11 сентября 2001 года я находился в штаб-квартире ЦРУ в Лэнгли. Как и для всех американцев, для меня это событие явилось серьезной травмой, и я сам вызвался поехать в заграничную командировку, чтобы предать правосудию лидеров «Аль-Каиды» (террористическая организация, запрещена в России, — ред.). С января по май 2002 года я возглавлял контртеррористические операции в Пакистане. Моей команде удалось захватить десятки боевиков «Аль-Каиды», в том числе, старших командиров тренировочных лагерей. Одним из боевиков, в захвате которого мне довелось сыграть ключевую роль, был Абу Зубейда: в то время его ошибочно считали третьим по важности лицом в группировке.
К маю того же года ЦРУ приняло решение его пытать. Когда в тот месяц я вернулся в штаб ЦРУ, один из старших офицеров Центра по борьбе с терроризмом спросил меня, не хочу ли я «поучиться использованию более эффективных методов допроса». Я никогда не слышал этого термина и спросил, что он означает. После краткого объяснения я отказался. Я сказал, что не могу использовать пытки из морально-этических соображений и — невзирая на постановление Министерства юстиции — считаю их незаконными.
К сожалению, в правительстве США хватало тех, кто с готовностью давал добро на дальнейшее применение этой практики. Одним из таких людей была Джина Хаспел, которую президент Трамп во вторник назначил новым директором ЦРУ.
Поставить Хаспел во главе ЦРУ значит свести на нет предпринимаемые агентством — и страной в целом — попытки отказаться от практики истязаний. Это назначение адресует сотрудникам ЦРУ простую мысль: участвуйте в военных преступлениях, в преступлениях против человечности, и вас повысят. Забудьте о законе. Забудьте об этике. Забудьте о нравственности и даже о том, что пытки не работают. Идите вперед и делайте свое дело. Мы вас прикроем. А доказательства всегда можно уничтожить.
Хаспел, которую СМИ называют «маститым ветераном разведки», уже 33 года работает в ЦРУ: как в штаб-квартире, так и на руководящих должностях за рубежом. В последнее время, находясь в должности заместителя директора, она изо всех сил старалась избегать публичности. Майк Помпео, покидающий свой пост директора ЦРУ и назначенный новым госсекретарем, похвалил ее «уникальную способность решать поставленные задачи и вдохновлять окружающих».
Я убежден, что в отношении некоторых людей эти слова могут быть справедливы. Но многие из тех, кто был знаком и работал с Хаспел в ЦРУ, включая меня, называли ее «Кровавой Джиной».
Сотрудники ЦРУ и психологи, работавшие с агентством по контракту, начали пытать Абу Зубейду 1 августа 2002 года. Предполагалось, что используемые ими техники должны носить нарастающий характер и начинаться с удара открытой ладонью по животу или лицу. Но работавшие с ним оперативники решили начать с самого жесткого метода. Они 83 раза применяли в отношении Абу Зубейды пытку, имитирующую утопление. Позднее пытали его лишением сна; неделями держали запертым в большой клетке для собак; помещали его в ящик размером с гроб и, зная об иррациональном страхе, который он испытывал перед насекомыми, запускали туда мелкую живность.
Родригес потом сообщит репортерам, что эти пытки сработали и что Абу Зубейда предоставил ценную оперативную информацию, которая помогла предотвратить атаки и спасла американские жизни. Благодаря отчету о пытках ЦРУ, подготовленному сенатским разведывательным комитетом, и личным свидетельствам производившего допрос сотрудника ФБР Али Суфана мы знаем, что это не так.
Я знал о происходящем с Абу Зубейдой ввиду моего тогдашнего участия в операциях ЦРУ. Я молчал об этом даже после того, как в 2004 году покинул управление. Но к 2007 году мое терпение лопнуло.
Президент Джордж Буш настойчиво убеждал американцев в том, что программы пыток не существует. Я знал, что это ложь. Я знал, что пытки не работают. И знал, что эта практика незаконна. Поэтому в декабре 2007 года я дал интервью ABC News, в котором сказал, что ЦРУ пытало своих заключенных, что пытки были официальной государственной политикой США и эта политика проводилась при личном одобрении президента. ФБР тут же начало вести в отношении меня расследование.
Год спустя Министерство юстиции пришло к выводу, что я не совершал преступления. Но руководители ЦРУ все еще были в ярости оттого, что я обнародовал сведения, компрометирующие агентство. ЦРУ попросило назначенное Обамой новое Министерство юстиции возобновить против меня дело. Дело было снова открыто, и через три года мне было предъявлено обвинение в пяти уголовных преступлениях, включая три статьи, связанные со шпионажем — результат того самого интервью ABC News и последующего интервью The New York Times. Разумеется, я не занимался шпионажем, и эти обвинения в конечном итоге были отброшены, но только после того, как я согласился дать прошение о применении менее серьезного наказания. Я просидел 23 месяца в тюрьме за доносительство.
Но это того стоило. Во многом потому, что сведения о техниках ЦРУ стали достоянием общественности. Так, Конгресс запретил пытки, имитирующие утопление, и прочие методы, которые агентство использовало на секретных объектах. Запрет на пытки теперь является законом страны.
Но если совершенное мною раскрытие программы пыток обернулось для меня тюрьмой, то Хаспел несмотря на свою причастность к ним вот-вот получит повышение в должности. Это решение Трампа вредит моральному духу тех офицеров ЦРУ, которые признают пытки ошибочной мерой. И обнадеживает тех сотрудников, которые по-прежнему считают «более эффективный допрос» в некоторой степени приемлемым. На прошлой неделе я разговаривал с одним из старших офицеров, который сказал: «Чем больше происходит изменений, тем вернее все остается на своих местах». Многим противникам пыток сегодня свойственен такой пораженческий настрой.
Этим шагом президент как будто говорит нашим друзьям и союзникам (а также странам, которые мы критикуем в ежегодных докладах Госдепартамента о нарушении прав человека) следующее: мы называем себя светоносным градом, образцом уважения в отношении прав человека, гражданских прав, гражданских свобод и верховенства закона, но на самом деле все это вздор. Мы говорим об этих вещах тогда, когда нам это выгодно. Мы говорим их, чтобы самим себе внушить, что мы благодетели. Но когда доходит до дела, мы поступаем так, как хотим, к черту международное право.
Смысл назначения Хаспел не ускользнет от внимания и наших врагов. По словам экспертов в области права, американских законодателей и даже самих боевиков, программа пыток и аналогичные злоупотребления в военных тюрьмах в Ираке числились среди самых действенных инструментов «Аль-Каиды», «Исламского государства» (террористическая организация, запрещена в России, — ред.) и других зловредных организаций при наборе новых боевиков. Существование пыток побуждало их к действию и сплачивало боевиков вокруг идеи отмщения. Пытки сеяли еще более глубокую ненависть к Соединенным Штатам среди группировок боевиков. Их число множилось. Не случайно перед казнью пленников «Исламского государства» выстраивали перед камерами в оранжевых комбинезонах (подобных тем, которые носили узники тюрьмы в Гуантанамо). Вина за это, по меньшей мере, частично лежит на Хаспел и прочих сотрудниках ЦРУ, которые разрабатывали и курировали программу пыток, поскольку они показали миру, как Соединенные Штаты могут относиться к своим пленникам.
Хотим ли мы, американцы, быть страной, которая подвергает пыткам людей подобно Северной Корее, Китаю и Ирану? Гордимся ли мы тем временем, когда мы похищали людей из одной страны и отправляли в другую, чтобы их допрашивали в секретных тюрьмах? Хотим ли мы быть страной, которая цинично проповедует права человека, а потом исподтишка нарушает их?
Наша страна не может этого допустить. Мы не можем делать вид, что нас это не касается. Мы не можем награждать мучителей. Джине Хаспел не место во главе ЦРУ.
Джон Кириаку — бывший сотрудник отдела ЦРУ по борьбе с терроризмом и бывший старший исследователь сенатского комитета по международным отношениям. Является соведущим программы Loud and Clear на радио Sputnik.