Что не так со "Свободным миром"

Питер Слезкин (Peter Slezkine)

Почему возрождать концепцию времен холодной войны – плохая затея

Российская спецоперация на Украине возродила концепцию "Свободного мира". В день ее начала президент Украины Владимир Зеленский обратился за поддержкой к "лидерам свободного мира". В своем обращении к Конгрессу США 1 марта президент США Джо Байден подчеркнул "решимость Свободного мира". "Свободный мир един в своей решимости", – вторил им три дня спустя британский премьер Борис Джонсон.

Возвращение Свободного мира чревато далеко идущими последствиями, выходящими за рамки риторики. С конца 1940-х и до середины 1960-х годов стремление Америки к господству над Свободным миром привело к ряду непреднамеренных политических ограничений. Поэтому прежде чем снова становиться пленниками этой концепции, было бы разумно рассмотреть, как внешняя политика Свободного мира работала прежде.

Краткий исторический экскурс

12 марта 1947 года президент США Гарри Трумэн призвал Конгресс поддержать пакет помощи Греции и Турции, чтобы не допустить расползания советского влияния в Юго-Восточной Европе. Трумэн заявил о нравственном водоразделе и потребовал, чтобы американцы твердо заняли свою сторону. В ситуации, когда "почти все страны обязаны выбирать из двух взаимоисключающих образов жизни", политика США будет состоять в том, чтобы "помочь свободным народам отстоять свободные институты и национальную целостность против агрессоров, которые пытаются навязать им тоталитарный режим", заявил он.

Вездесущая коммунистическая угроза сплотила конгрессменов в поддержку законопроекта. В то же время универсальная формулировка будущей доктрины Трумэна предполагала прочные и всемирные обязательства, выполнять которые Белый дом отнюдь не собирался. В ближайшие нескольких недель после речи Трумэна сторонники законопроекта попытались установить четкие рамки для американского вмешательства, подчеркнув, что из помощи Греции и Турции вовсе не следует, что другие "свободные народы" смогут рассчитывать на ту же поддержку. Сенатор-республиканец от Мичигана Артур Ванденберг (Arthur Vandenberg), председатель комитета по международным отношениям и ключевой союзник администрации, выразился предельно ясно: "Я решительно повторяю: в данном случае мы не создаем универсального прецедента".

Однако пафосные речи Трумэна о противостоянии "свободных народов" и "тоталитарных режимов" обрушили на администрацию обвинения в том, что она не справляется с глобальной проблемой, которую сама же и обозначила. В ноябре 1947 года губернатор Нью-Йорка и будущий кандидат в президенты от республиканцев Томас Дьюи упрекнул администрацию в непоследовательности: коммунизму в Европе она сопротивляется, а в Азии – наоборот, терпит. "Свободный мир сейчас находится в отчаянном положении человека с гангреной обеих ног – в Западной Европе и в Азии, – предостерег он. – А наше правительство говорит миру, что у нас есть чудесное лекарство от гангрены, но лечить собирается лишь одну, и пусть гангрена другой ноги убьет пациента". Установление коммунистического режима в Китае в 1949 году придало этому аргументу политический вес.

К началу 1950 года администрация Трумэна уже строго придерживалась доктрины двух миров. Эта точка зрения отразилась в сверхсекретном стратегическом документе NSC-68, где по сути постулировалась борьба по принципу "кто кого" между "Свободным миром" и миром советским. "Ущерб свободным институтам где бы то ни было" приравнивался к "всеобщему поражению", а от США требовалось обеспечить "быстрое и решительное наращивание политической, экономической и военной мощи Свободного мира". Своим решением вступить в том же году в Корейскую войну администрация претворила теорию в жизнь, продемонстрировав намерение США защищать границы Свободного мира повсюду. Врач же не допустит гибели пациента.

Принятие Закона о взаимной безопасности 1951 года закрепило внешнюю политику Свободного мира, объединив разрозненные усилия США по оказанию военной и экономической помощи в единую программу. Трумэн объяснил, что закон направлен на трехстороннее противодействие коммунистической угрозе: "Во-первых, советская угроза носит глобальный характер. Во-вторых, советская угроза тотальна. В-третьих, советская угроза бессрочна". Хотя проводить различия внутри Свободного мира правительство США не перестало, любая частная поддержка отныне требовала целостного обоснования. Так Доктрина Трумэна с претензией на универсализм стала официальной политикой.

Пожалуй, ключевой чертой Свободного мира было его самоопределение от противного. В правительственных докладах приводились точные данные о свободной мировой торговле и ресурсах и отдельно перечислялись вычеркнутые коммунистические страны. Как заметил сенатор-демократ от Джорджии Ричард Рассел (Richard Russell) на заседании комитета по международным отношениям в 1951 году: "Всё, что находится за железным занавесом, я называю Свободным миром". Ему вторил демократ из Арканзаса Уильям Фулбрайт: "Под "свободным" подразумевается "свободный от владычества Москвы"".

Путаница терминов Свободный мир и некоммунистический мир то и дело приводила к трудностям. Во-первых, это принудило США к политике глобального сдерживания вопреки всеобщим опасениям, что страна может надорваться. Всего через месяц после начала Корейской войны сенатор-республиканец от Массачусетса Генри Кэбот Лодж-младший (Henry Cabot Lodge) поинтересовался у госсекретаря Дина Ачесона (Dean Acheson), неужели столь всеобщая оппозиция коммунистической экспансии стратегически долговечна: "Разве нам рано или поздно не придется уступить некоторые захваченные Советами районы? В противном случае мы ввяжемся в безнадежное противостояние по всему миру". Ачесон согласился. Однако в ближайшие два десятилетия США продолжали сопротивляться натиску коммунизма по всему Свободному миру, единому и неделимому.

Еще одним недостатком доктрины Свободного мира стало то, что возможность неприсоединения отсутствовала как таковая. По мнению правительства США, все страны, не входящие в коммунистический блок, по умолчанию принадлежали к свободному миру. Однако иностранные государства сопротивлялись требованию занять ту или другую сторону – даже под угрозой конфликта с США. Так, по Закону о взаимной безопасности любая страна – получатель военной помощи от США была обязана внести свой вклад в "оборонительную мощь Свободного мира". В начале 1952 года США приостановили военную помощь Ирану после того, как премьер-министр Мохаммад Мосаддык отказался взять на себя публичные обязательства перед Cвободным миром. А когда в том же году аналогичное соглашение подписал министр иностранных дел Индонезии, его кабинет рухнул в результате мощного внутреннего протеста против выхода на "американскую орбиту". В 1953 году США и Индонезия достигли альтернативного соглашения уже без военной помощи, а офицеры ЦРУ и британской разведки организовали успешный переворот против Мосаддыка.

Еще одной неразрешимой проблемой стала неспособность США предложить позитивную идеологию, чтобы сплотить Свободный мир, выстроенный от противного. В докладе Конгресса за 1948 год подчеркивалась необходимость противодействовать советской пропаганде четким посылом: "Один из факторов моральной слабости в некоммунистическом мире и, наоборот, моральной силы в мире коммунистическом – это ясность их идей и наша неопределенность". Новые вливания в информационные программы уже при администрации Эйзенхауэра этой основополагающей проблемы не решили. Как жаловался в 1955 году один оперативный работник: "Слабость отрицательного определения Свободного мира и его философии заключается в том, что он не предлагает адресату ничего конкретного". В итоге, Свободный мир представлял собой обширную и разнородную совокупность государств, не объединенных ничем, кроме антикоммунизма.

Неспособность США укрепить общую веру в некоммунистический мир поставила политиков в парадоксальное положение: вместо того, чтобы приветствовать очевидное уменьшение советской угрозы, они, наоборот, этого опасались. В докладе Совета национальной безопасности за 1951 год звучала серьезная обеспокоенность успехом советской "кампании мира": Кремль винил Запад в милитаризме и требовал запретить ядерное оружие. "Такими уловками СССР может убаюкать Свободный мир обманчивым чувством ложной безопасности, что отрицательно скажется как на его военной силе, так и политической сплоченности". В докладе Совета национальной безопасности за 1956 год звучит аналогичное предупреждение уже с началом кампании советского премьера Никиты Хрущева за "мирное сосуществование". "Если СССР удастся улучшить свою репутацию в смысле миролюбивых намерений, это приведет к постепенной сдаче позиций Свободного мира". Лидерство США в Свободном мире исходило из непреходящей внешней угрозы.

Новая трактовка

В 1960-е годы Свободный мир раскололся по трем разным осям. Из-за рутины холодной войны и китайско-советского раскола коммунистический мир утратил единство и стал менее угрожающим. Возросшая роль менее развитых стран Свободного мира привела к признанию отдельного "Третьего мира". А на Западе крепнущее контркультурное движение усомнилось в том, насколько "свободные" страны действительно свободны. По окончании войны во Вьетнаме оборот "Свободный мир" практически исчез из правительственных документов. Однако наследие этой концепции сохранилось благодаря тяге США к глобальному лидерству и стремлению поддержать свои военные союзы.

Сегодня термин "Свободный мир" снова вернулся в обращение. В нынешней своей трактовке он кажется синонимом Запада вообще. В то же время конфликт на Украине выявил стойкое противоречие между западным единством и западным же универсализмом. За вычетом формальных союзников США (в основном западных) отношение к антироссийским санкциям оказалось как минимум двойственным. Для сторонников Свободного мира такие колебания и выжидательная позиция едва ли допустимы – как недавно продемонстрировало всеобщее давление на Индию, Пакистан и другие страны. То, что "Запад" не годится в синонимы "Свободного мира", станет еще очевиднее после того, как минует острая фаза европейского кризиса и США в очередной раз развернутся в сторону Азии. В своей директиве от 1951 года, после предыдущей переориентации с Европы на Азию, Госдепартамент предупреждал: "Имейте в виду, что свободные нации есть как на Западе, так и на Востоке. Таким образом, непреходящая осторожность в отношении терминологии Восток-Запад сохраняется".

Еще одна перспектива – это что "Свободный мир" будет служить всего лишь ярлыком для одной из сторон в борьбе демократий и автократий, о которой любит рассуждать администрация Байдена. Но проблема в том, что автократия на данном этапе – болезнь, в той или иной мере поразившая почти все страны, включая сами США. Такой "Свободный мир" станет полной противоположностью самому себе. Попытки вычленить автократию, очертив некую группу "годных" демократий, сопряжены с отдельными трудностями. После своего обещания вновь придать "народам свободного мира" единую цель Байден созвал саммит за демократию, который вышел скомканным и путаным. Критерии членства оказались мутные, а будущие контуры клуба – непредсказуемые. Более того, если причина существования альянса – некие общие ценности, а не общая безопасность, то основа для лидерства США уже не столь очевидна.

Простейший способ придать придать Свободному миру очертания – определить его противоположность. Новый Свободный мир тоже будет стремиться самоопределению от противного, исключая потенциальное членство для удобно соприкасающихся России и Китая (а также Северной Кореи и им подобным). Либеральные интернационалисты Вашингтона уже давно придали этим режимам хрестоматийный статус по отношению к другим автократиям. Конфликт на Украине закрепил этот статус-кво. Недавние предложения ослабить давление на нефтедобывающие государства Венесуэлу и Иран, чтобы ужесточить давление на Россию, естественным образом вытекают из внешней политики Свободного мира. Ведь многолетняя борьба с абсолютным злом требует мобилизации всех имеющихся ресурсов. Как воскликнул сенатор-демократ из Техаса Том Конналли (Tom Connally) в 1949 году, обсуждая членство в НАТО: "Уж не знаю, сколько в Португалии демократии, зато у нее есть Азорские острова".

Не исключено, что возрождение Свободного мира окажется скоротечным. Попытки вдохнуть новую жизнь в эту концепцию во время так называемой войны с терроризмом так и не увенчались успехом. Но у риторических категорий своя инерция. Новая вера в Свободный мир от противного породит привычный набор проблем: настойчивое стремление видеть в далеких войнах решающие испытания, нетерпимость к неприсоединению, неспособность сформулировать общую цель в позитивных выражениях и опора на непреходящее зло в виде внешнего врага. Еще не поздно разработать гибкую и регионально ориентированную внешнюю политику, которая не требует всемирной мобилизации против единой экзистенциальной угрозы глобального характера. Попытка возглавить якобы Свободный мир – отнюдь не выигрышная стратегия. Наоборот, это ловушка.