Павлополь — украинское село неподалеку от Мариуполя — особенное место на линии соприкосновения на Донбассе. Местного сельского голову Сергея Шапкина лично знает все бывшее и нынешнее руководство Мониторинговой миссии ОБСЕ в Украине (Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе), послы Германии и Франции. Сюда приезжают изучать местный опыт любые связанные с конфликтом переговорщики.
В 2014 году Павлополь оказался на нейтральной полосе между противостоящими друг другу блокпостами. «К нам тогда только патрули заходили, но мы смогли договориться, и, чтобы не было боестолкновений среди жилых домов, соблюдался график — до обеда в нашем магазине покупали продукты ребята из ВСУ (Вооруженные силы Украины), после обеда — с той стороны», — рассказывает Сергей Шапкин.
В таком режиме Павлополь жил до декабря 2015 года. В 2014 году, во время наступления российских танков от Новоазовска к Мариуполю, местный мост через реку Кальмиус был взорван, а позже вместо него выше по руслу был наведен новый — понтонный. В 2015 году его хотели демонтировать, но Шапкин не дал: поставил свою машину на полотно. В итоге военные списали мост и оставили в селе, местные наварили на нем перила, покрасили их, армия оборудовала пункт охраны. После Шапкин смог договориться, чтобы село и вовсе ушло из ничейной полосы: подразделения ВСУ продвинулись через реку за село на пару километров. Но скорая помощь и всевозможные ремонтники сюда не ездят по-прежнему, а поля вокруг заминированы. Это стало реальностью многих прифронтовых сел под Мариуполем — которую местные уже не замечают.
Заминированные огороды
«Чтобы попасть на работу к семи утра, нужно было в шесть на автобус, — рассказывает житель Павлополя Леонид Крайнюк. — С началом войны на трассе встал блокпост, с утра там — пробка, и вовремя попасть на работу стало очень сложно, регулярно — так вообще невозможно. Часть молодых выезжает из села снимать жилье в Мариуполе, оставшиеся ищут себе применение на месте».
За забором дома Крайнюка сразу через дорогу начинается огород, дальше — позиции украинской армии и минные поля. Соседи Леонида уехали, и он с разрешения сельского головы обрабатывает два стандартных надела земли.
«У меня земля есть, — поясняет Леонид. — Огородов почти полгектара, плюс у жены гектар ее личный, приватизированный. Но там, пока не разминировано, нельзя обрабатывать — не то, чтобы мины, просто территория обстреливалась и может что-то лежать, запрещают этот кусок трогать. Выращиваем на огороде все для себя, плюс люцерна у меня посеяна для козочек — две дойные и пара молодняка, десятка три курей, уток, индюков и гусей тоже столько было, но порезали сейчас».
Животных семья Крайнюка получала в качестве грантов от западных благотворительных фондов. Грантовые заявки и отчеты местным жителям помогает оформлять местный глава. Сейчас Леонид претендует на помощь от Международного комитета Красного Креста на покупку набора малой сельскохозяйственной техники — мотоблока с фрезой, бензопилы, газонокосилки, сеялки — всего на 50 тысяч гривен (2 тысячи евро). О своем хозяйстве Леонид рассказывает по дороге в местную школу — едет к пограничникам просить «петушок» для нужд села. На языке местных «петушок» — это малый экскаватор, с помощью которого бойцы обычно роют окопы.
В селе на постоянной основе находятся военные (по ротации меняются роты то морской пехоты, то десантников) и подразделение пограничников. Военных тут не определяют, в разговорах не называют номер очередной бригады — в прифронтовой зоне такую информацию стараются вообще не сообщать.
Один из домов арендует волонтерский медицинский проект «Ангелы Тайры», которых за черно-красные флаги и обилие национальной символики местные называют «правым сектором» (никакого отношения к ультраправому движению «Правый сектор» (запрещенная в России организация — прим. ред.) медики не имеют — они занимаются эвакуацией раненых с линии соприкосновения).
«Они, если доктор назначил лечение, „проколют" и прокапают, а если нужно, и вместо скорой отвезут в больницу в Мариуполь, дождутся там окончания консультации и привезут обратно. Скорая к нам не ездит, а эти — большая помощь!» — в один голос говорят о военных парамедиках в Павлополе Леонид Крайнюк и сотрудницы поселкового совета.
Села, где стоят военные, легко определить по ассортименту магазинов: большой выбор сладкого и сигарет. Военные там — не только арендатор недвижимости, но и работодатель. Работы в округе немного, и люди из села уезжают — сдавать опустевшие дома некому. Армейские же платят за проживание в оставленных постройках переехавшим в Мариуполь новым хозяевам, нанимают на работу гражданский персонал, делают выручку продуктовым магазинам и кафе. Они загружают работой окрестные СТО (станции технического обслуживания): в украинской армии много подаренных волонтерами «на убой в АТО» подержанных европейских джипов и «легковушек», которые на здешних дорогах без постоянного ремонта не выживают.
Неизвестные широкому миру переговоры
Повезло Павлополю, в первую очередь, потому, что здесь есть газ. В таких относительно крупных населенных пунктах как Красногоровка и Марьинка (пригороды Донецка) газа нет почти шесть лет — люди топят квартиры дровяными «буржуйками». Никакие договоренности о ремонте перебитых газовых магистралей не работают.
Павлополь был счастливчиком до войны, остается им и сейчас. Для мариупольского Металлургического комбината им. Ильича задолго до войны провели дополнительную газовую магистраль со стороны российского Таганрога — через Новоазовск и Павлополь, заодно газифицировав попутные села. В 2014 году местные смогли договориться и продолжили пользоваться российским газом. Электричество село получает из Мариуполя, газ из неподконтрольного Украине Новоазовска, воду качает из скважины на нейтральной полосе насосом, предоставленным Международным Красным Крестом.
В Павлополе в 2014 году создали свою добровольческую ремонтную бригаду во главе с опытным электриком Александром Дяденчуком. Работу ремонтников оплачивали гуманитарной помощью и всевозможными преференциями — Шапкин смог «продать» свою бригаду миссии ОБСЕ, которая с ее помощью обставила всю линию фронта автономными станциями технического наблюдения. Рабочие места здесь считают поштучно, да и людей немного — в селе живет 420 человек, в том числе 45 детей.
В июне 2019 года в ходе обстрелов артиллерии был поврежден газопровод и газораспределительная станция в селе Красноармейское (неподконтрольная территория), и Павлополь остался без газа. Восстанавливать газоснабжение — это не только ремонт, но и сложные регламентные работы по запуску, при том, что никакого общения у хозяйственных служб по обе стороны линии фронта быть не может. Шапкину удалось скоординировать ремонтные работы по обе стороны линии соприкосновения, и в декабре без особых торжеств село снова получило газ.
«Перед саммитом в Париже работали обе стороны, сначала мне все отказывали, а ближе к саммиту и из Краматорска, и из Донецка начали подгонять меня: „Давай, давай!" — все посчитали, что к встрече в верхах это было важно сделать!» — вспоминает Шапкин.
Все, что связано с газом — непублично и максимально замалчивается: российский газ в «ДНР» идет практически бесплатно и стоит там в шесть раз дешевле, чем на подконтрольной Украине территории. При этом оплачивать его нужно в рублях, лично и в Новоазовске. Этот процесс, если бы им занимались официальные лица, по украинским законам можно было бы подвести под уголовное дело по статье «финансирование терроризма», но власти села подчеркнуто не имеют к нему никакого отношения.
Здесь работает непубличная самоорганизация: несколько жителей Павлополя проверяют счетчики, собирают со всех деньги, меняют гривны на рубли и ездят через контрольный пункт в Новоазовск раз в месяц. Все понимают, что в домах, занятых военными и «правым сектором», жарят яичницу на российском газе, и должников за газ там тоже нет — но стараются оплату газа в рублях армейскими и «националистами» лишний раз не обсуждать.
В декабре, когда сепаратисты со своей стороны закончили ремонт газовой ветки, специалисты «Мариупольгаза» к сотрудничеству с нелегитимными властями «ДНР» не приступали, а общались только с Сергеем Шапкиным. При этом запуск газа в сеть не мог пройти без строгой регламентной проверки и синхронной работы служб газовщиков по обе стороны линии фронта. В итоге украинские специалисты проверили герметичность сетей с помощью воздуха — чтобы не иметь контакта с газом с той стороны — после чего официальные службы отошли от сети и лишь наблюдали за правильностью работы местной бригады ремонтников-добровольцев, которые после сигнала с другой стороны линии соприкосновения запустили систему подачи газа. Схема получилась непростой, но зато она не вызвала вопросов со стороны прокуратуры и СБУ.
Приграничный биоценоз
Павлопольское водохранилище — один из главных резервов Мариуполя на случай прекращения поставки воды по каналу Северский Донец — Донбасс — в обычное время дает техническую воду металлургическим комбинатам и рыбу местным.
До войны хозяйство рыбного участка было солидное — пять линий понтонов, где росли матки белуги и осетра. Сотню тысяч мальков осетровых рыб ежегодно выпускали в Азовское море в рамках российско-украинского межгосударственного проекта. Сейчас матки осетра и белуги остаются в Ладыжинском водохранилище в Винницкой области. Металлические понтоны хозяева под прикрытием военных порезали на металлолом, потом поставят пластмассовые.
«Думаем начать возрождать рыбный участок в этом году, — рассказывает Шапкин. — Нужно три нормальных года в условиях войны, и нам обещают, что десять жителей тут получат работу, а с 2023 года до 150 тонн рыбы начнут выдавать в торговые сети. Никто не хочет терпеть серьезные убытки — люди застолбят место, частично восстановят понтоны и запустят карповых рыб. Мы, как жители, в свою очередь собираемся запустить туда гусей. Совместное содержание рыбы и гусей создает биоценоз, который идет на пользу и тому, и другому. Гусей, надеюсь, купим под какой-то проект». Когда Шапкин говорит «купим», он имеет в виду созданный всеми жителями села кооператив «Меотида-Агро» — именно он развивает здесь разные, порой экзотические, проекты.
«В кооперативе практически все жители села участвуют, — объясняет Шапкин. — Но и бывает, сами ведут свои хозяйственные проекты — у нас чеснок человек выращивает сам, орехами американской селекции „Чендлер" серьезно занимаемся, прививкой».
Вокруг села мало земли — все заминировано. Раньше у всех были огороды по 35 соток, сейчас их заняли минные поля. Но это реальность, которую местные стараются игнорировать. Так, в мае 2016 года во время полевых работ возле Павлополя на мине подорвался трактор, один человек погиб, второй был ранен. На тот момент это был десятый подрыв сельскохозяйственной техники в зоне войны. По словам Шапкин, на следующий год семья погибшего тракториста снова стала обрабатывать то же самое поле.
В прошлом году саперы передали местным 90 очищенных от мин гектар земли, которые планируют засеять пшеницей. Все проекты компактны — здесь выращивают то, что принесет максимальную пользу на минимальной площади.
Международная помощь без мордобоя
«Одним из первых нам стал помогать Международный Красный Крест. Я говорю сейчас о проектной поддержке, а не о тех, кто как штаб Рината Ахметова помогает продуктами. Красный Крест привозит и помощь, и поддерживает микробизнес. Также нам сильно помогли Датский совет по делам беженцев, Норвежский совет по делам беженцев — мы получили от них пять тысяч долларов и купили для кооператива сеялку. ФАО ООН давало людям утят, индюшат, цыплят и корма к ним, лекции читали, как развивать все это, дали нам тридцать ульев, пчелосемьи и наборы пчеловодов к ним. ПРООН работают по Мариуполю и Сартане, наши люди там отдельно выигрывают проекты, сейчас серьезные французы ACTED зашли с помощью в регион», — перечисляет доноров Шапкин.
В списке тех, кто оказывает помощь селу, есть и Управление верховного комиссара ООН по делам беженцев, и благотворительная организация Церкви адвентистов седьмого дня ADRA (Adventist Development and Relief Agency), и крупные иностранные фонды типа DAI (DAI Global LLC).
Секрет Павлополя в работе с международными фондами очень простой и сложный одновременно. Вопрос не только в хороших заявках и правильных отчетах — международников поражает отсутствие конфликтов при распределении средств.
«Нам отличных индюков давали по двадцать штук на семью, но на всех не хватало, — поясняет Шапкин. — Я решил, что должно хватить на всех, заявок подали столько, на сколько было, а потом распределили птицу. На семью выдали десяток, одиноким меньше. Международники поражаются — в Чермалыке мордобой, в Орловском люди дерутся за помощь, а тут: „Раздаем, а председатель чай пьет в кабинете, и все спокойно!" Важно правильно все организовать. Я тут с 1993 года председатель, всех понимаю и знаю — это важно. Главная проблема — стандарты доноров: тот же Красный Крест помогает только малообеспеченным, убогим и несчастным — тут не все таким критериям соответствуют».
Бизнес по-павлопольски
В селе каждый человек, готовый развивать хозяйство под обстрелом, ценен и уважаем — о таких здесь рассказывают с особым пиететом. В планах Шапкина — сотрудничать с предпринимателем Александром Жуковым, если тот перерегистрирует свой юридический адрес с Мариуполя на территорию Павлопольского совета.
«У меня три человека на ферме работают: молоко, творог и мясо возим на рынок в Мариуполь. Нам бы инвестора, у нас еще и строительная бригада, участок есть в Мариуполе — можем построить дом бесплатно, а потом продать и поделить деньги с инвестором, — рассказывает Жуков о своих бизнес-идеях. — У нас под поселком Черненко блокпост рядом стоял, сильно стреляли, сорок зарядов „Града" по нему легло в 2015, куски от ракет по всему кладбищу до сих пор валяются. Так что как только и где только ни зарабатывали, занимаемся всем, чем только можно!»
Еще один пример успешного бизнеса — кафе «упертого Дениса», как характеризует одного из местных предпринимателей Шапкин. Денис поразил всех, открыв заведение в Пищевике — селе в составе Павлопольского совета, где находится контрольно-пропускной пункт. Он был шестым бизнесменом, которому глава Павлополя разрешил на своей земле поставить павильон, но до него никто не пробивался через согласование пограничников, СБУ и военных: «Посадите нам под боком в киоске разведчиков!»
Денис по-своему обошел вопрос с «разведкой»: он нанял продавцом Наталью — молодую жительницу села с ярким макияжем и тревожными глазами, у которой помимо кофе и пирожных для заезжих журналистов есть хлеб и конфеты для местных. Других торговых точек, кроме этого кафе, в селе нет. Зато есть КПВВ, минные поля и две улицы, на которых живет 20 человек. Наталья с дочкой — единственная молодежь, остальные жители — пенсионеры и пара мужчин около 50 лет. Наталья на «разведчика в киоске» не тянет.
Но главный — и при этом неафишируемый бизнес местных — это поездки через блокпост. Чтобы обойти нормы провоза груза на одного человека, предприниматели из Донецка берут в автомобиль временных попутчиков. Стоит это 150 гривен (6 евро) на человека, проехать через линию соприкосновения туда и обратно можно один раз в день.
Село фаталистов
Транспорт в селе — отдельная работа, кропотливая и точечная. В селах людей можно пересчитать по пальцам: в Гнутово и Талаковке примерно по триста жителей, в Павлополе — 375 взрослых и 45 детей, которые регулярно ездят в школу в Талаковке. Местные автобусы из разряда семейного бизнеса — водители лично знают каждого своего пассажира.
«Если твой автобус пару раз не приедет на конечную остановку в твое время, на третий раз люди уже не соберутся, и маршрут умрет», — говорит Иван Александров, бывший водитель на маршруте. Недавно он купил свой автобус, построил рядом с домом в селе Гнутово большой гараж и открыл частное СТО, а сейчас ремонтирует второй автобус для местного маршрута.
«Я купил этот автобус „Богдан" за сто тысяч гривен, ему 14 лет, многое проржавело, и я переварил ему весь низ. После капитального ремонта он мне обойдется уже в 250 тысяч (10 тысяч евро — прим. ред.), но это все равно будет в два раза меньше, чем стоит на рынке относительно нормальная пассажирская машина», — рассказывает Александров.
По левую сторону от дома Александрова — большой коровник, через пятьсот метров — линия фронта, напротив — полуразобранный ангар без железной крыши, но еще со стенами и воротами. Коровник построили перед войной, с точки зрения местных он почти новый. Но год назад здание животноводческой фермы продали фирме, специализирующийся на разборке помещений на металлолом. «У нас есть два мужика в селе, у одного тридцать коров, у другого двадцать, они готовы были попробовать арендовать все это, но…», — задумчиво говорит Александров. По полю ходят люди, рядом легковая машина — собирают остатки металлолома.
Ангар Александров хотел бы выкупить и переоборудовать под СТО — мимо идет поток машин с оккупированной территории, и им нужно менять масло и колеса. Александров хочет уцепиться за свой проект, эту землю и понятный бизнес. Стрельбу он слышит, но привычно не обращает на нее внимание. Все, кто боялся, уже уехали — остались только фаталисты.
В соседнем селе Талаковка мы говорим с самым известным из них. Виталий Куликов держит ферму — точнее то, что от нее осталось после порезки на металлолом заборов и крыши. На ферме Виталий разводил птицу и признается, что закупил ее много сознательно — пока его птица была в двух зданиях, досрочно расторгнуть договор аренды с ним не могли. В итоге он выкупил два здания за 400 тысяч гривен (16 тысяч евро). Его стадо из 700 гусей защищала металлическая сетка. Две семьи по паре волков прорвали ночью сеть и уничтожили за ночь половину поголовья, остальные гуси напуганы на всю оставшуюся жизнь — из загона не выходят.
Это новая реальность зоны войны: охота тут запрещена, стрелять гражданским нельзя — лисы, зайцы расплодились повсеместно, а фразу «фазанов стало, как воробьев» слышишь за день несколько раз.
Виталий работает со всей семьей, теперь у него восемь гектаров: планирует выращивать овец и восстанавливать крышу одного из заброшенных зданий. Однажды, вспоминает Куликов, на территорию его комплекса прилетело четыре снаряда, но обошлось без жертв и разрушений. С волками он тоже как-нибудь справится, а на лис и стрельбу внимания не обращает.
Тут все оставшиеся — очень цепкие и готовы побороться.