Когда пришли наркотики, они никого не помиловали. На дворе были 80-е, и к тому времени, когда каждый десятый соскользнул в героиновую пропасть — будь то банкиры, студенты университетов, плотники, светские люди или шахтеры — Португалия находилась уже в паническом состоянии.
Алвару Перейра (Álvaro Pereira) работал семейным врачом в Ольяне на юге Португалии. «Люди кололись на улицах, посреди площадей, в городских садах, — рассказывает он мне. — Не проходило и дня без того, чтобы не ограбили какого-нибудь владельца лавки или прохожего».
Кризис начался на юге. В то время Ольян, рыбацкий городок в 31 миле к западу от испанской границы, переживал свой расцвет. Прибрежные воды от залива Кадиса до Марокко изобиловали рыбой, туризм рос, и по всему южному региону Алгарве потекла валюта. Но к концу десятилетия к берегам Ольяна стало прибивать героин. В одночасье столь любимый Перейра кусочек побережья Алгарве превратился в один из главных перевалочных пунктов у наркоторговцев в Европе: в то время каждый сотый португалец боролся с героиновой зависимостью, между тем на юге это число было еще выше. Местная пресса забила тревогу в связи со смертями от передозировки и повышением уровня преступности. Показатели ВИЧ-инфекции в Португалии стали самым высокими в Европейском союзе. Перейра вспоминает приходивших к нему отчаявшихся пациентов и их семьи — напуганных, сбитых с толку, молящих о помощи людей. «Я ввязался в это, — сказал он, — только из-за собственного невежества».
По правде говоря, в то время в обществе царило невежество. За 40 лет своего существования авторитарный режим, установленный Антонио Салазаром в 1933 году, задушил образование, ослабил государственные институты и уменьшил возраст окончания школы, следуя стратегии взращивания покладистого населения. Страна была закрыта для внешнего мира; португальцев не коснулось экспериментирование и расширяющая кругозор культура 1960-х годов. Когда в 1974 году военный переворот положил конец режиму, Португалия внезапно оказалась открыта новым рынкам и подвержена новым влияниям. При прежнем режиме «Кока-кола» находилась под запретом, а чтобы иметь зажигалку, требовалось специальное разрешение. Когда в страну хлынула марихуана, а потом героин, она была к этому совершенно не готова.
Перейра справлялся с растущей волной наркозависимости единственным известным ему способом: принимая по одному пациенту за раз. Если двадцатилетняя студентка, живущая с родителями, в ходе выздоровления могла рассчитывать на помощь семьи, то мужчина средних лет, разошедшийся с женой и живущий на улице, сталкивался с другими рисками и нуждался в другого рода поддержке. Перейра импровизировал, призывая на помощь учреждения и отдельные лица сообщества.
В 2001 году, почти после двух десятилетий непредвиденной специализации Перейры в области наркозависимости, Португалия стала первой страной в мире, декриминализировавшей владение и употребление всех незаконных веществ. Вместо того, чтобы подвергать аресту тех, кого поймали за частным распространением наркотиков, им могли сделать предупреждение, потребовать небольшой штраф или попросить предстать перед местной комиссией — состоящей из врача, адвоката и социального работника — чтобы получить информацию о лечении, снижении вреда и вспомогательных услугах, которые были им доступны.
Опиоидный кризис вскоре стабилизировался, и в последующие годы наблюдался резкий спад проблемных показателей, связанных с употреблением наркотиков, заболеваниями ВИЧ и гепатитом, смертностью от передозировок, преступлениями, совершаемыми на почве наркотиков, и числом заключенных под стражу. ВИЧ-инфекция упала с рекордно высокого уровня 2000-го года — 104,2 новых случаев на миллион жителей — до 4,2 случая на миллион в 2015 году. Стоящие за этими изменениями данные изучаются и приводятся в качестве доказательства активистами по снижению вреда во многих странах мира. Однако заблуждаются те, кто целиком приписывает эти положительные результаты изменению закона.
Удивительное возвращение Португалии в нормальное состояние и тот факт, что оно оставалось стабильным несмотря на неоднократную смену правительства — включая консервативных лидеров, которые предпочли бы вернуться к войне с наркотиками в американском стиле — никогда бы не произошли без гигантского культурного сдвига и изменений во взглядах людей на наркотики, наркоманию — и самих себя. Во многих отношениях закон был всего лишь отражением преобразований, которые уже происходили в клиниках, аптеках и за кухонными столами по всей стране. Официальная политика декриминализации значительно облегчила жизнь представителям широкого спектра услуг (здравоохранение, психиатрия, занятость, жилье и т. д.), которые раньше усиленно пытались объединить свои ресурсы и опыт для более эффективной работы с целью обслуживания своих сообществ.
Кроме того, начал меняться язык. Те, кого раньше издевательски называли drogado (ширяльщик), стали более широко, более сочувственно и точнее называться «людьми, употребляющими наркотики» или «людьми с наркоманией». Это тоже сыграло решающую роль.
Важно отметить, что Португалия, хотя и стабилизировала свой опиоидный кризис, не изжила его целиком. В то время как смертность от наркотиков, число заключенных в тюрьмах и инфекции резко снизились, стране по-прежнему приходится сталкиваться с осложнениями, обусловленными долгосрочным употреблением наркотиков. Такие заболевания, как гепатит С, цирроз и рак печени, тяжким бременем легли на систему здравоохранения, которая все еще не оправилась от кризиса и сокращений штата. Таким образом, история Португалии служит предупреждением о проблемах, с которыми еще предстоит столкнуться.
Несмотря на то, что мировая общественность восторженно отреагировала на успех Португалии, местные защитники снижения вреда были расстроены тем застоем и бездействием, которые, по их мнению, установились после вступления в силу декриминализации. Они критикуют государство за то, что оно тянет время с созданием специальных комнат для инъекций и прочих удобств для потребления наркотиков; за неспособность сделать более доступным налоксон, препарат против передозировки; за отсутствие программ обмена иглами в тюрьмах. Где, спрашивают они, мужественный дух и смелое руководство, которые в первую очередь побудили страну декриминализовать наркотики?
В первые дни португальской паники, когда дорогой сердцу Перейры Ольян начал разлагаться прямо у него на глазах, государство инстинктивно перешло в атаку. Наркотики осуждались как зло, потребителей наркотиков обвиняли во всех смертных грехах, а близость к обоим была уголовно и духовно наказуема. Португальское правительство запустило серию национальных кампаний по борьбе с наркотиками, лозунги которых звучали не столько как «Просто скажи нет», сколько «Наркотики от лукавого».
По всей стране применялись альтернативные подходы к лечению и проводились всяческие эксперименты, в то время как врачи, психиатры и фармацевты работали отдельно друг от друга, чтобы справиться с потоком заболеваний, связанных с наркозависимостью, нередко рискуя подвергнуться остракизму или оказаться под арестом за то, что, по их мнению, было лучше всего для пациентов.
В 1977 году на севере страны, в Центре Боавишта в Порту, психиатр Эдуину Лопеш (Eduíno Lopes) впервые выступил с программой лечения метадоном. Лопеш был первым врачом в континентальной Европе, применившим заместительную терапию: при содействии в большей степени Министерства юстиции, нежели Министерства здравоохранения он привез из Бостона метадоновый порошок. Общественность отреагировала на его инициативу крайне недоброжелательно, а коллеги расценили метадоновую терапию как спонсируемую государством наркозависимость, не более.
В Лиссабоне Одетта Феррейра, опытный фармацевт и один из первых исследователей ВИЧ, запустила неофициальную программу обмена иглами в попытках взять под контроль растущий кризис СПИДа. Наркоторговцы угрожали ей физической, а политики — юридической расправой. Феррейра — которая и в свои девяносто не считает зазорным появиться на дневной встрече с накладными ресницами и в одежде из красной кожи — начала раздавать чистые шприцы на крупнейшем в Европе рынке наркотиков под открытым небом, в лиссабонском районе Казал Вентозу. Она собирала пожертвования на одежду, мыло, бритвы, презервативы, фрукты и сэндвичи и распространяла эти предметы среди нуждающихся. Когда наркоторговцы враждебно отреагировали на ее действия, она отрезала: «Не приставайте ко мне. Вы делаете свою работу, я — свою». Затем она добилась того, чтобы Португальская ассоциация аптек запустила первую национальную программу обмена игл в стране и по сути в мире.
В то время развелось множество дорогостоящих частных клиник и бесплатных религиозных учреждений, обещавших детоксикацию и чудесное излечение, но первый государственный центр по лечению наркомании, находившийся в ведении Министерства здравоохранения — Центр Тайпаш (Centro das Taipas) в Лиссабоне — начал действовать только в 1987 году. Из-за нехватки ресурсов в Ольяне Перейра отправил туда на лечение нескольких своих пациентов, хотя и не одобрял использовавшихся в Тайпаш методов лечения, основанных на воздержании. «Сначала вы забираете наркотик, а потом затыкаете образовавшуюся трещину при помощи психотерапии», — объяснил Перейра. Никаких научных доказательств эффективности такого лечения не существовало — и оно действительно не работало.
Он также отправлял пациентов проходить курс метадоновой терапии у Лопеша в Порту и обнаружил, что некоторые неплохо на него отреагировали. Правда Порту был на другом конце страны. Он хотел опробовать метадон на своих пациентах, но к тому моменту Министерство здравоохранения еще не одобрило этот препарат к использованию. Действуя в обход, Перейра иногда просил медсестру незаметно положить метадон в багажник его машины.
Работа Перейры, лечившего пациентов от наркомании, в конечном итоге привлекла внимание Министерства здравоохранения. «Они прослышали о том, что в Алгарве живет один сумасшедший, который работает на свой страх и риск», — сказал он, расплываясь в улыбке. В свои 68 Алвару по-прежнему энергичен, подтянут и полон обаяния, над головой у него вздымается волна густых поседевших волос, в сиплом голосе и в манере растягивать слова чувствуется бездонный запас тепла. «Они приехали ко мне в клинику и предложили открыть лечебный центр», — сказал он. Алвару пригласил к сотрудничеству одного своего коллегу, который занимался семейной практикой в соседнем городе, молодого врача по имени Жоау Гулау (João Goulão).
Два молодых врача объединили свои усилия, чтобы в 1988 году открыть первую CAT на юге Португалии. (Центры такого типа на протяжении лет обозначались разными названиями и акронимами, но до сих пор их по традиции называют Центрами по приему людей с наркозависимостью — Centros de Atendimento Toxicodependentes, или CAT.) Местные жители встретили эту инициативу яростным сопротивлением, а врачи по ходу лечения были вынуждены много импровизировать. В следующем месяце Перейра и Гулау открыли второй CAT в Ольяне, их примеру последовали другие семейные врачи на севере и в центральных районах Португалии, и таким образом начала формироваться свободная сеть таких центров. Все большее число практикующих врачей приходило к сознанию того, что наиболее эффективный способ борьбы с зависимостью носит индивидуальный характер и должен быть укоренен в сообществах. Лечение по-прежнему носило местечковый и эпизодический характер.
Первый официальный призыв изменить законы о наркотиках в Португалии поступил от Руя Перейры (Rui Pereira), бывшего судьи конституционного суда, который в 1996 году предпринял капитальную перестройку уголовного кодекса. Он обнаружил, что практика тюремного заключения за наркотики является контрпродуктивной и неэтичной. «Моя идея с самого начала заключалась в том, что, наказывая потребителей наркотиков, государство поступает неправомерно», — сказал он мне в своем кабинете на юридическом факультете Лиссабонского университета. В то время около половины заключенных сидели за наркотики, и эта эпидемия, по его словам, считалась «неразрешимой проблемой». Он предложил препятствовать употреблению наркотиков без наложения штрафов или дальнейшего отчуждения потребителей. Хотя его инициативу не спешили применять на практике, она была принята к сведению.
В 1997 году, после того, как Гулау отработал десять лет в CAT в Фару, его пригласили помочь в разработке и реализации национальной стратегии в отношении наркотиков. Он собрал команду экспертов, чтобы исследовать потенциальные решения проблемы наркотиков в Португалии. Полученные в результате рекомендации, включая полную декриминализацию употребления наркотиков, были представлены в 1999 году, затем в 2000 году одобрены советом министров, а в 2001 году вступил в силу новый национальный комплекс мер.
Сегодня Гулау — советник президента по борьбе с наркотиками. Он оставался наиболее авторитетным специалистом в этой области в течение восьми поочередно сменявших друг друга консервативных и прогрессивных правительств несмотря на яростное противостояние законодателей и лоббистов; несмотря на сдвиги в научном понимании наркозависимости и в культурной терпимости к употреблению наркотиков; несмотря на сокращения бюджета в период жесткой экономии и несмотря на глобальный политический климат, который лишь совсем недавно стал чуть менее враждебным. Гулау также является самым активным защитником декриминализации наркотиков в мире. Он почти все свое время проводит в путешествиях, его продолжают приглашать в самые разные страны мира, от Норвегии до Бразилии — где складывается отчаянная ситуация с наркотиками — чтобы он продемонстрировал властям успехи португальского эксперимента по снижению вреда.
«Эти социальные подвижки требуют времени, — сказал мне Гулау. — Тот факт, что это произошло повсеместно в таком консервативном обществе, как наше, оказал свое влияние». Если бы эпидемия героина затронула только низшие классы Португалии или расовые меньшинства, а не средние или высшие классы, он сомневается, что полемика вокруг проблемы наркотиков, зависимости и снижения вреда сформировалась бы таким же образом. «Был момент, когда жертвами этой эпидемии являлась едва ли не каждая португальская семья. У каждой семьи был свой наркоман или наркоманы. В обществе царило единодушие: нужно было что-то делать».
Политика Португалии основывается на трех главных принципах: один из них заключается в том, что не бывает слабых или сильных наркотиков — бывают только здоровые и нездоровые отношения с наркотиками; второй — в том, что за нездоровыми отношениями человека с наркотиками часто скрываются неблагополучные отношения с близкими, с окружающим миром и с самими собой; и третий — в том, что искоренение всех наркотиков является невыполнимой задачей.
«Национальная политика состоит в том, чтобы найти к каждому человеку индивидуальный подход, — сказал мне Гулау. — Секрет в том, чтобы мы всегда были готовы прийти на помощь».
Центр социально-медицинской помощи, названный IN-Mouraria, незаметно расположился в оживленном, быстро меняющем свой облик районе Лиссабона, давнем анклаве маргинальных сообществ. С двух до четырех центр предоставляет услуги незарегистрированным мигрантам и беженцам; с пяти до восьми их двери открыты для потребителей наркотиков. Команда психологов, врачей и работников поддержки «равных равными» (которые сами некогда были наркоманами) предлагают чистые иглы, предварительно нарезанные квадраты фольги, наборы для потребления крэка, сэндвичи, кофе, чистую одежду, туалетные принадлежности, быстрые анализы на ВИЧ и консультации — все бесплатно и в анонимном порядке.
В тот день, когда я зашел туда, в центре толпились молодые люди, ожидая результатов анализов на ВИЧ, в то время как другие играли в карты, жаловались на преследования полиции, примеряли одежду, обменивались советами по разным жизненным ситуациям, смотрели фильмы и болтали друг с другом. Это были люди совершенно разные по возрасту, своим религиозным предпочтениям, этнической принадлежности и гендерной идентичности, они приехали сюда из разных городов страны и даже из других стран мира. Когда из ванной вышел худощавый пожилой человек, неузнаваемый после того, как он сбрил бороду, энергичный молодой человек, который листал журналы, всплеснул руками и поприветствовал его. Затем он повернулся к сидевшему с моей стороны молчаливому мужчине с пышной бородой и вьющимися из-под шапки темными волосами и сказал: «А как насчет тебя? Почему бы тебе не сбрить эту бороду? Ты не можешь просто так взять и махнуть на себя рукой, чувак. Ведь тогда тебе кранты». Бородатый человек усмехнулся.
Во время моих поездок на протяжении месяца я познакомился с рядом сотрудников службы поддержки «равных равными», в том числе с Жоау, плотным мужчиной с голубыми глазами, который скрупулезно перечислял все подробности и нюансы того, что я изучал. Жоау хотел увериться в том, что я понял: их роль в центре состояла не в том, чтобы заставить кого-либо завязать с наркотиками, но в том, чтобы помочь свести к минимуму риски, которым подвержены люди, употребляющие наркотики.
«Наша цель не в том, чтобы направлять людей на лечение — они должны захотеть начать его сами», — сказал он мне. Но даже когда они действительно хотят завязать, продолжил он, наличие работников, сопровождающих их на приемы к врачу и в лечебные учреждения, может оказаться для них обузой, а если лечение не заладится, существует риск того, что этому человеку потом будет стыдно возвращаться в центр социально-медицинской помощи. «Тогда мы их теряем, а мы этого не хотим, — сказал Жоау. — Я хочу, чтобы в случае рецидивов они возвращались». Процесс лечения не мыслим без сбоев, сказал он мне. А он знает, о чем говорит.
Жоау является активистом по легализации марихуаны, не скрывает того, что болен СПИДом, и, когда-то упустив часть детских лет своего сына, теперь радуется своей новой роли деда. Он перестал делать «спидболы» (смеси кокаина и опиатов) после нескольких болезненных и неудачных попыток вылечиться, каждая из которых оказывалась разрушительнее предыдущей. Жоау долгое время использовал в качестве одной из форм терапии марихуану — метадон в его случае не работал, равно как и все прочие курсы стационарного лечения, которые он пробовал — однако жестокое лицемерие декриминализации состояло в том, что, хотя курение марихуаны не считалось уголовным преступлением, ее приобретение каралось законом. Последний и самый тяжелый рецидив Жоау произошел в тот момент, когда он отправился покупать марихуану у своего знакомого дилера и тот сказал ему: «Сейчас у меня нет марихуаны, зато есть хороший кокаин». Жоау отказался и уехал, но вскоре обнаружил, как непроизвольно направляется к банкомату, а потом возвращается к дилеру. После этого рецидива он наладил свою личную жизнь и начал собственное дело. В какой-то момент у него работало более 30 сотрудников. Потом разразился финансовый кризис. «Клиенты не платили, и в мою дверь застучались кредиторы, — рассказал он мне. — За шесть месяцев я растратил все, что создавал на протяжении четырех или пяти лет».
По утрам я сопровождал уличные команды центра, направлявшиеся на окраины Лиссабона. Там я познакомился с Ракел и Сарейей — их стройные фигурки утопали в широченных жилетах, которые они носили во время смены — они работали с Crescer na Maior, неправительственной организацией, занимающейся снижением уровня вреда. Шесть раз в неделю девушки нагружали большой белый фургон питьевой водой, влажными салфетками, перчатками, ящиками фольги и грудами закупленных государством наборов для принятия наркотиков, куда входили зеленые пластиковые мешочки с одноразовыми порциями фильтрованной воды, лимонная кислота, небольшой металлический поддон для приготовления пищи, марля, фильтр и чистый шприц. В Португалии еще нет специальных контролируемых мест для инъекций (хотя они разрешены законодательством, целый ряд попыток их открыть так ни к чему и не привел), так что, по словам Ракель и Сарейи, они выходят на открытые площадки, куда, как им известно, люди приходят покупать и употреблять наркотики. Обе имеют психологическое образование, но на улицах они известны как «девочки, раздающие иглы».
«Добрый день! — бодро провозглашает Ракел, когда мы идем по кажущемуся заброшенным кварталу в районе Круж Вермелья. — Уличная команда!» Люди материализуются, выбираясь из своих укрытий и напоминая странную версию игры «ударь крота»: высовывают головы из отверстий в стене, куда приходят курить или колоться. «Мои девочки с иглами, — ласково заворковала одна женщина. — Как вы, милые?» Большинство заводило с сотрудницами вежливые разговоры, делясь новостями о своей борьбе с болезнью, любовных историях, перипетиях с иммиграцией или потребностях в жилье. Одна женщина сказала им, что вернется в Анголу, чтобы разобраться с имуществом матери, и что с нетерпением ждет смены обстановки. Другой человек сообщил им, что ему удалось получить подтверждение визы для своей подруги, с которой он познакомился он-лайн. «Она знает, что вы все еще употребляете наркотики?» — спросила Сарейя. Мужчина смутился.
«Завтра я начинаю метадон», — с гордостью сообщил другой мужчина. Его сопровождала его сияющая от счастья подруга, она тепло махнула девушкам на прощание, когда те вручили ему квадратик из фольги.
В туманном Порту на севере страны сотрудники службы поддержки «равных равными» из Caso — единственной в своем роде ассоциации, сотрудниками и пользователями которой выступают бывшие и нынешние потребители наркотиков — каждую неделю встречаются в шумном кафе. Они приходят сюда каждый вторник утром, чтобы, заказав себе эспрессо, свежую выпечку и горячие бутерброды, обсудить насущные проблемы, политику в отношении наркотиков (которая через полтора десятилетия после вступления в силу закона все еще вызывала у многих путаницу) и поспорить в той теплой грубоватой манере, которая отличает людей на севере страны. Когда я спросил их, что они думают о новом принятом в Португалии взгляде на наркопотребителей как на обычных больных, которые нуждаются в помощи, а не как на преступников, они презрительно усмехнулись: «Больных? Мы здесь никого так не называем. Мы не больны».
На севере Португалии мне не раз доводилось слышать подобное утверждение: рассматривать наркоманию просто с точки зрения здоровья и болезни значило слишком упрощать картину. Некоторые люди способны употреблять наркотики годами без какого-либо серьезного вреда для своих личных или профессиональных отношений. Как мне сказали, это стало проблемой лишь тогда, когда стало проблемой.
Caso оказывала поддержку другая НПО Apdes, которая занимается вопросами снижения вреда и расширения прав и возможностей, включая программы, ориентированные на людей, употребляющих наркотики в рекреационных целях. Их удостоенный наград проект Check!n уже много лет организует на фестивалях, в барах и на вечеринках специальную проверку веществ на предмет опасности. Мне не раз говорили, что если бы наркотики были легализованы, а не только декриминализованы, то в отношении этих веществ применялись бы такие же строгие стандарты качества и безопасности, как в случае продуктов питания, напитков и лекарств.
Несмотря на ощутимые результаты, которых добилась Португалия, другие страны не спешат следовать ее примеру. Португальцы начали всерьез думать о декриминализации в 1998 году, сразу после первой специальной сессии Генеральной Ассамблеи ООН по глобальной проблеме наркотиков (UNgass). Заседания UNgass на высшем уровне проводятся каждые десять лет с целью определения единой для всех государств-членов политики в отношении наркотиков c учетом сложившихся тенденций в сфере наркозависимости, инфекций, отмывания денег, торговли наркотиками и насилия в наркокартелях. На первой сессии, лозунг которой звучал как: «Мир без наркотиков: мы можем это сделать» — страны Латинской Америки настояли на радикальном переосмыслении войны с наркотиками, но все усилия по изучению альтернативных моделей (таких как декриминализация) оказались тщетными. К моменту проведения следующей сессии в 2008 году употребление наркотиков и насилие, связанное с торговлей наркотиками, во всем мире значительно возросли. В прошлом году прошла внеочередная сессия, но и она по сути не оправдала ожиданий — в итоговом документе не было ни единого упоминания о «снижении вреда».
Несмотря на это досадное положение в 2016 году произошел ряд обнадеживающих событий: Чили и Австралия открыли свои первые клубы медицинской марихуаны; следуя примеру некоторых штатов, еще четыре штата США ввели медицинский каннабис и еще четыре легализовали марихуану в качестве легкого наркотика; Дания открыла крупнейший в мире центр потребления наркотиков, а Франция открыла у себя первое учреждение такого рода; Южная Африка предложила легализовать медицинскую марихуану; Канада изложила план легализации каннабиса в качестве легкого наркотика на национальном уровне и открытия дополнительных специальных комнат для инъекций; а Гана объявила о своем намерении декриминализировать употребление наркотиков отдельными лицами.
Самым крупным изменением в глобальном подходе к наркотикам и в соответствующей политике стал импульс, спровоцированный легализацией марихуаны. Местные активисты требовали от Гулау занять решительную позицию по вопросам контроля и легализации продажи каннабиса в Португалии; на протяжении многих лет он отвечал им, что время еще не пришло. Легализация одного вещества ставит под сомнение основу португальской концепции в отношении наркотиков и снижения вреда. Если наркотики не являются проблемой, если проблема состоит в отношениях с наркотиками, если нет такой вещи, как сильные и слабые наркотики, и если все незаконные вещества должны рассматриваться одинаково, говорит он, тогда выходит, следует легализовать и контролировать все наркотики без исключения?
Для масштабного процесса декриминализации и легализации наркотиков во всем мире необходимы серьезные культурные сдвиги в нашем собственном сознании и в отношении к наркотикам и наркозависимости. В США Белый дом по-прежнему не спешит бороться с тем, что сторонники реформы политики в области наркотиков называют «зависимостью от наказания». Но если консервативная, изоляционистская, католическая Португалия смогла превратиться в страну, где однополые браки и аборты являются законными, а употребление наркотиков декриминализовано, более широкий сдвиг в отношениях к наркотикам кажется возможным и в других странах. Но, как гласит известная поговорка о снижении вреда: чтобы провести изменение, надо его захотеть.
Когда Перейра впервые открыл CAT в Ольяне, он столкнулся с громогласными возражениями местных жителей; они боялись, что с увеличением числа «ширяльщиков» начнется рост преступности. Но произошло обратное. Несколько месяцев спустя одна соседка пришла попросить у Перейры прощения. Тогда она этого не знала, но на ее улице жили три торговца наркотиками; когда местные клиенты перестали в них нуждаться, они собрали вещи и уехали.
Само здание CAT представляет собой малопривлекательный двухэтажный многоквартирный дом коричневого цвета с офисами наверху и открытой зоной ожидания, ванными комнатами, складами и клиниками на первом этаже. Двери центра, который работает семь дней в неделю 365 дней в году, открываются в 8:30 утра. В течение дня пациенты заходят сюда на прием, чтобы поболтать, попросту убить время, помыться или забрать свой недельный запас метадоновых доз. Был год, когда они пытались закрыть CAT на Рождество, но пациенты попросили оставить его открытым. Для некоторых их них, разорвавших отношения с близкими и лишившихся хоть какого-то подобия дома, это единственное место, где они могут почувствовать себя нормальными членами сообщества.
«Дело не только в обеспечении метадоном, — сказал мне Перейра. — Важно поддерживать отношения».
В задней комнате рядами стояли маленькие жестянки, в которых содержались дозы метадона с банановым вкусом, на каждой из них было указано имя пациента и информация о нем. CAT в Ольяне регулярно обслуживает около 400 человек, но это число может удваиваться в летние месяцы, когда в город съезжаются сезонные рабочие и туристы. Любой, кто получает лечение в другом месте в стране или даже за пределами Португалии, может попросить отправить свой рецепт в CAT, в результате чего Алгарве становится идеальным местом отпуска для прохождения курса лечения по снижению вреда.
Пообедав в ресторане, принадлежащем бывшему сотруднику CAT, доктор пригласил меня ознакомиться с еще одним его проектом — особенно любимым. Десятилетия работы с нарушениями, связанными с зависимостью, многому его научили, и все накопленные знания он направил на разработку специального лечебного учреждения на окраине Ольяна: Unidade de Desabituação или Центра отвыкания. Несколько таких UD открылись и в других регионах страны, но этот центр был разработан с учетом конкретных обстоятельств и потребностей юга.
Несколько лет назад Перейра ушел в отставку с поста директора, но преемник попросил его остаться, чтобы помогать в ежедневной работе. Перейра уже давно должен был уйти на пенсию — и он действительно пытался это сделать — но Португалия страдает от общего дефицита медицинских работников в государственной системе, к тому же в эту специализацию идет довольно мало молодых врачей. По мере того, как коллеги Перейры в других городах страны приближаются к пенсионному возрасту, у многих усиливаются опасения, что их некому будет заменить.
«Отношение к наркозависимости у здешних врачей в Алгарве всегда отличалось от подхода наших коллег на севере, — сказал мне Перейра. — Я не лечу пациентов. Они лечатся сами. Моя функция — помочь им внести необходимые изменения».
И, слава богу, менять нужно только одно, невозмутимо сказал он, когда мы заехали на автостоянку центра: «То есть почти все». Он загоготал над собственной шуткой и вышел из машины.
Стеклянные двери на входе раздвинулись, и мы оказались в сияющем чистотой учреждении, которое одновременно с этим не подавляло своей официальностью. Офисы врачей и администраторов находились на втором этаже, куда вела широкая лестница. Женщины на стойке регистрации кивнули Перейре, а он тепло поприветствовал их: «Добрый день, мои дорогие».
Центр в Ольяне был построен за менее чем три миллиона евро (2,6 миллиона фунтов стерлингов), выделенных государством, и открыл двери своим первым пациентам девять лет назад. Этот объект, как и другие, связан с сетью служб здравоохранения и социальной реабилитации. Он может вмещать до 14 человек одновременно: лечение здесь бесплатное, доступное при наличии направления от врача или терапевта и как правило длится от восьми до 14 дней. Когда люди впервые приходят сюда, они оставляют на хранение все свои личные вещи — фотографии, мобильные телефоны, все — им возвращают их при выписке.
«Мы верим в старый принцип: „Отсутствие новостей — хорошая новость", — объяснил Перейра. — Мы делаем это не для того, чтобы наказать их, но чтобы защитить». Воспоминания могут тянуть человека назад, а семья, друзья и отношения с другими наркозависимыми могут побудить вернуться к прошлому.
Слева находились комнаты для инъекций и обитый мягкой тканью изолятор с закрепленными повсюду неуклюжими камерами безопасности. У каждого пациента была своя отдельная палата — простые, удобные комнаты, позволяющие сохранить личное пространство. Справа располагалась «цветная» комната с гончарным кругом, переработанными пластиковыми бутылками, красками, картонными коробками от яиц, блестками и прочими принадлежностями для творчества. В другой комнате оказались цветные карандаши и мольберты для рисования. Печь для обжига, а рядом с ней — коллекция отличных пепельниц ручной работы. Многие пациенты оставались заядлыми курильщиками.
Пациенты ни минуты не сидели без дела, все время заставляя работать свои руки или свое тело или свои чувства: это могли быть какие-то упражнения или занятия искусством, но их время всегда было чем-то заполнено. «Мы часто слышим, как наши пациенты используют выражение „я и мое тело", — сказал Перейра. — Как будто человеческое „я" существует отдельно от „плоти"».
Чтобы помочь людям вернуть себе собственное тело, в центре действует небольшой тренажерный зал, ведутся занятия физкультурой, применяется физиотерапия и джакузи. И после столь длительного периода разрушительного поведения — когда люди вредили собственному телу, отношениям, своей жизни и сообществу — осознание того, что они способны создавать хорошие и красивые вещи, иногда оказывало на пациентов преобразующее воздействие.
«Знаете, на беговой дорожке бывают такие линии?— спросил меня Перейра. Он считал, что каждый человек, каким бы несовершенным он ни был, может найти свой собственный путь, если ему оказывать правильную поддержку. — Наша любовь подобна этим линиям».
По его словам, он сохранял твердость, но никогда не наказывал и не осуждал своих пациентов за их рецидивы или неудачи. Они могли свободно уехать в любое время и в случае необходимости вернуться, даже если это повторялось более десяти раз.
У Перейры не было волшебной палочки, он не предлагал универсального решения проблем — изо дня в день он просто пытался поддерживать равновесие: подъем, завтрак, занятия искусством, принятие лекарств, физические упражнения, работа, школа, выход в мир, движение вперед. Быть живым, сказал он мне однажды, может быть очень сложным делом.
«Моя дорогая, — сказал он мне, — как я всегда говорю: я могу быть врачом, но никто не идеален».
