных гинекологу и акушерке, со мной обходились как с королевой во время моих первых родов. Меньше, чем за десять билетов я месяцами получала продукты, которые нельзя было достать на прилавках магазинов.
Ну, конечно, была и оборотная сторона медали, начиная с политобразования. Я вспоминаю о лекциях в восемь часов утра после того, как накануне мы закончили спектакль в полночь. Все заспанные, включая и лектора, мы делали вид, что нас волнуют проблемы социализма и его цели. Фарс, конечно, но отказаться от участия в нем было невозможно.
А перед каждым турне, сколько всяких вопросов, анкет и предупреждений. Власти боялись, что мы сбежим. Представитель из КГБ всюду за нами следовал. Он нас умолял: «Не вздумайте сбежать, не в этот раз, когда меня послали с вами, иначе моя карьера будет разрушена». Но для того, чтобы остаться на Западе, нужны были смелость и политическая мотивация. А мне и так было хорошо. Я никогда не рассматривала Запад как рай на земле, скорее как сон, который мне часто снился. Я помню мою первую поездку в Нью-Йорк, когда я еще была ученицей, в 1974 году. Мне было 12 лет. Я чуть не сошла с ума при виде Барби. Я никогда не видела таких кукол. Я купила три куклы, и не могла дождаться своего возвращения в Москву к подружкам. Маленькая балерина Большого театра с игрушками Барби.
