Количество публикаций о голоде 1932 — 1933 гг. измеряется в мировом масштабе десятками тысяч. Тем не менее политика и специалисты до сих пор не пришли к общему мнению относительно некоторых ключевых проблем. Существуют политические причины непризнание голодомора геноцидом, и с этим ничего не поделаешь. Однако понимание ужасающей картины уничтожения голодом украинского села является самым первым условием того, чтобы международная общественность взяла на вооружение термин «геноцид». Сама картина сталинского преступления давно выписана в таких жутких деталях, что дыхание перехватывает. Но важно ее понимание.
Проблема потерь
Длительное время группа научных работников Института демографии и социальных исследований НАН Украины и доктора демографии Олега Воловины (университет Северной Каролины) работают в рамках созданного Украинским научным институтом в Гарварде «Атлас Голодомора» над определением прямых потерь и связанного с голоданием дефицита рождаемости в 1932-1934 гг. Расчеты публиковались авторами этой команды в их совокупности или индивидуально, причем в разных публикациях цифры несколько отличались, ввиду состояния первичных источников.
Служба безопасности Украины, которая по доверенности В.Ющенко открыла уголовное дело № 475 по факту совершения геноцида на Украине в 1932-1933 гг., получила в декабре 2009 года научно-демографическую экспертизу от Института демографии и социальных исследований, согласно которой прямые потери от голода (сверхсмертность) исчислялись в количестве 3 тысячи 941 лицо, а непрямые потери (дефицит рождений) — 1 тысяча 122 человека, вместе — 5 тысяч 63 человек. Поскольку Президент Украины настойчиво отстаивал цифру в 10 миллионов жертв, надеясь таким способом «выбить» у международной общественности признание Голодомора геноцидом, демографы придумали понятие «кумулятивных потерь», то есть потерь, вызванных невозможностью для умерших и нерожденных принимать участие в воссоздании народонаселения в следующем поколении, — круглым числом в 5 млн лиц. Апелляционный суд г. Киева постановлением от 13 января 2010 года солидаризировался только с величиной прямых потерь, а зря: дефицит рождений — это объективная величина, во время голодания женщины не могут забеременеть. Стоило отказываться только от причудливого понятия «кумулятивных потерь».
Когда демографы отказались от этого понятия, они попали в неприятную ситуацию. Вычисленные ими сверхсмертность и дефицит рождаемости не устраивают далеких от исторической демографии, но влиятельных деятелей американской диаспоры. В ноябре 2015 года в Вашингтоне был торжественно открыт памятник жертвам Голодомора. После острой борьбы попытку зафиксировать в надписи цифру — 7 млн жертв — парализовали историки США и Канады, которые разбираются в демографии. В надписи говорится о «миллионах невинных жертв искусственного голода на Украине».
К сожалению, отечественные политики и публицисты упрямо отстаивают экспертные оценки, которые сформировались до открытия советской демографической статистики, — от 7 до 10 млн жертв. Такой порядок цифр озвучил и Петр Порошенко 20 сентября 2017 года в выступлении на Генеральной Ассамблее ООН. А премьер-министр Владимир Гройсман в моем присутствии поучал заместителя директора Института демографии и социальных исследований Александра Гладуна, какой должна быть цифра потерь. Одна за другой проводятся конференции, на которых люди без демографического образования шельмуют демографов. Но демография, в отличие от истории, где каждый имеет собственное мнение, является наукой точной.
Сочувствую демографам, которые уже много лет живут в ситуации, которую можно определить давней русской присказкой: «Я начальник — ты дурак, ты начальник — я дурак». Однако хотел бы сосредоточиться на статье бывшего председателя Мирового конгресса украинцев Аскольда Лозинского, опубликованной 6 марта с.г. на интернет-портале «Украинский взгляд» и полностью посвященной критике моей оценки потерь от Голодомора. Эта оценка была опубликована 27 лет тому назад, но, как видим, используется в современной дискуссии. Учитываю желание Лозинского, чтобы я вышел на открытую дискуссию, но смысл моего ответа вижу прежде всего в том, чтобы ознакомить современных политиков и научных работников с расчетами жертв голодомора, сделанным предыдущим поколениями демографов. Объяснить нужно и то, почему в историографии закрепилась моя оценка потерь, хоть я не имею демографического образования и потому не могу претендовать, как и все историки или общественные деятели, на самостоятельные выводы в этой специфической области знаний.
Я был не первым пользователем ранее строго засекреченной демографической информации в этом архиве, но оказался вторым. В письмах использования архивных дел была указана фамилия Стефена Виткрофта — главы Центра советских и восточноевропейских студий при Мельбурнском университете. С добытым материалом обратился с предложением написать совместную статью о потерях от голода на Украине к двум участникам конференции в Торонто, демографам с мировым именем — Виткрофту и профессору Российского исследовательского центра в Гарвардском университете Максудову. Бывший диссидент Александр Бабенишев работал в США под этим псевдо, потому что имел в СССР родственников. Его основной труд «Потери населения СССР» был напечатан в Вермонте на русском языке в 1989 году.
Мои коллеги согласились с идеей совместной статьи. За 1990 год мы подготовили три варианта статьи, но на последнем этапе Виткрофт отказался от авторства. Моя с Максудовым статья, в которой соавтору принадлежат все демографические расчеты, — временами тонкие и остроумные, была опубликована в февральском номере «Украинского исторического журнала» за 1991-й год. Мы с Максудовым пришли к разным результатам в результате неодинакового подхода к рассчитанному статистиками ЦУНХУ межреспубликанскому миграционному балансу. Учитывая несовершенство первичной статистики, я просчитывал прямые потери от голода в диапазоне от 3,0 до 3,5 миллиона человек. Данные Максудова разошлись с моими на величину сальдо миграционного баланса: от 4 до 4,8 млн лиц. Виткрофт опубликовал свои расчеты позже, в приложении к третьему тому фундаментального сборника «Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание» (Москва, 2001). Его вердикт был таким: «По одной лишь Украине можно было бы говорить о 3-3,5 миллиона дополнительных смертей, а по СССР в целом, по-видимому, о 6-7 миллионов.»
На прошлогодних конференциях, где шельмовали демографов, приходилось слышать такие аргументы: статистика недостоверна, во время голода смерти не регистрировались, никто не знает, сколько людей похоронено в коллективных могилах. Критика не понимала расчетов: опереться на перепись 1926 и 1937-1939 гг., избавиться в них от элементов фальсификации, если они были, и выучить демографическую картину каждый год в вилке между двумя переписями. Совокупность полученных данных давала возможность установить реальную величину рождаемости и смертности в 1933 году, то есть определить сверхсмертность и дефицит рождений.
Принципиально другой метод определения потерь населения использовал демограф (в настоящее время — вице-президент НАН Украины) Сергей Пирожков. Беря за основу возрастную структуру народонаселения на основе переписи в 1926 г., он конструировал искусственную возрастную структуру 1939 года и накладывал ее на реальную структуру согласно переписи в этом году. Разница представляла собой демографический дефицит за 1927 — 1938 гг. Не обнаруживая реальных потерь от Голодомора, эта оценка ограничивала их полностью конкретной величиной и полностью разбивала попытки доказать потери до 7 — 10 млн человек.
Не соглашаюсь с Лозинским, когда он говорит, что величина потерь не имеет ничего общего с признанием Голодомора геноцидом международной общественностью. Критики «заниженных» оценок демографов стремились и стремятся, чтобы эта оценка превышала количество жертв Холокоста. Они убеждены, что большее количество жертв украинской трагедии в сравнении с еврейской поможет признанию ее геноцидом.
Мы с Лозинским одинаково стремимся, чтобы в мире признали голодомор геноцидом. Но для этого нужно убедить мир, что мы не передергиваем факты. К сожалению, передергивание имеет место в его статье, начиная с иллюстрации под заглавием. Это — фотография голодающей семьи из Бугуруслана, сделанная в декабре 1921 года. Она входит в коллекцию из 63 фотографий, которые находятся в свободном доступе на сайте Национальной библиотеки Норвегии (фонд Фритефа Нансена).
Проблема механизма голодомора
Проблему голодомора изучаю уже 32 года, с тех пор как вошел в состав комиссии ЦК КПУ, призванной «разоблачить фальсификации украинских буржуазных националистов, связанные с так называемым голодом 1932 — 1933 гг.» (из постановления об образовании комиссии). Это сталинское преступление было хорошо замаскировано, когда осуществлялось, а в следующие десятилетия информация о голоде надежно блокировалась. Поэтому последнее поколение руководителей КПУ искренне рассчитывало, создавая эту комиссию, что отсутствие голода можно доказать.
Причинно-следственные связи, указывающие на голодомор, его отличие от голодания в других регионах охваченного кризисом Советского Союза, сам механизм сталинского преступления раскрывались передо мной постепенно. Концепция окончательно сложилась в середине нулевых годов и была опубликована в целостном виде в монографии «Голодомор 1932 — 1933 гг. как геноцид: трудности осознания» (изд-во «Наше время», 2007 и 2008 гг., 424 с.).
В современной полемике о голодоморе парадокс заключается в том, что Лозинский раскритиковал мою статью о человеческих потерях, опубликованную 27 лет тому назад, а на мое понимание голодомора как геноцида, изложенное в этой монографии, вот уже 10 лет никто не реагирует. На отсутствие внимания со стороны общественности не жалуюсь, был награжден премией Фонда Антоновичей «За вклад в мировое знание об украинском голодоморе». Но знаю наверняка: изложенная в этой книге концепция не используется государственными органами, призванными беспокоиться о международном признании голодомора геноцидом.
В позапрошлом году, когда началась серия научных конференций по проблематике голодомора, я опубликовал статью «Как и почему действовал «террор голодом»? С какими аргументами пойдем в ООН для признания голодомора геноцидом?» (День, 2016, 13 и 21 октября). Однако все конференции волей их организаторов сосредоточились на проблеме человеческих потерь. Реагируя на последнюю из них, я подготовил статью «Голодомор 1933: мифы и реальность» («Зеркало недели», 2018, 17 февраля). Редакция ограничилась одним отзывом, сугубо непрофессиональным, и опять тишина.
В чем заключается суть моей концепции, если изложить ее в одном абзаце? Необходимо отделить голод 1932 года от голода 1933 года. Первый из них был тяжелым, на Украине — даже со случаями каннибализма, но не имел характера убийства голодом. Объяснялся он, особенно на Украине, избыточными хлебозаготовками. В поисках еды Украину тогда покинули около 3 миллиона крестьян. Беспокоясь о весеннем севе, государство оказало крестьянам продовольственную помощь, даже закупило ограниченные партии зерна за рубежом и на определенное время прекратило экспорт зерновых культур. Голод, который начался в последнем квартале 1932 г. во многих селах, поставленных на «черную доску», а с января 1933 г. распространился на всю Украину и Кубань, имел конечной целью, по замыслу глав Кремля, выморить неочерченное количества крестьян, чтобы «научить уму-разуму» (выражение Косиора) все крестьянство, которое отказывалось принимать участие в осенне-полевых работах за пустые трудодни. Чтобы создать условия, несовместимые с жизнью, государство в первые месяцы 1933 года изъяло у колхозников всю имеющуюся еду, заблокировало их в собственных селах и применило информационную блокаду, которая длилась вплоть до декабря 1987 года.
Зарубежные ученые, которые отрицают геноцидную природу голодомора, выдвигают один аргумент: государство предоставило Украине и Северному Кавказу в 1933 году основную часть продовольственной помощи, выделенной регионам, которые терпели «временные затруднения». Какой это геноцид, если голодающим помогали?! Действительно помогали, но не сразу и не всем. Только тем, кто был физически способен работать в совхозах и колхозах на весенне-полевых работах. Следовательно, нужно было найти аргументы в подтверждение того понимания Большого голода на Украине, которое выдвигал еще Конквест: террор голодом, то есть уничтожение части социума, чтобы заставить весь социум вести себя так, как требовал организатор террора. Понимание голодомора как террор голодом укладывается в рамки международного закона о геноциде.
***
23-24 ноября в Киеве состоится Международный форум по случаю 85-й годовщины голодомора. Не хотелось бы, чтобы наши политики, ученые, общественные деятели, представители украинской диаспоры, которые имеют единое мнение относительно Голодомора как геноцида украинского народа, выступили с разными взглядами по поводу количества жертв и механизма сталинского террора голодом. Еще есть время, чтобы согласовать единую позицию, с которой все мы должны провозгласить Декларацию об осуждении террора голодом как геноцида.