С Северного Ледовитого океана дует холодный ветер. Сквозь дымку облаков проглядывает солнце, около десяти градусов тепла. В северо-восточной Сибири — разгар лета.
Десятилетний Айсель Ненареков смотрит на мою и фотографа Лотты Хэрделин (Lotta Härdelin) ветровки с флисом.
«Почему вы так тепло одеты? Жарко же», — говорит он, сам одетый в джинсы, жилетку и тонкую кофту.
Мы стоим на заднем дворе и смотрим, как его приятели тренируют паркур. Они пружинисто прыгают туда-сюда через навесы, старые колеса, контейнеры и гаражи. Иногда они выполняют прыжки в несколько метров. Одетые в джинсы, толстовки с капюшонами и камуфляжные штаны, они похожи на самых обычных западных подростков — компания юкагирских, эвенских, русских и белорусских мальчишек. Население Сибири часто представляет собой смесь коренных жителей и приезжих.
На часах — восемь вечера и совершенно светло. Мы находимся на крыше мира, то есть, в Черском, русском портовом городе у верховий реки Колымы примерно в 150 километрах к югу от Северного Ледовитого океана, где летом солнце не заходит никогда. Полярный круг расположен южнее нас, Москва — в восьми временных зонах отсюда, через гигантскую массу земли, в несколько раз большую, чем вся Европа.
«Мне нравится наш город, я хочу остаться здесь, в Черском. Моя мечта — стать полицейским, как мой дядя. А мой дедушка, между прочим, первый стал писать книги на юкагирском!» — говорит 12-летний приятель Айселя Алвей Курилов.
Мальчики болтают без передышки, почти невозможно вставить какой-то вопрос. И Айсель, и Алвей относятся к народности юкагиры — точнее маленькому осколку народности количеством чуть менее 1 600 человек, живущих вдоль реки Колымы.
Юкагиры, эвенки и некоторые другие коренные народы Сибири пережили русскую колонизацию, эпидемии и ассимиляцию. Но сейчас они столкнулись с проблемой новой в их истории: с изменением климата.
• • •
В России, географически самой большой стране в мире, более 60% поверхности сковано вечной мерзлотой. На замерзшей земле можно строить дороги и дома, замерзшие реки — часто единственные проезжие пути в зимнее время, и все живые существа приспособлены к жизни на вечной мерзлоте.
Но сейчас она тает. Это значит, что Черский, возможно, лет через 50 перестанет существовать.
В советские времена Черский был узловым пунктом, идеально расположенным между Колымой и Северным Ледовитым океаном. Корабли и баржи приходили и с юга, и с севера, а самолет из Якутска каждый день приземлялся на асфальтовое покрытие аэропорта.
Сегодня количество жителей упало с 11 тысяч до чуть более 2 тысяч, и большая часть домов с провалившимися крышами лежат в руинах, зияя черными окнами в покосившихся стенах. В аэропорту — грунтовые взлетно-посадочные полосы, а самолет прилетает всего два раза в неделю.
Примерно 20% домов за последние два десятилетия стали нежилыми. Они потрескались, земля провалилась и фундамент перестал держать, с каждым годом они кренятся все больше и в конце концов упадут.
Проблема не нова. В Сибири дома строятся на сваях — иначе тепло от них растопит почву, и они провалятся. Новое здесь то, что изменения климата заставили вечную мерзлоту таять совершенно независимо от действий человека.
Алвей, Айсель и их товарищи не особенно интересуются вечной мерзлотой. Они считают, что в Черском есть и другие, значительно более серьезные проблемы.
«У нас нет кинотеатра, в котором можно было бы посмотреть фильмы в 3D, — констатирует Айсель. — И всего один ресторан. Он ужасно дорогой».
Алвей Курилов приглашает нас к себе домой. Он живет в высотном доме вместе с мамой и семью братьями и сестрами. Он гордо начинает представлять нас им, когда мы еще поднимаемся по лестнице.
«Мама! У меня гости! Туристы!» — кричит он так, что по всему потрепанному многоэтажному дому разлетается эхо.
Маме Алвея Чендиладе Куриловой — 47 лет, и она работает в краеведческом музее. Она замечает те явственные перемены, которые произошли с климатом по сравнению с тем, что было 15-20 лет назад.
«Сейчас зимы у нас гораздо короче и теплее. Снег тает рано, все зеленеет. Сейчас мы начинаем носить весеннюю одежду уже в апреле, а раньше это была еще зима. Раньше у нас зимой подолгу бывало по 45-47 градусов, а сейчас гораздо теплее, зато сильнее ветер. В моей родной деревне Андрюшкино начали выращивать летом арбузы в теплицах», — утверждает Чендалида Курилова.
Ее юкагирская родная деревня находится примерно в 450 километрах от Черского. Сейчас она практически недоступна большую часть года. Она оказалась посреди так называемых термокарстовых озер, которые возникают, когда тает вечная мерзлота, и теперь окружена водой весной, летом и осенью.
В зимнее время туда можно доехать на машине, как только открывается дорога по замерзшей реке. Проблема в том, что этот сезон становится все короче.
«Раньше у нас были зимние дорогие с конца декабря до начала мая, примерно четыре месяца. Сейчас лед становится достаточно крепким лишь в феврале, и по нему можно ездить только до конца апреля. С каждым годом сезон укорачивается. Приходится торопиться, если хочешь успеть съездить в гости, навестить родственников. Они часто месяцами остаются без зарплаты, так как деньги туда привозят наличными», — рассказывает Чендалида.
Она с детьми была вынуждена переехать из своего старого дома в Черском в 2000 году. Дом проваливался все ниже в землю, и всех его жителей эвакуировали. Две недели спустя после переезда дом рухнул.
• • •
«Вечная мерзлота будет таять, мы это больше не можем остановить. Вопрос в том, как быстро это будет происходить», — говорит ученый Никита Зимов.
Он ведет свой полноприводный джип по ухабистой грунтовой дороге. Мы едем к небольшому озерцу поблизости, термокарстовому озеру, возникшему из-за таяния вечной мерзлоты. Их — миллионы в северо-восточной Сибири, которая с воздуха кажется сплошь покрытой пятнами озер.
Эти озера лежат на замерзшей земле, очень богатой органическими веществами, пролежавшими там десятки тысяч лет. Когда тает лед, высвобождаются большие объемы парниковых газов.
Одним из первых ученых, которые начали публиковать статьи о связи между тающей вечной мерзлотой и выбросами парниковых газов, был Сергей Зимов, отец Никиты Зимова. Он возглавляет Северо-восточную научно-исследовательскую станцию, расположенную вблизи Черского, — важнейшую в России по вопросам вечной мерзлоты.
История исследовательской станции кажется неправдоподобной. Вообще-то она тоже должна была бы представлять собой горстку покинутых лачуг и разрушенных домов, как большая часть города Черский, расположенного примерно в пяти километрах отсюда. Но она не только живет и процветает — она относится к одной из самых успешных арктических научно-исследовательских станций.
В начале 1990-х годов, когда распался Советский Союз, Сергей Зимов получил сообщение Российской академии наук о том, что он должен оставить станцию и уехать домой во Владивосток. Денег на то, чтобы содержать ее, больше не было — Советский Союз пал, а у новой, независимой России не было ресурсов на развитие науки.
Но у Зимова были другие планы. Еще в 1980-х годах он видел, что близится конец Советского Союза, и он заблаговременно создал запасы, например, топлива.
Когда коммунистическое царство рухнуло, он домой не поехал. Вместо этого он воспользовался тем фактом, что железный занавес пал, и стал ездить заграницу на конференции. Ему быстро удалось найти партнеров для сотрудничества, в первую очередь в США, а затем в Германии.
Его статьи в соответствующих научных изданиях вроде Nature и Science привлекли много внимания, так как Зимов был одним из первых, кто смог четко и ясно показать связь между таянием вечной мерзлоты и ростом выбросов парниковых газов.
Исследования продолжались благодаря международным стипендиям. Чтобы избежать ситуации, при которой их могли назвать иностранными агентами (согласно российским законам, российским организациям запрещено принимать иностранные стипендии), научно-исследовательскую станцию зарегистрировали как коммерческое предприятие.
Сергей и Никита Зимовы платят российскому государству налоги со своих стипендий и формально по-прежнему связаны с Российской академией наук. Они получают свою зарплату ученых от Академии наук, но на поддержание станции ресурсов никаких не получают.
«Без иностранных стипендий мы бы никогда не смогли продолжать. Я рад стипендиям, и в то же время мне жаль, что интерес России к этому так мал. Я патриот и люблю свою страну. Логично было бы, чтобы российское государство оказывало нам поддержку. Но в то же время я благодарен, что они, по крайней мере, не вмешиваются в наши дела», — говорит Никита Зимов.
Сам он по образованию математик, окончивший Новосибирский университет. Несколько лет назад его отец передал ответственность за научную станцию ему.
Здесь собираются ученые и исследователи со всего мира, в первую очередь в теплое время года. Когда журналисты DN посещали станцию, на ней устроили свою базу американские и немецкие биологи из Колгейтского университета и Института Макса Планка соответственно.
Никита Зимов останавливает машину у маленького озерца, которое красиво расположилось во впадине, чьи склоны покрыты побегами деревьев и лиственницами. Мы сползаем вниз, к озеру, и тут же подвергаемся атаке черного облака гигантской мошкары. Их так много, и они такие агрессивные, что единственное спасение — это натянуть на голову накомарник.
«Думаете, это проблема? Да это пока просто мелочи! Ближе к концу лета станет намного хуже», — говорит Зимов, который отказывается надеть на себя накомарник и лишь брызгает лицо репеллентом.
Внизу у водоема он отламывает ветку, втыкает ее в дно и помешивает там. Снизу к поверхности бежит бурлящий жемчужный пузырь и лопается на поверхности, превратясь во множество маленьких.
«Сейчас я выпустил немного парниковых газов. А точнее метан», — говорит он.
Многие деревья наклонены, а некоторые растут прямо в озере. Это результат того, что тающая вечная мерзлота ослабила свою хватку, и, в конце концов, деревья падают и умирают. Озеро «блуждает», как говорят русские, то есть, оно медленно, но верно, перемещается, затапливая новые деревья.
В арктических зонах земного шара залегает больше угля, чем дадут все леса мира вместе взятые. Когда тает органический материал, начинают свою работу микробы. Именно тогда парниковые газы и высвобождаются.
«Это озеро — настоящий резервуар для парниковых газов — и этот процесс продолжается по всей Сибири. Мне 33 года и во время моего детства средняя температура вечной мерзлоты была 6-7 градусов ниже нуля. А сейчас она примерно минус 2-2,5 градуса», — говорит Никита Зимов.
Он сбивает несколько комаров и продолжает:
«С каждым годом температура в вечной мерзлоте становится теплее примерно на 0,1 градус. Через 20-30 лет вся эта область провалится».
В нескольких километрах от озера находится старая зимняя дорога, соединяющая Черский и Чукотку. Она выглядит как гигантский желоб, заросший травой. Никита становится посреди желоба и показывает вверх.
«Там вверху, над нашими головами, обычно ездили машины. В то время дорога замерзала зимой, но сейчас стало слишком тепло, и земля под дорогой провалилась. Так в будущем будут выглядеть многие дороги в Сибири».
Через 50-100 лет не только дороги в Сибири будут выглядеть, как желоба. Целые берега могут провалиться в реки и исчезнуть. Когда вечная мерзлота тает, она оставляет после себя бездонную трясину.
Этот процесс уже идет в некоторых местах вдоль Колымы, где струи воды начали вгрызаться в песчаные берега. Одно такое место примерно в пятидесяти километрах к юго-западу от Черского называется Дуванный Яр.
Этот район известен потому, что процесс здесь шел уже довольно долгое время. Его запустили не климатические изменения, а воды реки Колымы, но тот ландшафт, который в результате этого получился, по словам Никиты, дает представление о том, как будут выглядеть большие части Сибири через 20-30-40 лет.
• • •
Единственный способ, каким можно добраться до Дуванного Яра — это лодка. Мы едем два часа под мелким ледяным дождем. Вдоль берегов вплотную к воде растут кустарники и деревья, иногда они растут и далеко в воде. Природа — словно непроходимая стена.
В русском языке река Колыма имеет жутковатые коннотации. Это была одна из самых известных ГУДАГовских областей Сталина — по словам историка, специализирующегося на ГУЛАГе Роберта Конквеста (Robert Conquest), здесь погибло более трех миллионов людей.
Заключенные работали в золотых шахтах, рубили лес и строили дороги. Их сюда привозили на кораблях из Магадана, и возможности сбежать у них практически не было. Как можно сбежать из мест, где все покрыто топями, непроходимой чащей, где кишат невероятно злые комары и мошки, а ближайший населенный пункт, возможно, километрах в шестистах отсюда?
Небольшая лодка плывет через коричневые воды реки. Вода в Колыме полна частичек земли, и ее нельзя пить. Всю питьевую воду на научно-исследовательскую станцию весь год сюда приходится привозить, как и сухой паек, запасные детали и другие предметы первой необходимости. Каждый год Никита посылает несколько полных контейнеров из Новосибирска, которые потом на поезде и корабле через Владивосток и Магадан отправятся в Черский. Чтобы преодолеть этот путь требуется несколько недель.
По дороге нам попадается одинокий мужчина в открытой моторной лодке. Он едет медленно вдоль одного из высоких берегов реки, как будто ищет что-то. Когда мы фотографируем его, он быстро отворачивается.
«Охотник за слоновьей костью, — рассказывает Никита, — Он ищет подходящее место, где можно вымыть кости».
«Вымыть» — значит воспользоваться гигантским давлением воды и разрушить берега. Тысячелетиями замерзшая земля хранила свой клад, состоящий из фрагментов скелетов животных, которые жили в Сибири в каменном веке. Сейчас, когда тает лед, кости выходят на свет.
Самое ценное — это бивни мамонтов. Все больше жителей этой части Сибири живут тем, что выкапывают и продают слоновую кость мамонтов. Для них таяние вечной мерзлоты в краткосрочной перспективе сулит хороший бизнес. Хорошо сохранившиеся бивни мамонтов могут принести несколько годовых зарплат, будучи проданными на китайском рынке.
Искать и продавать бивни мамонтов не запрещено законом, а вот обрушать берега — запрещено. Поэтому тот охотник за костями мамонтов и не захотел, чтобы его фотографировали.
Берег реки изменил вид. По нему в самую воду больше не сползают кустарники, вместо этого он возвышается над поверхностью воды высокими, темно-серыми арками. Гигантские голые глиняные склоны с маленькими кисточками травы наверху.
Повсюду стоят покосившиеся лиственницы. Их корни цепляются в поисках чего-то прочного, но земля их больше не держит. Они перекашиваются все больше и больше и, наконец, медленно, но верно, сползают вниз, в реку, вместе с большими комьями размытой земли.
«Так реагируют деревья на климатические изменения — они соскальзывают вниз в реку и умирают», — говорит Никита.
• • •
Мы ведем лодку к берегу и выбираемся на сушу. Мои ноги практически мгновенно погружаются чуть ли не по колено, и я ругаюсь на свои слишком короткие резиновые сапоги.
Ландшафт не похож ни на что, виденное мной раньше: голая земля, такая мягкая, что приходится выискивать древесные стволы, по которым можно идти, а иначе тонешь. Иногда кучи земли формируют маленькие острые вершины. Повыше на берегу обнажен лед, серая, поблескивающая стена, которая кажется непреодолимой
Возраст льда — 25 тысяч лет. Скоро он перестанет существовать. Под нами — примерно 40 метров замерзшей земли, которая сейчас тает.
Повсюду слышен звук десятков бурлящих маленьких ручейков, которые текут через лед из открывшихся и расширяющихся трещин. Комья земли сползают вниз или падают ломтями с вершины берега вниз, в воду, которая становится все мутнее.
Ландшафт изменяется прямо у нас на глаза.
Мошкара нападает с удвоенной энергией, они пытаются пробраться в любую малейшую щелочку, которую найдут на одежде. Мой блокнот стал красным от десятков комаров, которые, напившись крови, попали между страниц. Когда ко всему прочему начинается еще и дождь, мы садимся в лодки и плывем обратно.
Пока мы едем домой, дождь набирает силу, и мы ищем укрытие у рыбака, Леонида Налётова. Он живет в простом, но хорошо сделанном домике, искусно собранном из досок разного размера. Дверь на пружине, чтобы быстро захлопывалась, не впуская внутрь мошкару. Три белые ездовые собаки тепло нас приветствуют, но быстро исчезают под домом, ища защиту от мошкары.
Во дворе Леонид аккуратно развесил свои рыболовные сети. Он с гордостью показывает шкуру медведя, которого застрелил несколько недель назад, когда тот вышел из леса и забрел во двор.
«Изменения климата? Эх! Да ведь это нормально, что погода меняется время от времени», — говорит он и раздражается, когда я задаю вопросы насчет того, какие изменения заметил он сам.
«В этом году у нас снег был по колено в июне. Много времени прошло, прежде чем открылись зимние дороги. У нас было очень много снега зимой, поэтому и вода такая высокая сейчас, скоро она захлестнет перешеек вон там», — говорит он и показывает на перешеек между рекой и озером, где он обычно забрасывает сеть.
«Мой сарай, построенный рядом с берегом, река скоро смоет. Но он там стоял 50 лет, так что можно было ожидать, что когда-нибудь река его заберет. Нет никаких климатических изменений. Я в это вообще не верю».
• • •
Исследования свидетельствуют о другом. С 1880-х годов средняя температура поднималась чуть более чем на 0,8 градуса по всему миру. В арктических областях это происходит гораздо быстрее — если средняя температура в мире повышается на два градуса, то в Арктике это будет значить пять градусов, согласно докладу The Arctic Resilience Report от 2016 года. Большая часть мировой арктической зоны находится в России.
Папа Никиты Сергей Зимов заметил эту тенденцию еще в конце 1980-х годов. Он хотел не только изучить ее — он хотел еще и затормозить. Согласно его теории, это можно сделать, воссоздав ландшафты времени мамонтов — мамонтовые тундростепи или прерии: лишенные деревьев, зеленеющие, заросшие травой земли.
Все большие сухопутные млекопитающие, которые существовали в Сибири в каменном веке — например, мамонты, шерстистые носороги, дикие лошади, гигантские олени и бизоны — вымерли в конце последнего ледникового периода примерно 10 тысяч лет назад.
Раньше считалось, что это произошло из-за изменений климата. Но Сергей Зимов и все более количество ученых вместе с ним считают, что главным виновником этого был человек. Животные вымерли скорее из-за слишком интенсивной охоты, чем из-за того, что климат стал теплее.
После того, как исчезли крупные травоядные животные, Сибирь снова заросла. Огромные травяные поля превратились в лесотундру или покрылись сибирскими хвойными лесами, которые называют тайгой. Сейчас Сергей Зимов хочет воссоздать ту землю, что была когда-то: бесконечное море травы, где большие травоядные млекопитающие бродят огромными стадами и поддерживают ландшафт чистым.
«Лес изолирует землю и не отражает свет, напротив, он впитывает тепло. Если же нам удастся создать травяную равнину, это понизит температуру в земле. Животные держат землю свободной от кустарников и деревьев, зимой они притаптывают снег так, что он больше не лежит сугробами, изолируя землю. Земля замерзает эффективнее, и остается замерзшей гораздо дольше», — говорит Сергей Зимов.
Со своей бородой, светло-голубыми, как лед, глазами и седыми длинными волосами, собранными в конский хвост, он похож на патриарха, одетого в камуфляж и элегантный берет. Конечно, Сергей передал ответственность за научно-исследовательскую станцию сыну Никите, но по-прежнему активно участвует в работе — в первую очередь в том, что касается его обожаемого Парка Каменного века.
• • •
Официально он называется Плейстоценовым парком. Он занимает площадь в 16 квадратных километров, расположенную примерно в 20 километрах к югу от научно-исследовательской станции. Землю передало в дар государство, и теперь ей владеет фонд, который основали отец и сын Зимовы. В последние двадцать лет Никита и Сергей привезли туда множество различных травоядных животных.
«Мы продвигаемся в наших экспериментах. Это что-то, что никто раньше не делал. И мы точно не знаем, как все пойдет, когда будет воссоздан ландшафт Сибири каменного века. Книжек с инструкциями никаких нет», — говорит Никита.
Согласно результатам изменений, проводимым на станции, температура в почве упала с тех пор, как прибыли животные и сделали ландшафт более чистым и открытым. Когда температура зимой падает до минус 40 градусов, температура почвы становится минус пять под нетронутым сугробом. А в местах, где животные притоптали снег, она опускается до минус 30.
На улице плюс пять, когда мы располагаемся в лодках, чтобы ехать в парк. Мы плывем более часа по реке, которая постепенно сужается и начинает петлять все более затейливо. Природа постепенно изменяется — поросль и кустарники, которые заползают прямо в воду, исчезают, вместо этого ландшафт превращается в открытые берега и травяные равнины.
Это результат присутствия животных. А точнее, двадцати пяти лошадей, пятнадцати лосей, двадцати диких оленей, трех овцебыков, двенадцати яков и одного бизона.
«Я бы хотел, чтобы дело пошло еще быстрее. Я хочу, чтобы здесь осталась лишь трава, никаких деревьев и ни единого куста», — говорит Сергей Зимов.
Он направляет лодку к берегу. Зеленеющий открытый ландшафт все еще водянист. Река, которая лишь недавно сдала назад после небольшого наводнения, оставила после себя большие лужи.
Примерно в 500 метрах мы видим горб бизона. Это европейский бизон, которого человек почти истребил охотой, но которого вернули к жизни в Польше и Белоруссии. Парк получил пять экземпляров несколько лет назад, но только одному из них удалось акклиматизироваться. Остальные стали линять слишком рано и не выдержали холода и мошкары.
«Нам следовало поначалу их кормить, чтобы они справились. Скоро мы получим еще бизонов, вероятно, из Канады», — говорит Сергей Зимов.
Зимовы привыкли к трудностям. Один овцебык и один бизон были буквально сожраны мошкарой. Стадо привезенных оленей вапити сбежало, перепрыгнув через ограду.
Но, в общем и целом, процесс переселения идет успешно. Те животные, которые переживают первую зиму и приспосабливаются, размножаются. Но нужно гораздо больше животных — а это недешево. Стадо яков, последнее пополнение парка, Никите удалось профинансировать с помощью краудфандинга в интернете. Следующее пополнение будет состоять из диких муфлонов и нескольких овцебыков, так как все овцебыки, которые уже есть в парке, оказались самцами.
Мы шагаем дальше и наталкиваемся на стадо мирно пасущихся, длинношерстных яков с впечатляющими рогами. Яки относятся к роду быков и выдерживают сильный холод и тяжелые условия. Этих яков три недели везли из Иркутска, на автомобиле и корабле через Магадан и Сеймчан.
«Через несколько дней после того, как мы добрались, родилось два теленка. Я говорил владельцу, что я не хочу брать беременных животных, так как опасаюсь, что они не выдержат поездку. Невероятно, но все прошло хорошо, хотя дело было так близко к родам», — говорит Никита Зимов.
Ландшафт открытый, но по-прежнему остались кустарники и отдельные деревья. В сибирских так называемых мамонтовых прериях было много разнообразных травоядных, у каждого из которых была своя задача.
Нужны были лошади, затем животные полегче, вроде оленей и антилоп, более тяжелые бизоны — и слоны. А точнее, шерстистые мамонты, которые могли валить деревья просто за счет своего веса и которых Зимов считает самыми главными уборщиками травянистых прерий.
«Только мамонты могли валить деревья и выкапывать ямы с водой. Мне нужны слоны, мне нужны быки и мне нужны лошади. Травянистые прерии — прародина человека. Мы ее разрушили, а теперь мы же ее и восстановим», — говорит Сергей Зимов.
Последние мамонты вымерли в 1700-1500 гг до нашей эры. Сейчас японские ученые проводят исследования на предмет того, можно ли клонировать мамонтов с помощью ДНК, которые были обнаружены в замороженных животных. В то же время ученый Гарвардского университета Джордж Чёрч (George Church) с помощью генной инженерии пытается создать нового шерстистого слона на основе азиатского слона — проект, у которого есть большие шансы на успех. Он пообещал, что Зимовы обязательно получат несколько экземпляров.
Сам Зимов говорит, что результат не зависит от того, получит ли он настоящих мамонтов или лишь шерстистых индийских слонов.
«Главное, чтобы они выполняли свою задачу. Но дело в том, что лишь нескольких животных не хватит. Нужны большие стада, чтобы действительно стала видна какая-то разница».
• • •
Мы вернулись в домик охранников парка, который стоит на опорах из старых ржавых контейнеров с текстом «СССР Морфлот» (Советский флот). Никита Зимов нанял трех человек, которые охраняют животных и регулярно проверяют ограду. Во дворе бродит лосенок пяти недель от роду, которого охрана нашла брошенным в лесу. Их мама, скорее всего, была застрелена браконьером. Сейчас он получает молоко из бутылочки, а потом его выпустят в парк для участия в работе по восстановлению ландшафта.
Сергей Зимов пытается научить теленка есть кашу, вместо того, чтобы сосать молоко из бутылочки. Теленок яростно сопротивляется, когда его нос запихивают в миску, и Зимов рычит на фотографов, чтобы те перестали снимать.
«Успокойся, папуля», — говорит Никита мягким и как будто немного снисходительным тоном, который он часто использует по отношению к отцу.
Сергей и Никита этого не говорят, но по ним видно, что как ученые они живут жизнью своей мечты. Это касается не только самих исследований, но и жизни на лоне природы, а также необычной финансовой свободы, несмотря на то, что американские стипендии сейчас уменьшились.
«Санкции против России формально не затрагивают наши исследования, но они на нас влияют. Мир нелогичен», — констатирует Никита.
Сам он сумел сделать карьеру математика в университете Новосибирска, одном из самых выдающихся университетов мира в области математики и физики. Теперь же вместо этого он занимается тем, что перевозит яков, чинит ограду, водит внедорожник и воплощает в реальность мечту своего отца. Иногда он шутит, что его папа — эгоист.
«Он запустит огромный проект, а мне потом пришлось им заниматься», — заявляет он весело.
Своих трех дочерей Никита не собирается уговаривать продолжать проект, если только они сами не заинтересуются. Старшая дочь, 10-летняя Екатерина, уже делает карьеру в собственной области — она среди 20 лучших игроков в шахматы в своей возрастной категории в России.
Вернувшись вечером обратно на научную станцию, мы пьем за ужином водку. Сергей Зимов выпивает рюмку каждый вечер.
«Вы хотите привезти сюда генномодифицированных слонов. Нет ли опасности, что человек начнет играть в бога таким образом?» — спрашиваю я.
«Мы, люди, в любом случае это делаем. Мы делаем это постоянно. Проблема в том, что мы делаем это плохо, и это привело к разрушению природы и критической ситуации. Вместо этого надо позаботиться о том, чтобы делать это хорошо», — говорит Никита Зимов.
Его отец считает, что человечество при таком поведении в любом случае обречено на вымирание.
«Изменения климата — не самая большая наша проблема. Наша самая большая проблема — это то, как мы живем. Цивилизация, которая всю свою жизнь основывает на потреблении нефти обречена на исчезновение. Наш единственный шанс — сделать савку на возобновляемые ресурсы, но те, кто властен принимать решения, работают вовсе не над этим. Они работают над тем, чтобы заставить нас покупать больше разных штанов и гамбургеров».
Он сверлит меня своими льдистыми голубыми глазами.
«Черский стал хорошим местом для жизни, в условиях того, что человеческая цивилизация, какой мы ее знаем, идет к своему концу. Я был готов, когда развалился Советский Союз. Точно так же я готов и сейчас».
Репортаж в трех словах
Более половины поверхности России покрыто вечной мерзлотой. Но сейчас вечная мерзлота тает в результате климатических изменений. Город Черский в Сибири, возможно, вообще перестанет существовать через 50 лет. Когда тает вечная мерзлота, она оставляет после себя бездонную топь.
Сергей и Никита Зимовы — исследователи на Северо-восточной научной станции около города Черский. Сергей Зимов — один из первых ученых, которые начали публиковать статьи о связи между тающей вечной мерзлотой и выбросами парниковых газов — что в свою очередь ускоряет нагрев земли.
У него есть идея воссоздать травянистые прерии Сибири с помощью пасущихся животных — эта попытка предпринимается в Плейстоценовом Парке. Теория сводится к тому, что открытый ландшафт, покрытый лишь травянистыми прериями, понизит температуру почвы и тем самым уменьшит таяние вечной мерзлоты.
Репортер & фотограф
Анна-Лена Лаурен — корреспондент Dagens Nyheter в Москве. В 2015 году она получила премию «Золотая ручка» от шведского Клуба публицистов. Она написала книги, в том числе, о России, Кавказе и Центральной Азии.
Лотта Хэрделин — фотограф, получившая множество премий, работавшая в горячих точках, на Олимпийских играх, а также на последних выборах США. В 2015 году она получила второй приз в категории «Будничная жизнь за границей» на конкурсе «Фотография года», а ранее также получала призы, как за спортивные, так и за зарубежные фотографии.
Факты. Климатические изменения в арктических зонах
Из всех регионов мира глобальное потепление быстрее всего идет в арктических регионах. Морской лед в Северном ледовитом океане и лед на суше в Гренландии очень сильно сократился в последние годы. В 2010 году было самое масштабное таяние наземных льдов в Гренландии за 30 лет.
Согласно научным подсчетам в арктических районах хранится около 1 000 миллиардов тонн углерода. Это сопоставимо с теми примерно 650 миллиардами тонн углеродов, которые заключены во всех деревьях и растениях мира. Одновременно с тем, как тает вечная мерзлота, из этих запасов высвобождаются парниковые газы, еще больше ухудшая ситуацию с глобальным потеплением.
Факты. Многолетняя криолитозона
Многолетняя криолитозона — это и есть вечная мерзлота. Это геологический феномен, который подразумевает, что вода в почве находится в замерзшем состоянии круглый год. Много слоев льда лежат один на другом, а в общем лед может достигать толщины в несколько сотен метров. Верхний слой земли, так называемый активный слой, тает летом. Чтобы на нем могли расти деревья, он должен быть несколько метров толщиной.
Факты. Северно-восточная научная станция
Северно-восточная научная станция в Черском была основана в 1977 году. Когда Советский Союз развалился, на станции жило пять семей. На сегодняшний день осталось три. Это начальник станции Никита Зимов и его жена Анастасия Зимова, бухгалтер, а также их три дочери. Зимой семья переезжает в Новосибирск, где дети ходят в школу. Ученый-гидролог Сергей Зимов и Галина Зимова, метеоролог.Ученый Сергей Давидов.
Формально станция относится к Российской академии наук. Сергей Зимов также связан с российским Тихоокеанским институтом.
Ежегодно в институт приезжают более 50 зарубежных ученых. Их главный спонсор сегодня — Институт Макса Планка в Германии. Российское государство помогает лишь выплатой зарплат ученым.
