На этой неделе американская читательница, уставшая от «коронавирусной» тематики в прессе, обратилась ко мне с «криком души»: «На Ближнем Востоке, должно быть, немало жестокости и зверств, которые чинят бандитские главари, и которые просто не попадают в новостные репортажи, — написала она. — Трамп и другие либо не обращают на это внимания, либо молча потворствуют этому».
Я сомневаюсь, что Дональд Трамп не обращает на это внимания, но я действительно считаю, что он об этом не знает. А попустительство — это слишком длинное слово для нынешних обитателей Белого дома. Ну что ж, приступим.
Россия, как нам сейчас внушают, теряет свои позиции в Ливии, поскольку ее самый новый союзник (и бывший друг Вашингтона), ливийско-американский генерал Халифа Хафтар (Khalifa Haftar), отступает, отводя свои войска от Триполи, уступив «международно признанному» правительству город Сабрата.
Кавычки здесь важны потому, что турецкие силы, включая наемников из остатков прежней Свободной сирийской армии, поддерживали и поддерживают правительство Фаиза ас-Сарраджа (Fayez Al-Sarraj) в Триполи. Ливийская война, так же как сирийская война, а до этого — ливанская гражданская война — теперь является игровым полем для довольно многих бандитских главарей, о которых говорит моя американская читательница.
Саудовцы, Эмираты и Египет поддерживают Хафтара, антиисламистские настроения которого импонируют ближневосточным лидерам ас-Сиси и Аль-Саудам. Разумеется, с благосклонностью отнеслась к Хафтару и Москва. Хафтара, бывшего когда-то одним из офицеров, близких к Каддафи (до тех пор, пока он не был отправлен воевать в Чад и взят в плен в той обреченной войне, начатой из-за того, что на полковника нашла блажь), а затем хорошим другом ЦРУ, приняли со всеми почестями, как только он вновь объявился в качестве лихого генерала, чтобы спасти Ливию. В 2017 году Хафтара принимали на российском авианосце «Адмирал Кузнецов», когда тот держал курс из Сирии через Средиземное море в Балтийское море.
Это был один из лучших моментов в жизни Хафтара. Принятый Кремлем со всеми почестями, он сидел в кают-компании авианосца, где устроил видеоконференцию с министром обороны России. Тема конференции была вполне ожидаемой: сотрудничество в борьбе с международным терроризмом. Ведь именно в этой области Владимир Путин считает себя специалистом — будь то «терроризм» в Чечне, «терроризм» на Украине, «терроризм» в Ливии или «терроризм» в Сирии. Со стороны России прозвучали обещания оказать поддержку в течение следующих месяцев, но, за исключением нескольких наемников, на ливийской земле нет никаких российских войск и никакой российской техники.
Если Ливия была игровым полем, то Хафтар был скорее игрушкой, чем серьезным претендентом на союз с Россией. Москва совершенствовала свое мастерство в песках Ливии — каждый раз при обсуждении будущего Ливии она была бы должна консультироваться с ООН, США и «международным сообществом» — но она не связывала российскую власть с Ливийской национальной армией Хафтара (в которой теперь есть даже исламистская составляющая).
Президент Египта ас-Сиси и наследный принц Саудовской Аравии, если им хочется, могут вешать на грудь Хафтару свои медали. Путин же хранит верность другой армии: сирийская армия теперь держит в полукольце урезанную «мятежную» провинцию Идлиб. И, как все мы знаем, вдоль линии фронта сейчас сохраняется «режим прекращения огня» на фоне того, что турецкие и российские войска теперь якобы патрулируют трассу Алеппо-Латакия, связывающую восточные и западные районы страны и проходящую через провинцию Идлиб.
Но турки, как подозревают русские, подстрекают тех гражданских лиц, которые связаны с исламистскими и националистическими повстанцами внутри Идлиба, к тому, чтобы блокировать трассу. Разумеется, появляются блокпосты, и они мешают этим знаменитым совместным патрулям. Но турецкий президент Реджеп Тайип Эрдоган (Recep Tayyip Erdogan) не собирается воевать ни с сирийской армией, ни с русскими. Гибель 37 турецких военнослужащих в Идлибе в результате сирийско-российского авиаудара стала самым серьезным событием в военной истории Турции со времени попытки государственного переворота, организованного в 2016 году против Эрдогана. К подобным предупреждениям надо прислушиваться.
Настоящая проблема Турции, о которой русским хорошо известно, заключается в том, что делать с джихадистами и исламистскими группировками, которые воюют вместе с антиасадовской оппозицией. Их больше нельзя увозить на грузовиках в пустыни Саудовской Аравии, чтобы они в песках умерили свой пыл и отсиделись лет десять-двадцать (одна из первоначальных блестящих идей). Им, конечно же, не позволят поселиться и в Турции, южные города которой они атаковали. А Турция, как подозревают сирийцы, хочет оставить себе те районы Сирии, которые сегодня занимают ее войска — в том числе и сотни квадратных километров к северу и востоку от Алеппо.
Таким образом, единственным серьезным «альянсом» России на Ближнем Востоке остается ее интерес, доля, в Сирии. Москва обеспечила Башару Асаду возможность остаться у власти. В военном отношении «советская» авиация и модернизированная сирийская армия не могут потерпеть поражение. Но, несмотря на то, что Запад сосредоточен на Идлибе, и на то, что обстановку в Идлибе постоянно освещают СМИ, сирийское правительство гораздо больше озабочено экономикой страны.
Сирийский народ становится настолько бедным (речь идет о людях, живущих на основной территории разрушенной страны, которая теперь вновь перешла под контроль властей), что правительство в Дамаске рискует лишиться одного из своих пропагандистских штампов, постоянно используемых в условиях военного времени, согласно которому защитить Сирию могут только Асад и партия «Баас». Одно дело — «защищать» свой народ от исламистов и ИГИЛ (террористической организации, запрещенной в РФ, — прим. ред.) и совсем другое — обеспечивать его продовольствием, топливом и деньгами после своей победы. В Дамаске даже поговаривают о том, что, возможно, будут отменены «хлебные» субсидии — самые важные в стране. Так что, если в представлении Турции и Запада Идлиб остается передовой линией фронта, то для правительства он теперь составляет лишь мизерную часть всех его проблем.
Сирийская экономика сейчас еще более слаба, поскольку в условиях экономического кризиса, достигающего беспрецедентных масштабов, рушится ее единственный экономический центр, предназначенный для «сбора» долларовых инвестиций и инвестиций в недвижимость. Поскольку за полгода ливанский фунт по отношению к доллару подешевел, и курс изменился с 1:1500 до 3000:1, сирийцы, которые могли бы поехать в Бейрут и забрать наличные деньги и купить товары, обнаружили, что их деньги оказались в западне в ливанских банках. До сих пор считалось, что в Ливане находится до трети (возможно, намного больше) сирийских долларовых ликвидных средств частных лиц. Но сейчас сирийский фунт, который до войны находился по отношению к доллару на отметке 48, а затем во время войны опустился до отметки 700:1, стоит 1200 сирийских фунтов (так в тексте — прим. перев.). Даже сторонники Асада критикуют правительство за то, что оно не предоставляет основные услуги.
Это не просто мимолетное недовольство. Основополагающим принципом политику партии «Баас» всегда считалась безопасность сирийского народа. Неважно, верил ли в это народ (ибо главной заботой партии, несомненно, была безопасность режима), но люди хотя бы знали, что их основные потребности будут удовлетворены. Снабжение продовольствием, образование, здравоохранение (насколько бы они ни отставали по уровню от Ливана или Ирака при Саддаме) были обеспечены. Правительство могло даже вести войну на том основании, что тем самым можно преодолеть междоусобные, религиозные противоречия и победить джихадистский «терроризм». Партия «Баас» была якобы светской, в какой бы степени в ней ни доминировали алавиты.
Но сегодня властям не дает покоя сложная экономическая ситуация, в которой оказалась Сирия. Несколько месяцев назад были основания рассчитывать на то, что в восстановлении Сирии может принять участие Катар, что позволило бы Катару укрепить свою территориальную мощь, а также привело бы в ярость его саудовских противников. Тогда российские бизнесмены могли бы воспользоваться деньгами Катара для организации процесса восстановления Сирии. Или саудовцы могли бы выступить против Катара и взять на себя возрождение Сирии, что пошло бы во вред Тегерану. Ведь иранский союзник Сирии сейчас не в состоянии поддерживать экономику Дамаска.
Так что теперь перед нами стоит вопрос: может ли Россия спасти сирийскую экономику так же, как она спасла сирийскую армию? Одно дело — размещать свои истребители-бомбардировщики «сушки» на сирийской авиабазе, арендованной на несколько десятилетий, и совсем другое — вкладывать рубли в физически разрушенную страну, принадлежащую ближневосточному союзнику, каким бы лояльным он ни был.
Сейчас это самый главный вопрос для сирийского режима и для его российских спасителей. Асад верен Путину, а Путин — Асаду. Но сейчас самой большой проблемой, стоящей перед страной, является экономическое выживание Сирии — а не бомбардировки врагов Асада. Это, и только это, является новым испытанием отношений между Москвой и Дамаском.