The Atlantic (США): это Путин делает Америку великой снова

Сегодня повсеместно считается, что Дональд Трамп изменил мир, лишив Америку не только ее блеска, но и доверия ее союзников. Это был президент такого грубого невежества и враждебности, что казалось невероятным, что американскую мощь в мире когда-либо снова увидят в ее прежнем свете. Для Европы в особенности, ура-патриотическая воинственность Трампа должна была стать инъекцией адреналина прямо в сердце в стиле "Криминального чтива", которая вырывает континент из американской зависимости.

И тем не менее, когда мы столкнулись с первой серьезной угрозой вторжения в Европе со времен Балканских войн 1990-х годов, как будто ничего и не менялось. История украинского кризиса до сих пор была связана со многими вещами: шантажом, "реал-политикой", умиротворением и даже, судя по всему, западной провокацией, хотя фактов этого и не обнаружено. Но здесь, в Европе, единственное, о чем речь почти не шла, — это об упадке Америки. Фактически, отсюда история этого последнего кризиса — это история восстановления "Америки Доброй, Америки Смелой, Америки Высшей" — и, соответственно, Слабой Европы.

Я пришел к такому противоречивому выводу на основе моих недавних бесед с дипломатами, правительственными чиновниками, политиками и аналитиками как в Европе, так и в США, большинство из которых говорили на условиях анонимности, чтобы высказываться о ситуации откровенно. В то время как сама Америка продолжает бороться со своим ощущением упадка, ее доминионы в Европе снова решили приостановить свое неверие в американскую империю. После долгих лет ворчания по поводу американского засилия, Европе достаточно было лишь дуновения угрозы из Москвы, чтобы она вновь вернула себе приверженность старому порядку и вручила потрепанные старые знаки имперской власти обратно в руки императора в Вашингтоне.

Я не думал, что буду так рассказывать об этом кризисе. Когда я начал звонить своим собеседникам, я думал, что нарратив будет отрицательным. В 1960 году Соединенные Штаты производили около 40% мирового ВВП. Советник президента Джо Байдена по национальной безопасности Джейк Салливан хвастается, что сегодня на долю Америки и ее союзников вместе взятых приходится всего лишь немногим больше этой доли мирового производства. Такое изменение должно иметь геополитические последствия. Это просто скрывалось некоторое время после холодной войны.

Конечно, кризис вокруг Украины можно вписать в этот гораздо более широкий нарратив об упадке Америки. В конце концов, давление, оказываемое Владимиром Путиным, является частью более длинной истории, в которой Америку вынуждают тратить больше своих ресурсов на борьбу с растущей мощью Китая и, следовательно, она, не может позволить себе одновременно вечно защищать Европу. Да, это вымогательство, которого, однако, избежать невозможно.

Резонным является утверждение, что Путин, возможно, не чувствовал себя настолько смелым, чтобы попытаться осуществить такой военный шантаж Америки раньше. Теперь же, вооруженный своим союзом с Китаем, он может позволить себе испытать силу Запада не только на сегодня, но и на годы вперед, надеясь создать трещины, которые он сможет затем использовать. Однако самое поразительное в путинском кризисе не то, что он показал уход Америки из Европы, а то, что Европа осталась американской.

Сегодня Запад оказался меж двух огней: между старым миром, которого больше не существует, и новым, который еще не полностью сформировался. В XVI веке флорентийский историк и политический мыслитель Франческо Гвиччардини (Франческо Гвиччардини 1483-1540 — итальянский политический мыслитель и историк времён Высокого Возрождения – Прим. ИноСМИ) отмечал опасность таких моментов. "Если вы видите, что город начинает приходить в упадок, меняется правительство, расширяется новая империя, — предупредил он, — будьте осторожны, чтобы не ошибиться с тем количеством времени, которое все это займет". Как говорил Гвиччардини, проблема заключается в том, что, хотя подъем или падение новой державы обычно вполне очевидны (например, Китая), гораздо труднее определить момент, когда прежняя власть может быть заменена на новую. Гвиччардини писал, что "такие явления протекают намного медленнее, чем думает большинство людей".

Сегодня, как и в 16 веке, этот мировой тренд может увидеть каждый. Мы знаем, что добродушный левиафан клинтоновской Америки ушел. Он стал жертвой как исторических сил, которые были вне его контроля, так и высокомерного некомпетентного управления, которое присутствовало в Вашингтоне в значительной степени. Но также остается ясно, что даже Америка Дональда Трампа и Джо Байдена остается самой могущественной страной на планете — по крайней мере, на данный момент. Тот факт, что американский имперский центр охвачен своего рода психо-политической гражданской войной, противоречащей тому, кто он есть и кем он хочет быть, беспокоит многих его союзников, но еще не до такой степени, чтобы изменить фундаментальную реальность того, где находится в мире власть.

Для большинства стран Европы украинский кризис продемонстрировал мудрость наблюдения Гвиччардини о том, что было бы глупо прыгать с корабля слишком рано. Для государств Восточной Европы и Балтии непосредственный кризис только доказал, что для них важнее всего гарантии безопасности со стороны Америки. Предложения о поддержке со стороны Великобритании или Франции, двух передовых военных держав Европы, скорее напоминают десерт в конце обеда, обеспечиваемого США, — приятно есть, но это не жареный стейк на основное блюдо.

Это осознание того, как мало изменился фундаментальный "якорь" европейской безопасности, относится и к "большой тройке" Европы. Каждая из этих держав — Германия, Франция и Великобритания — играет роль, координируемую Вашингтоном: Германия — как экономический рычаг, Франция — как дипломатический лидер, Великобритания — как разведывательный и военный "ястреб". Хотя у каждого из них могут быть небольшие придирки к американским подходам, все они в основном придерживаются генерального сценария.

Во время своего визита в Вашингтон новый канцлер Германии Олаф Шольц смотрелся болезненно младше старшего брата Джо до такой степени, что его просто публично проинформировали о том, что "Северный поток — 2" не будет запущен, если Россия вторгнется на Украину. К его чести, Шольц, похоже, согласился с единым западным фронтом в отношении санкций, даже несмотря на то, что они, вероятно, сильнее всего ударят именно по его стране. Тем временем президент Франции Эммануэль Макрон, как заметил мне один аналитик-международник, вероятно, хотел звучать в этом кризисе как Шарль де Голль, требуя учета европейского мнения, но действовал он скорее, как Тони Блэр — как дипломатический мост между Вашингтоном и Европой.

Тем не менее, несмотря на то, что Европа сейчас пошла за Соединенными Штатами, избегая гвиччардиновской ловушки, долгосрочная проблема относительного упадка Запада остается. Сменявшие друг друга американские администрации, безусловно, правы в том, что Европе нужно платить больше за собственную оборону. Так же, безусловно, прав и Макрон в том, что Европа рискует стать геополитически бесполезной, если она этого не сделает. Тогда она застрянет между теми Соединенными Штатами, которые хотят разойтись с Европой, и теми, которые, похоже, никогда не смогут этого сделать.

Всю прошлую неделю я беседовал с нынешними и бывшими послами, политическими советниками и аналитиками, в том числе с теми, кто разговаривал с Байденом и Борисом Джонсоном, и для меня постепенно вырисовывалась странная картина впечатляющего краткосрочного единства Запада и долгосрочной рассогласованности. Украинский кризис укрепил американское доминирование, которое все, однако, считают неустойчивым. Результатом является консервативное управление этим кризисом, которое одновременно разумно и достойно уважения, но также и весьма ограниченно (и, вероятно, даже неэффективно точки зрения того, чтобы сдержать Путина). С учетом того, что Россия является военной сверхдержавой и требует прямых переговоров с Вашингтоном по поводу будущего Украины и НАТО, поддерживающая роль Европы здесь вполне оправдана. Но она имеет смысл еще и просто потому, что Европа остается очень слабой.

Общая картина для Европы сейчас безрадостна. В Ливии незаконные банды контролируют тюрьмы, оплачиваемые наличными Европейским Союзом, в обстановке беспорядков, возникших после неудачной франко-британской интервенции, поддержанной США. Тем временем, Франция уходит из Мали после девяти потраченных впустую лет безуспешных попыток изгнать из страны местных джихадистов. И добавляя к французскому поражению еще и оскорбление, малийское правительство обратилось за помощью к России. Даже сама мысль о том, что Европа может вмешиваться почти везде без поддержки Америки, абсурдна. Что уж тут говорить о вмешательстве в российские дела.

Уход Франции из Мали выявил геополитическое "сжатие" Парижа. Его попытки занять ведущую роль в Европе терпят неудачу. На сегодняшний день Франция добилась лишь незначительного прогресса в том, чтобы убедить Германию реформировать ЕС и гарантировать, что Евросоюз не скатится к тому, что Макрон назвал "геополитическим курьезом". Всякий раз, когда ЕС сталкивался с кризисом, он, как правило, делал ровно столько, чтобы как-то справиться с проблемой, и не более того. Евро остается настолько структурно ущербным, что мало кто думает, что он может серьезно конкурировать с долларом. ЕС не удалось создать себе хотя бы какое-то внешнеполитическое влияние, имея небольшой военно-промышленный потенциал и практически не скоординированные оборонительные возможности. И проблема заключается в том, что это нравится Германии.

Бывший посол крупной державы ЕС в Берлине сказал мне, что Германия просто не изменит своей позиции: ее экономика слишком успешна, чтобы сделать то, что необходимо для того, чтобы ЕС стал независимой силой. В глубине души Берлин доволен нынешним статусом-кво, который позволяет ему выдерживать любые ветры, дующие из Вашингтона. Если Берлин будет вынужден изменить курс, он пойдет на это, но не видит смысла действовать с упреждением, учитывая огромные преимущества того, что Германия является главной экономической державой в Европе без соответствующей ответственности, положенной центральной мировой державе. В конце концов, Ангела Меркель была вполне готова переждать президентство Трампа, будучи уверенной, что структурная стабильность Запада сохранится. И она была права, по крайней мере, до сих пор. Один бывший европейский посол в Вашингтоне сказал мне, что пришел к выводу, что в Европе ничего не изменится, пока Америка не уйдет, оставив континент на произвол судьбы.

Однако расхождение между словами и действиями, кажется, существует не только в Европе. По крайней мере, на протяжении последних десяти лет Вашингтон предупреждал своих европейских союзников, что теряет терпение, платя за их оборону. В 2011 году министр обороны при Бараке Обаме Роберт Гейтс говорил об "убывающем аппетите" Америки продолжать платить по счетам, в то время как Европе не стремилась "засовывать свою руку в собственный карман". В этом смысле враждебность Трампа была просто неизбежным — хотя и жестоким — результатом того, что Европа не прислушалась к этому предупреждению Америки.

Действительно ли Соединенные Штаты готовы сделать все необходимое, чтобы заставить Европу разделить это бремя? Точно так же, как существует противоречие между тем, что Европа говорит о своих желаниях, и тем, как она действует, Соединенные Штаты, похоже, не уверены, хотят ли они европейской автономии и всего, что с этим связано. Хочет ли Америка отказаться от имеющихся у него рычагов воздействия на потенциального экономического соперника? Хочет ли она стимулировать рост европейской оборонной промышленности до уровня своего собственного? Хочет ли она, чтобы Европа реформировала свою валюту, чтобы бросить вызов доллару? Подобно Германии, но с точностью до наоборот, действительно ли Соединенные Штаты хотят изменить статус-кво, который так хорошо работал в течение столь долгого времени?

Двусмысленность американской позиции отражается в политике нынешней администрации, которая, похоже, разрывается между желанием быть более умеренной и национально-ориентированной в своей внешней политике путем прекращения отвлекающих "вечных войн" без консультаций с союзниками, "умыкания" у них военных контрактов и т. п., и трудностью отказа от позиционирования себя как силы, на которой зиждется "интернационализм", основанный на правилах.

Некоторые из ее европейских союзников разочарованы этой явной нерешительностью США. Возьмите хотя бы тот же AUKUS, новый союз между США, Великобританией и Австралией, который так взбесил французов. После подписания в сентябре прошлого года соглашения, которое обошлось Франции в миллиарды долларов потерянных доходов, подорвав ее ВПК сектор и способность демонстрировать свою силу в Тихом океане, Байден, похоже, не захотел оправдываться за великие стратегические расчеты, стоящие за этим шагом, и вместо этого решил отправить своих чиновников в "парижское турне" с извинениями, чтобы наладить отношения. Ведь в конце-то концов, это выглядит не столько как стратегическое решение о поддержании союза с самыми надежными военными партнерами Америки, сколько как возможность получить выгодный оборонный контракт, не желая при этом особых изменений. Один расстроенный бывший дипломат сказал мне, что Байден является реалистом, но члены его команды представляют собой продукт старого вашингтонского консенсуса, "отсюда и их непродуманная интернационалистско-националистическая политика".

Другой бывший европейский посол сказал мне, что зависимость Европы от США оказалась настолько высокой, что у администрации Байдена возникла прекрасная возможность оказывать давление на лидеров ЕС и в ряде других областей, включая тарифы, глобальную налоговую реформу и регулирование высоких технологий. Тот факт, что администрация Байдена этого еще не сделала, не должен утешать Европу, сказал этот бывший посол, потому что республиканцы будут менее сентиментальны.

В некотором смысле, о новой истории двух сторон Атлантики. Соединенные Штаты и Европа видят грядущий новый мир и логические последствия, которые он влечет за собой: больше автономии и больше конкуренции. Ведь администрация Байдена, как и администрации Буша, Обамы и Трампа до нее, считает, что необходимо сосредоточить свое внимание на Азии, и что Европа должна сделать больше, чтобы самой позаботиться о себе. Европейцы тоже видят, как меняется направление американской мощи. Тем не менее, на данный момент обе стороны довольствуются тем, что бредут по мелководью, игнорируя течения, влекущие за собой более грандиозные события.

В своей инаугурационной речи Байден сообщил миру, что Америка прошла испытание, но вышла из него более сильной. Он сказал, что страна будет "вести за собой не только примером нашей силы, но и силой нашего примера". Он заявил, что Америка готова возобновить свою роль лидера свободного мира, "надежного партнера во имя мира, прогресса и безопасности".

Перечитывая эти строки сегодня, в свете украинского кризиса, можно сделать вывод, что он частично выполнил свое обещание, несмотря на фиаско США в Афганистане. Он помог Западу выработать единую позицию по Украине с помощью осторожной и примирительной дипломатии. Тем не менее вызов, который Россия бросает Западу сегодня, когда она стягивает свои войска к границам Украины, основан на ее вере в то, что американская мощь отступает, а вместе с ней и сила ее примера. Однако реакция Европы пока заключалась в том, чтобы показать, насколько могущественной остается Америка.

Правда состоит в том, что оба эти мнения могут отражать истину одновременно.