Tok FM: "сексуальные хищники" в сутанах тщательно выбирают жертв, и это чаще всего дети

Ксендз сел рядом с 12–летним мальчиком, сунул руку ему в штаны, а потом разделся. Он трогал мальчика и заставлял трогать себя.

"Я подумал, что он впал в какое–то безумие, что мне угрожает опасность. Я испугался. Меня парализовало от страха", – вспоминает в беседе с порталом радиостанции Тokfm.pl Марчин. И добавляет, что, когда все закончилось, святой отец как ни в чем не бывало сделал бутерброд и вытащил планшет.

Обычно звонят женщины лет сорока-пятидесяти. Некоторые уже вырастили детей и наконец-то могут заняться своими проблемами: той постыдной тайной, которую десятки лет тому назад они вынесли из Церкви и которую не доверили даже мужьям и матерям. Некоторым так и не удалось ни с кем построить серьезных отношений, потому что из-за этой тайны они не могут никому довериться.

"Телефон поддержки пострадавших от насилия в Церкви, слушаю", – говорит голос в трубке.

Часто после этих слов наступает долгое молчание, прерываемое рыданиями. Психологи и психотерапевты, которые отвечают на звонок, не торопят и не тянут за язык. И вот с другой стороны провода губы наконец-то размыкаются, чтобы начать свой рассказ, но сначала слышатся только отдельные слова:

"Я хотела ... я звоню, чтобы ... мне трудно..."

Никто не обращает внимания на то, сколько проходит времени, прежде чем эти слова начинают соединяться друг с другом, складываясь в предложения. Никто не проявляет нетерпения, когда эти предложения никак не могут сложиться в связную историю. Вместо историй консультанты слышат их обрывки, которые звонящие сюда вырывают из своего сердца после десятилетий молчания:

– Мне тогда было 9 лет. Все видели, что со мной что-то происходит, но никто не спрашивал, почему я так часто хожу в дом священника;

– Я боялась, что мне никто не поверит, когда я расскажу, что со мной сделал ксендз. Он был уважаемым гостем в нашем доме. Он приходил к нам обедать;

– Мы как-то ходили с группой прихожан в кино. Священник положил руку мне на колено, с этого все и началось...

С 2019 года на номер телефона 800 280 900, где оказывают поддержку пострадавшим от насилия в Церкви, поступило около 500 таких звонков. Как признают работающие там психотерапевты, это капля в море похожих историй, которые все еще остаются невысказанными. Люди решаются говорить, когда слышат, что это делают другие.

"Телефон раскаляется от звонков, когда тема сексуального насилия в Церкви появляется в средствах массовой информации, как это было, например, после фильма братьев Секельских "Только никому не говори"", – объясняет психотерапевт, участник программы "Раненые в церкви" Мария Бремер (Maria Bremer).

Самое большее впечатление на нее произвела женщина, решившая наконец раскрыть свою тайну в возрасте восьмидесяти лет. Эта женщина призналась, что всю жизнь носила эту боль в себе, не решаясь рассказать вслух – ни мужу, ни детям. Она боялась их реакции.

"Ее жизнь подходила к концу, и ей хотелось прежде, чем умереть, обрести наконец душевный покой. Это был очень волнительный момент. Она не сообщила подробностей, хотя, скорее всего, несмотря на прожитые годы, хорошо их помнила. Старушка призналась, что священник причинил ей боль, когда она была маленькой девочкой, готовившейся к первому причастию. Это произошло в комнате для катехизации. Это был маленький кусочек этой истории, но его вербализации этой пожилой женщине было достаточно", – рассказывает моя собеседница.

– Через семь лет после того я отравился. Два месяца я понемногу подворовывал антидепрессанты у матери, чтобы она не заметила. Но, как оказалось, их количества не хватило, чтобы добиться своей цели. Дело закончилось промыванием желудка, большим позором и еще большей убежденностью в том, что я ни на что не годен, – вспоминает Марчин.

Сегодня ему 29 лет, он проходит курс психотерапии и уже может рассказать свою историю. Но в первый раз, когда он пытался это сделать, из его рта выпадали только какие-то ее обрывки. Это продолжалось так долго и было настолько непонятно, что, несмотря на искреннее желание выслушать и понять его рассказ, его девушка в конце концов потеряла терпение. Затем он услышал: "Извини, мне нужно подышать воздухом, дай мне минуту".

"Моя голова чуть не взорвалась. Сначала я подумал, что зря я это затеял. Что надо было держать язык за зубами. Что теперь уже ничего не вернешь, и я ее потеряю. Но когда она вернулась, а я попытался съехать с темы, она велела мне сесть с ней рядом и вместе с ней покончить с этой долбанной историей", – рассказывает он.

Марчин рассказал ей о матери, которая испытывала к приходскому священнику "то странное чувство, какое иногда возникает у несчастных в браке женщин к священникам".

"Не знаю, что она себе навоображала, но как только отец уезжал работать за границу, она приглашала этого ксендза на так называемый чай. Мать бывала тогда ужасно возбуждена, а священник делал вид, что ничего такого не замечает, что ему очень даже интересен разговор ни о чем. Если бы я был в то время постарше, я бы, наверное, задумался, зачем он приходил на эти бессмысленные посиделки. Я бы наверняка понял, что он приезжал ради меня", – вспоминает молодой человек.

И добавляет, что святой отец хотел войти в доверие к этой женщине и "заполучить ее сына". И это ему удалось, потому что мать сначала велела Марчину стать министрантом, а потом буквально выталкивала его из дома в разные совместные поездки с клириком.

"Можно сказать, она была сутенеркой, она меня продавала. Разве что не брала за это денег, а довольствовалась хорошим отношением к ней священника и возможностью задирать нос перед соседями, которые ей очень завидовали из-за визитов ксендза", – объясняет он.

Священнослужитель забирал 12–летнего Марцина из дома под любым предлогом. То он ехал в салон за новой машиной и хотел, чтобы мальчик посоветовал ему, какой автомобиль выбрать. То покупал мебель и просил помочь доставить ее домой. То в соседнем Кракове открылся большой кинотеатр, и было бы здорово вместе там побывать.

"Он слыл современным, классным священником, который даже когда играл замшелые ретро-хиты на слетах министрантов, делал так, что они звучали не как лютый криндж, а как какая-нибудь "Нирвана". Вокруг него царила атмосфера какого-то коллективного гипноза. Я очнулся от него только спустя годы. И все это время я обвинял себя в том, что сделал это так поздно. Ведь я мог очнуться еще до того, как он засунул мне руку в штаны", – объясняет Марчин.

И вот он сидел рядом с Госькой и, путаясь в словах, пытался все ей рассказать. Чем дольше это продолжалось, тем сильнее росло в нем ощущение, что все, что он говорит, звучит, как вранье. Разговор обрывался, он несколько раз вскакивал и убегал, но Госька просила его вернуться. Молодой человек успокоился только тогда, когда в конце рассказа услышал: "Я тебе верю".

"Я тогда разревелся, как ребенок", – признается он.

Мария Бремер говорит, что почти все, кто звонит по их телефону доверия, спрашивают: "А вы мне верите?".

"Им нужно услышать от нас две основные вещи: "да, я вам верю" и "вы не виноваты". Только тогда они могут начать вновь обретать чувство собственного достоинства", – подчеркивает она.

Многие потерпевшие десятилетиями ищут того, кто сможет их выслушать, кто скажет им эти слова. Но бывает так, что когда им кажется, будто они нашли такого человека, тот зачастую отвечает недоверием и перекладывает вину на них самих.

Это происходит, например, на исповеди, когда жертвы слышат: "Подумай, нет ли в этом твоей вины", "Лучше простить его и забыть", "Не возвращайся к этому". А матери, в свою очередь, говорят им: "Это невозможно, ведь священник был таким хорошим человеком", "А почему же ты не сказала об этом раньше?", "А почему ты все это время ходила к священнику домой? Видимо, тебе понравилось". Такие слова отдаляют пострадавших от семей. Иногда они являются для них худшим ударом, чем само сексуальное насилие, которое они испытали. Это так называемая вторичная виктимизация, после которой пострадавшие оказываются в полном одиночестве. Они винят себя и теряют остатки чувства собственного достоинства, объясняет она.

С такой же реакцией жертвы сталкиваются в куриях, куда приходят сообщить, что они подверглись сексуальному насилию со стороны священника.

"Я бы хотела говорить об этом в прошедшем времени, но эти случаи по-прежнему замалчиваются, чтобы "для блага Церкви" не выносить сор из избы. В курии все еще есть люди, которые перекладывают вину на жертв. Но кое-где уже происходят изменения. Там пострадавшие вместо нотаций встречают понимание и сочувствие. Бывает, что пострадавшие получают в курии деньги на терапию еще до того, как вина преступника будет доказана. Тем самым церковное начальство как-бы говорит: "Мы слышим вашу историю и не отвергаем ее", – утверждает психотерапевт.

"То есть пока что это первые робкие ростки, а не полноценная весна", – замечаю я.

"До весны еще далеко. Многие ксендзы, как только слышат о сексуальных насильниках в их рядах, тут же подозревают в этом антиклерикальные нападки. Нас, работников телефона доверия, обвиняют в предательстве, в том, что мы пытаемся подорвать авторитет Церкви. Но дело в том, что выживание Церкви как раз зависит от того, настанет ли в ней эта самая весна. То есть от того, что она будет делать с выявленными случаями насилия", – говорит моя собеседница.

Когда Марчин исповедовался в рукоблудии, он увидел с той стороны решетки строгое лицо ксендза и услышал, что в качестве епитимьи за этот "грех" ему нужно будет прочесть литанию. Но потом, когда мальчик оказался у священника дома, и тот выспрашивал его про этот проступок, святой отец уже не называл его "грехом", а со смехом говорил, что все подростки это делают.

"Он осмелел и стал говорить мне, мол, нечего краснеть, и спрашивал, смог бы я рассказать об этом своему отцу. Он как будто хотел примерить на себя роль моего отца, который работал тогда за границей", – объясняет Марчин.

Мальчик с самого начала чувствовал, что в этом навязанном "отцовстве" что-то не так. Ведь его настоящий отец никогда не говорил с ним о мастурбации и не пытался включать ему порно.

"Когда ксендз включил это, я чуть не сгорел от стыда, но не мог сказать ему, чтобы он перестал. Кажется, он понял, что вместо того, чтобы расслабиться, я ужасно напрягся, и выключил телевизор. И вдруг стал ужасно заботливым. Он сделал мне бутерброд и достал планшет. Я все еще был в шоке и не мог сосредоточиться на игре. Но я старался изо всех сил, потому что для меня и для него это было попыткой уйти от неудобного разговора о том, что произошло", – рассказывает он.

Потом все вроде бы пришло в норму. Шли неделя за неделей, ксендз ходил на чай к матери Марчина, водил мальчика в магазины и кино.

"Я пытался забыть о том, что произошло. Я очень хотел считать все случившееся какой-то ошибкой, которая не повторится, и ксендз мне в этом помогал. Сегодня я понимаю, что он притаился, как стервятник, подстерегающий свою жертву", – рассказывает молодой человек.

О том, что случилось потом, Марчину до сих пор трудно говорить. Здесь его история снова разваливается на части. По этим кусочкам можно понять, что это произошло в доме ксендза во время совместного просмотра фильма. Он сел рядом с 12–летним мальчиком, сунул руку ему в штаны, а потом разделся. Он трогал мальчика и заставлял трогать себя.

"Я попытался встать, он сильно потянул меня вниз, мне стало больно. Я упал на кровать. С его лица исчезла улыбка. Он тяжело дышал. Я никогда не видел его таким. Я подумал, что он впал в безумие и мне грозит опасность. Я испугался. Меня как будто парализовало", – вспоминает он.

Наконец священник удовлетворенно вздохнул, и снова все вернулось "на круги своя". Он сделал бутерброд и вытащил планшет.

Из историй, которые люди рассказывают по телефону доверия, понятно, что сексуальные хищники в сутанах часто очень тщательно выбирают своих жертв. Они заводят знакомство с религиозными семьями, где священники пользуются авторитетом. Затем они могут сблизиться с детьми, пригласить их домой, в лагерь или в совместные поездки за город – родители воспринимают это как оказанную им честь. Хищники чувствуют, что в таких условиях риск попасться меньше. Потому что даже если ребенок что-то расскажет, близкие ему все равно не поверят.

В основном эти дети ничего не рассказывают, они просто пребывают в оцепенении, объясняет Мария Бремер.

Для религиозного малыша ксендз является представителем Бога, отождествляемым с добротой, он знает, что такому человеку можно безгранично доверять. И хищник использует это преимущество, чтобы обидеть ребенка. Обычно насильник не действует спонтанно. Он постепенно вовлекает жертву в доверительные отношения, уделяя ему свое время и внимание, проявляя заботу. И постепенно сокращает дистанцию. И этот метод работает. Как говорит психотерапевт, если бы клирик просто внезапно напал на ребенка, тот сразу воспринял бы это как что-то опасное и вредное и мог пожаловаться взрослым. А так ребенок сам уже не знает, что правильно, а что нет.

(…)

Чем слабее, чем менее защищен ребенок, тем лучше для сексуального хищника. Поэтому священники-насильники часто выбирают в качестве жертв детей из неполных или неблагополучных семей. Ребенок получает от священника то, на что не может рассчитывать в семье. Получает нежность и заботу, которые, конечно же, являются фальшивыми.

(…)

У таких священников имеются проблемы с их собственной сексуальностью, что может быть связано с обязательным целибатом, к которому их никто не готовит. В беседах со мной бывшие священники признавались, что в семинариях тема сексуальности с ними не обсуждалась, как будто их инстинкты должны исчезнуть как-то сами собой. Как рассказывали клирики, их учили, что любые эмоциональные или сексуальные отношения являются злом, рассказывает психотерапевт.

"Проблема сексуального насилия в церкви касается детей независимо от их пола и связана с тем, что священники боятся вступать в отношения со взрослыми. Поэтому они делают это с детьми, которые в церкви являются "легкой добычей"", – говорит Мария Бремер.

Она добавляет, что есть еще одна причина, по которой ксендзы боятся контактировать со взрослыми, а с детьми – нет. Они боятся последствий. Взрослый обычно устанавливает границы, и, если они нарушаются, может обвинить в агрессии. Кроме того, половозрелая женщина после сексуального насилия может забеременеть. Ребенок же в этом смысле совершенно "безопасен" – он не установит границ, никому не скажет, не забеременеет.

После того, как удовлетворенный ксендз глубоко вздохнул, сделал бутерброд и вытащил планшет, Марчин очнулся от оцепенения и поспешно начал одеваться. Священник достал из шкафчика коробку с новенькими кроссовками и поставил их перед мальчиком.

"Бери, а то когда еще папа привезет тебе обувку из-за границы. Только не играй в них в футбол, а то испортишь. И не говори никому, что это я тебе дал, потому что другие министранты тоже захотят. Но ты же умеешь хранить тайны, правда?" – спросил он.

Марчин ничего не ответил и быстро ушел, не взяв кроссовок. В воскресенье он пропустил мессу. Чтобы мать ни о чем не догадалась, он взял сумку с костюмом министранта и ушел из дома. Но отправился не в костел, а залез в подвал, где просидел час. Ситуация повторилась через неделю, и, наконец, святой отец навестил маму Марчина.

"Он даже не сказал ей, что я перестал приходить на мессы. Он зашел к нам только для того, чтобы убедиться, что я ничего не сказал. Поняв, что мать ничего не знает, он отвел меня в сторону, чтобы, как он ей сказал, обсудить "мужские дела", на что она только тупо хихикнула. Он говорил мне, что я могу чувствовать себя плохо, потому что отца нет дома. И если я зайду в нему домой, мы поговорим, и он мне поможет. И снова сказал что-то о тайне", – рассказывает Марцин.

Однако мальчик уже не вернулся ни в дом священника, ни в церковь. Священник тоже перестал навещать его дома. Мать наконец заметила, что сын перестал ходить прислуживать в костел. А ксендз перестал приходить на чай. И связала эти два факта между собой.

Она сказала: "Что ты такого натворил, что ксендз выгнал тебя из министрантуры и обиделся на меня?!". Она долго со мной не разговаривала. Пока отец не вернулся из-за границы. Тогда она вдруг стала изображать заботливую мать. Интересно, что я тогда сообразил, что не стоит рассказывать отцу о визитах священника в наш дом. Это было табу, вспоминает Марчин.

После случившегося в доме священника Марчин перестал проводить время с друзьями. Вместо этого он сидел в подвале своего дома, где он устроил себе место для рисования. Там было мало света, но он предпочел проводить время в подвале общению с матерью, которую обвинял в случившемся.

Мария Бремер часто слышит по телефону доверия от пострадавших, что в детстве они стремились к самоизоляции.

По такому поведению ребенка можно понять, что с ним происходит что-то неладное. Дети становятся грустными и избегают контактов со сверстниками. Они хранят свой большой секрет, который, как они думают, не имеют права никому раскрывать. Иногда это приводит к соматическим симптомам: боли в животе, проблемам со сном и концентрацией внимания. Некоторые подростки, провоцируя взрослых, сексуализируют свое поведение. Иногда таким образом они вступают в роли, которые им навязали священники, а иногда бессознательно взывают о помощи. Тогда их считают испорченными, объясняет психотерапевт.

Убегая из дома, употребляя алкоголь и совершая мелкие кражи, они бессознательно посылают взрослым сигнал: "Обрати на меня внимание, расспроси меня, поверь мне!". Конечно, в глазах семьи, учителей и соседей они становятся "испорченными" и недостойными доверия. Даже если бы они рассказали о хищниках в сутанах, им, наверное, никто бы не поверил.

Полученная в детства травма часто перерастает в боязнь близости и построения отношений. Некоторые вступают в "случайные" или токсичные связи, лишь бы не чувствовать одиночества.

Спустя годы они считают, что никогда бы не вели себя так, если бы не прошлые переживания, которые разрушили их самооценку, объясняет моя собеседница.

"Священник умер, когда мне было 15 лет. Сказали, что от инфаркта. Я тогда разрыдался, но не из-за того, что мне было его жалко, а потому, что он успел разрушить мое детство. Ведь умри он на два года раньше, и ничего бы не произошло", – вспоминает Марчин.

О том, что случилось в доме ксендза, Марчин рассказал матери только после окончания школы. Она не поверила и обвинила его в том, что он порочит имя покойного священника, потому что возненавидел Церковь и стал безбожником. Вскоре он проглотил ее антидепрессанты. После того, как его спасли, юноша услышал: "Это внушил тебе дьявол, потому что ты сбился с пути и сотворил слишком много зла".

"Я уехал учиться в Краков, прекратил отношения с матерью, познакомился с Госей и стал лечиться у психотерапевта. Когда я уже встал на ноги, девушка уговаривала меня рассказать свою историю в курии. Но это бесполезно. Я боюсь, что, если бы я столкнулся с тамошними чинушами, я бы снова раскис. У меня больше нет сил на то, чтобы снова выбираться из этого кошмара", – резюмирует мой собеседник.

Имя молодого человека по его просьбе было изменено.