TEC: одной из причин кризиса в ЕС стало внедрение евро

В свете предложения Илона Маска упразднить ЕС уместно полюбопытствовать, что сталось бы с европейской экономикой, если бы валютный союз вдруг прекратил свое существование.

Идея создания общеевропейской валюты зрела довольно давно, но конкретную форму начала обретать лишь в 1980-х. Поскольку в 1990-х годах ЕС официально заменил Европейское объединение угля и стали (ЕОУС) и Европейское сообщество по атомной энергии (ЕВРАТОМ), валютный союз также обрел окончательные контуры. Евро был отчеканен на рубеже тысячелетий и вот уже четверть века представляет собой денежную реальность.

На фоне роста валютного союза и включения новых членов (Хорватия присоединилась к нему в 2023 году, а Болгария вольется в январе) вопрос, справится ли Европа с распадом валютного союза, может показаться неуместным — пустой тратой времени. В конце концов, если новые страны выстраиваются в очередь, какой вообще смысл обсуждать возможный роспуск?

Вопрос о будущем евро отчасти продиктован хронически слабыми показателями европейской экономики. Единую валюту европейцам "продавали" еще в 90-х как стимул роста и процветания.

Отчасти же вопрос о будущем евро обострился после недавнего дерзкого призыва Илона Маска к роспуску Европейского союза.

В качестве мысленного эксперимента я решил воспринять слова Маска буквально и изучить последствия распада ЕС. Я сосредоточился исключительно на экономике и пришел к выводу, что если завтра ЕС исчезнет, то Европу, быть может, ждет более светлое экономическое будущее, чем под гнетом брюссельской бюрократии.

Другой же вопрос — выиграет ли европейская экономика от распада еврозоны — я оставил без ответа.

Чтобы ответить на него, нам предстоит углубиться в научную литературу, в частности, посвященную так называемым "оптимальным валютным зонам". С этой концепцией связана целая серия исследований, отправной точкой для которых послужила теперь уже классическая работа "Теория оптимальных валютных зон" Роберта Манделла (журнал The American Economic Review, сентябрь 1961). За создание целого направления перспективных исследований Манделл был удостоен премии по экономике памяти Альфреда Нобеля.

Когда концепция еврозоны только разрабатывалась, ее сторонники заключили, что будущая валютная зона будет по-настоящему оптимальной. Первоначальный принцип, заложенный в основу самого ЕС, представлял собой словарное определение оптимальной валютной зоны: союз будет всячески способствовать четырем свободам — то есть свободному передвижению рабочей силы, капитала, товаров и услуг.

Будь эти четыре свободы реализованы в полной мере, ЕС создал бы первую в мире синтетическую оптимальную валютную зону. Синтетическую в том смысле, что она не представляет собой органическое следствие ни постепенного развития национального государства, нуждающегося в общей валюте, ни постепенной, проверенной временем экономической интеграции отдельных стран. Еврозона предполагалась как результат законодательного акта, значительно ускорившего переход от национальных валют к евро, — и, по сути, им и стала.

Даже при синтетической природе оптимальная еврозона все равно внесла бы значительный вклад в европейскую экономику. В частности, она позволила бы континенту занять лидирующие позиции в мировой экономике и финансах.

Причина столь же трагична, сколь и симптоматична для того, во что превратился Европейский союз. Вместо того чтобы заложить основу свободной комплексной экономики целого континента, ЕС превратился в надстройку, которая навязывает свои идеи странам-членам. Как следствие, еврозона стала проводником экономического застоя, а не катализатором экономического успеха.

Еще в начале 1990-х годов, когда концепция евро только воплощалась в реальность, научные исследования высказывались о ее потенциале весьма недвусмысленно: с таким подходом оптимальной валютной зоной еврозона не станет. Если бы ЕС к этому стремился, его политическому аппарату пришлось бы на этом сосредоточиться с самого начала.

Научные исследования в этом вопросе были однозначны: Европе предстояло достичь полной интеграции рынков факторов производства, то есть рынков рабочей силы и капитала. Вот лишь несколько примеров.

Ролан Вобель в статье "Валютная конкуренция и европейская валютная интеграция" (The Economic Journal, сентябрь 1990) объясняет, что без надлежащей интеграции рынков труда и капитала еврозона никогда не станет оптимальной валютной зоной. Будучи зоной неоптимальной (Вобель этот термин прямо не употребляет), еврозоне придется допустить значительную волатильность цен. Поскольку цены недостаточно гибки для таких колебаний, единственная альтернатива — подавлять экономическую активность в одних странах, позволив другим процветать (то есть, опять же, макроэкономическая нестабильность).

Именно это и произошло. Кризис в Греции, Италии, Испании и других странах 15 лет назад стал ярким примером макроэкономической нестабильности в неоптимальной валютной зоне.

В статье под названием "Является ли Европа оптимальной валютной зоной? Симметричные или асимметричные потрясения в ЕС", опубликованной в майском выпуске журнала National Institute Economic Review за 1993 год, Гульермо Капорале подтверждает многое из сказанного Роланом Вобелем. Имея собственные валюты, страны корректируют различия в бизнес-циклах колебаниями обменных курсов. Если Польша переживает рецессию, а Германия — период роста, злотый будет ослабевать по отношению к немецкой марке (если без евро) до тех пор, пока обменный курс не придаст польской экономике достаточный импульс, чтобы "догнать" немецкую.

Экономисты любят вычурные термины для простых вещей и называют эти различия в бизнес-циклах "асимметричными макроэкономическими шоками". Капорале объясняет, что при единой валюте асимметричные рецессии, то есть специфические для конкретной страны, очевидно, не будут сдерживаться изменениями обменных курсов. Вместо этого они перекинутся на другие страны еврозоны.

По мнению Капорале, этого можно было бы избежать при достаточной интеграции рынков труда еврозоны. В противном случае, объясняет он, "асимметричные потрясения приведут к высоким издержкам адаптации, что выражается в росте безработицы и снижении производства".

Капорале написал это еще в 1993 году. Он с пугающей точностью предсказал то, от чего в действительности страдает еврозона с момента запуска. Его прогноз разделили Йоргос Каррас ("Является ли Европа оптимальной валютной зоной?", Journal of Economic Integration, сентябрь 1996) и Кристиан Шмидт ("Реальная конвергенция в Европейском союзе: эмпирический анализ", 1997).

Иными словами, предостережений Европейскому союзу о запуске еврозоны без масштабного плана по внедрению свободного передвижения рабочей силы, капитала, товаров и услуг хватало: недостатка в них не было.

Перенесемся вперед, в 2004 год. В статье "Работает ли евро? Евро и европейские рынки труда" в журнале Journal of Public Policy за май-август 2004 года Стивен Сильвия пришел к выводу, что, несмотря на более чем десятилетний период для внесения корректив в целях создания оптимальной валютной зоны, ЕС не преуспел в этом к моменту официального введения евро. Его подтвердил Пол Кругман в статье 2013 года "Реванш оптимальной валютной зоны" для ежегодника макроэкономики NBER.

Вместо интеграции европейской экономики ЕС был озабочен интеграцией налогово-бюджетной политики — то есть следил за тем, чтобы все страны, особенно члены еврозоны, неукоснительно соблюдали Пакт стабильности и роста (ПСР). Эта особенность конституции ЕС требует, чтобы бюджетный дефицит стран-членов не превышал 3% ВВП, а государственный долг — 60% ВВП.

Внедрение и правоприменение ПСР стало для ЕС инструментом "гармонизации" экономик еврозон. В своей оценке "Оптимальные платежные зоны или оптимальные валютные зоны?" (журнал AEA Papers and Proceedings, май 2018) экономисты из Колумбийского университета Патрик Болтон и Хайчжоу Хуан демонстрируют, что вместо оптимизации экономической интеграции единственным выходом для правительств, желающих сохранить валютную зону, остается ликвидация так называемой "налогово-бюджетной асимметрии".

Проще говоря, карать за чрезмерный долг и дефициты до тех пор, пока правительства всех стран еврозоны не посвятят себя всецело балансировке бюджетов.

Первоначально это привело к обострению пресловутых асимметричных шоков, огромным различиям в уровне безработицы и вопиющим расхождениям в накоплении капитала. Единственная причина, почему эти структурные различия не разорвали еврозону на части, заключается в том, что со временем строгое соблюдение ПСР подавило экономическую активность в самых сильных странах еврозоны. И этого эффекта хватило, чтобы ввергнуть всю валютную зону в экономический застой.

Короче говоря, единственная причина, почему еврозона просуществовала вот уже 25 лет, заключается в том, что ее правительства соревнуются друг с другом в гонке по нисходящей — к экономической стагнации. Без экономического роста стираются различия, требующие безукоризненной реализации изначальных четырех свобод ЕС, а при высокой безработице по всему континенту нет нужды в гибком рынке труда.

Итак, что же данный обзор экономических исследований говорит нам о перспективах европейской экономики, если завтра евро вдруг прекратит существование? Ответ короток и прост: возвращение к национальным валютам с гибкими обменными курсами позволило бы 20 экономикам еврозоны расти и развиваться — каждой по своему усмотрению. Мы бы получили ценовую стабильность. А случись еще один инфляционный всплеск, подобный тому, что мы пережили пару лет назад, его можно было бы сдержать с помощью гибких обменных курсов.

Поскольку конец еврозоны неразрывно связан с распадом ЕС, некому будет следить за неукоснительным соблюдением ПСР. Это, в свою очередь, позволит правительствам европейских стран проводить налогово-бюджетную политику, исходя из собственных национальных целей и потребностей. У одних бюджеты будут отмечены дефицитом, у других —профицитом. Различия будут устраняться с помощью механизма регулирования обменных курсов.

Однако со временем макроэкономические различия между отдельными странами сотрутся и отойдут на второй план. Именно это происходит, когда страны свободно торгуют и на пути потоков капитала нет никаких препон. По иронии судьбы эта органичная экономическая интеграция подвела бы Европу ближе к критериям оптимальной валютной зоны, чем удалось еврозоне за все время ее существования.

Короче говоря, если до этого дойдет, Европе не следует опасаться ни конца ЕС, ни отмены евро.