Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
The Wall Street Journal (США): преступления моего деда против человечности

Семейные мемуары вызывают неожиданную реакцию у литовцев, русских и евреев

© Youtube / Stanislav TomasУничтожение мемориальной таблички Йонасу Норейке в Вильнюсе
Уничтожение мемориальной таблички Йонасу Норейке в Вильнюсе
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
История жительницы Литвы, которая натолкнулась на кровавые подробности биографии деда, когда писала рассказ о своей семье. Женщина с ужасом обнаружила, что ее дед оказался причастен к Холокосту. Она не смогла умолчать правду. Разразился скандал. Читайте о том, как на этот рассказ отреагировали литовцы, русские и евреи.

В детстве я гордилась своим дедом, литовским героем войны, который сражался с коммунистами. Именем моего деда Йонаса Норейки названа школа и несколько улиц. Когда моя мать, находясь в 2000 году на смертном одре, попросила меня написать рассказ о своем героическом отце, я с энтузиазмом согласилась.

К сожалению, начав собирать материалы, я с ужасом обнаружила, что мой дед также был организатором Холокоста, причастным к убийству как минимум 8 000 евреев. Когда мой рассказ был опубликован, русские захотели меня использовать, литовцы стали меня очернять, а евреи поддержали.

22 августа 1941 года мой дед написал распоряжение об отправке тысяч евреев в гетто в Жагаре, где они были убиты. В истории моей семьи этот факт выведен на передний план, из-за чего Литва лишилась репутации ни в чем не повинной свидетельницы Холокоста.

В результате российское телевидение, радио, газеты и даже пресс-секретарь посольства России в Вашингтоне стали упрашивать меня дать интервью, обещая миллионную аудиторию. Они убеждали меня, что моя книга важна, так как она перечеркивает историю о героическом литовском партизане. Мне пришлось отказаться. Меньше всего литовцы хотят выслушивать от русских нотации о дурном обращении с невинными людьми.

У меня возникла такая паранойя по поводу разговоров с русскими, что я едва не отказалась от важного интервью с «Эн-Би-Си Ньюс», потому что у ее корреспондента в Литве был похожий на русский псевдоним. От страха я удалила пять или шесть полученных от него сообщений. Вмешался наш общий знакомый, заверивший меня, что этот репортер работает на Эн-Би-Си.

Если русские добивались от меня интервью, то литовцы организовали мне виртуальную блокаду. Они хотят, чтобы моя книга исчезла. Литва настолько яростно отрицает свою причастность к Холокосту, что некоторые мои знакомые и родственники назвали меня предательницей. Литовцам не нравится, когда на них наклеивают неприятный ярлык преступников.

А евреи меня поддержали. Они не могут поверить, что литовка признала правду. Это неслыханно, чтобы внучка признала преступления своего деда.

Эта книга нанесла вред имиджу Литвы, но я считаю, что лучше всего смотреть истории прямо в глаза, дабы не повторять совершенные ошибки. Когда объясняешь словами то, что казалось необъяснимым, боль ослабевает. Я поняла, что национальная идея — дело серьезное. Они строят страну и прививают людям культурную спаянность. И без протестов они не сдадутся.