Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на

Больны от страха

© РИА Новости Григорий Сысоев / Перейти в фотобанкМонумент жертвам политических репрессий "Стена скорби" в Москве. 27 октября 2017
Монумент жертвам политических репрессий Стена скорби в Москве. 27 октября 2017
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
В СССР бесстрашие было непоколебимой идеологической догмой. Даже тело идеального советского человека, плоть которого в метафорах была как сталь, камень и бетон, преодолевало психологию страха. Но реальный советский человек жил совершенно иной жизнью. Страх проникал в сознание и язык, становился привычкой, характерной чертой. Так и сейчас: Россия встала на гибельный путь.

Писатель Сергей Лебедев родился в 1981 году в Москве, он вырос в стране, которая не знала страха. Однако сегодня повсюду господствует страх. Лебедев объясняет, почему так происходит и какое это имеет отношение к президенту Владимиру Путину.


В стране, в которой я родился, бесстрашие было непоколебимой идеологической догмой, которая красной нитью проходила через все книги, фильмы и газетные статьи. Бесстрашными были солдаты Красной Армии, подпольщики под пытками, космонавты и полярные исследователи, простые инженеры, преодолевавшие производственные трудности, пионеры и машинисты зерноуборочных комбайнов, защитники государственных границ и колхозные крестьяне. Экзальтированный словарь бесстрашия, синонимические ряды эпитетов в хвалебном воспевании героических поступков были повсеместно весьма богатыми. Тогда как язык страха казался блеклым, однообразным, гротескным: бледное лицо, дрожащие руки… При этом отношение к страху и к трусости было основой советской культуры; преодоление страха, а также испуга, вызванного всем, что казалось незначительным, личным, обыденным, было похоже на второе рождение и воспринималось как обретение истинного коммунистического сознания.


Даже тело идеального советского человека, плоть которого в метафорах было заменой стали, камням и бетону, преодолевало психологию страха и отталкивалось от самого себя. Между тем реальный советский человек жил совершенно иной жизнью. В городе Инта, расположенном далеко на севере, где было много лагерей, я видел, как разрушались сталинские постройки, как отваливались штукатурка и цемент. В стенах и балконных парапетах вместо металлической арматуры, которой, вероятно, не хватало, использовалась скрученная колючая проволока. Страх, колючий страх, был стальной арматурой советского времени. Поскольку представители поздних советских поколений, которым уже не угрожал расстрел, не осознавали его как страх, это чувство оказалось еще более живучим. Как молчание превращается в молчаливость, а явление — в свойство, так же менялся и страх: он проникал в сознание и язык, становился привычкой, характерной чертой, он оказывал влияние на выбор стратегии и принятие важных решений в жизни.


Российских солдат, убитых на востоке Украины, хоронят в безымянных могилах


Два события русской истории XX века возникают в памяти в особом свете. Речь идет о двух месяцах — феврале 1917 года и августе 1991 года. Во многих воспоминаниях эти два исторических момента описываются в одном эмоциональном ключе: как будто люди сбросили с себя оковы, охваченные затем братскими чувствами, ощущением чего-то хорошего и надеждами на будущее. Это были два месяца просветления в русской истории, когда страха не было, а Россия, казалась, обретала свободу.


Однако за февралем 1917 году последовал октябрь с его большевистским переворотом, а за августом 1991 года последовал октябрь 1993 года, когда во время конфронтации между президентом Ельциным и Верховным Советом танки обстреляли здание парламента. Два раза в течение одного столетия октябрь обозначал в политическом календаре поворот от свободы к тоталитарному режиму, от свободы — назад к страху. Сегодня моя страна больна, она поражена страхом. Как заразную болезнь, она пытается посеять его и у своих соседей. Разобщенная и ослабленная Европа, которой не хватает чувства политической и человеческой солидарности и которая теряется в своих фобиях, — для такой Европы режим Владимира Путина очень выгоден. Путин как политическая фигура поддерживается страхом. В поздние советские времена страх перед государством был осмысленным и предсказуемым. Постсоветская Россия, пережившая экономический развал и иррациональный и прежде незнакомый бывшим гражданам СССР страх перед терактами и перед полной неопределенностью в отношении будущего, радостно приветствовала нового президента, пообещавшего защиту, порядок и стабильность.


Путин, выходец из Комитета государственной безопасности, репрессивного советского учреждения, похоже, не знает никакого другого метода правления, кроме использования страха. Многие аналитики считают его сложной личностью, они ищут в его поступках двойное или тройное дно, а с помощью знаков и сигналов, исходящих от российского президента, они пытаются предсказать будущее. Однако Путин, судя по всему, является великим мастером только в одной области — в области страха. И, как любой другой человек, не знающий цену доверию и изолированный от позитивных и конструктивных эмоций, он сам испытывает страх.


В тот момент, когда на Украине был свергнут авторитарный режим российского ставленника Януковича, в России началась политическая истерия. Советские пропагандистские клише были возвращены со свалки истории: сопротивляющихся украинцев стали называть фашистами, то есть сравнивать с главным злом прошлого столетия. Я считаю, что российское руководство тогда сильно испугалось. Его напугали украинцы, вышедшие на Майдан, они подставляли себя под пули и не отступали. Российское руководство было напугано тем, что украинцы оказались способными преодолеть свой страх, и тем самым они лишили российскую власть единственного средства воздействия.


Сегодня украинские политические заключенные, например, кинорежиссер Олег Сенцов и активист Александр Кольченко, которые были неправомерно арестованы в России, получают такие же длинные тюремные сроки, как политические узники при Сталине — 10, 20 лет. Официальные средства массовой информации смакуют каждую неудачу, каждый провал Украины. Российские войска вторглись на территорию украинского Крыма. На востоке Украины идет война, развязанная Россией и де-факто ведущаяся российскими подразделениями, российскими наемниками и секретными службами. При этом российское общество показывает себя неспособным к сопротивлению. Страх перед тем, чтобы назвать агрессию, войну и подлость своими именами и оказаться после этого в меньшинстве, заставляет даже многих оппозиционеров выбирать лукавую промежуточную позицию, снимая с себя таким образом моральную ответственность, которую граждане должны нести за преступления своего государства. Но и сторонники Путина не избавлены от страха. Российских солдат, погибающих на востоке Украины, хоронят в безымянных могилах, а их родственникам запрещается открыто рассказывать об истинных обстоятельствах их гибели. Мораль разрушается, как и представления о добре и зле, о порядочности и непристойности.


Россия инвестирует в страх, поддерживая правоэкстремистские партии в Европе


И как признаки разложения, как символы прошлых культурных катастроф из мнимого небытия возвращаются советские мифы, в том числе усатое чудовище Сталин, чей бюст у кремлевской стены в день его мрачного рождения утопает в цветах. Утрата исторической памяти происходит не сама по себе, она является симптомом морального разложения и позора. Здесь мы видим не только желание оправдать прошлое, ностальгическое стремление его изменить, подстроиться под него, но и попытки оправдать с помощью прошлого преступления настоящего времени, а также представить эти действия как исторически оправданные, справедливые и даже великие.


Россия вновь встала на гибельный советский путь, путь внешней и внутренней агрессии, который предполагает наличие врагов как за пределами страны, так и в соседнем доме. Россия инвестирует в страх, поддерживая праворадикальные партии в Европе, у которых в повестке значится использование националистических фобий; Россия инвестирует в страх, провоцирую конфликты, создавая отравленную атмосферу враждебности и заставляя своих оппонентов опускаться до враждебных выражений.


В сотый раз отмечается сегодня день октябрьского переворота 1917 года, и при этом Россия не оплакивает жертв коммунизма и не берет на себя ответственность за все то зло, которое она на своей и на чужой земле сотворила за долгий XX век. Она не признает себя ответственной за страх многих поколений, она не признает своей вины. И это действительно вызывает страх, поскольку таким образом из зла минувших дней образуется зло сегодняшнего дня: оно вдвойне опасно, поскольку оно остается безнаказанным.


Сергей Лебедев родился в Москве в 1981 году. В 2015 году в издательстве S.Fischer вышел его роман «Люди августа» (Menschen im August). Эта статья представляет собой текст доклада, с которым он выступил в рамках проходившего в Варшаве 9-го европейского литературного форума.