Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Грядущая зима будет для Европы тяжелой, но следующий год может оказаться еще хуже, считает обозреватель FP. При этом, по его мнению, между Европой и Америкой возникли противоречия, и их пути постепенно расходятся.
Кэмерон Абади (Cameron Abadi)
В преддверии зимы Европа столкнулась с невиданным энергетическим кризисом. Нехватка 150 миллиардов кубометров газа — его недопоставит Россия из-за конфликта на Украине — вынудила Европу искать альтернативы, чтобы смягчить удар. Цены на газ сейчас примерно в восемь раз выше среднего уровня за десятилетие — и примерно во столько же раз выше, чем в Америке. Правительства призывают граждан сократить потребление газа, поддерживают потребителей и предприятия, у которых нет денег на оплату счетов за газ и электроэнергию, и готовятся к наихудшим сценариям, начиная от веерных отключений электричества и заканчивая деиндустриализацией и волной банкротств.
Сможет ли Европа этой зимой обогреть граждан и обеспечить энергией свои предприятия? Перечеркнет ли энергетический кризис климатические цели Европы? И понятна ли американцам суть кризиса, обрушившегося на европейцев?
Вот лишь некоторые из вопросов, которые мы обсудили в нашем подкасте с обозревателем Foreign Policy Адамом Тузом.
Кэмерон Абади: Приближается зима, и мы говорим об остром энергетическом кризисе. Но я подозреваю, что следующая зима будет еще тяжелее: газовые хранилища опустеют, а пополнить их будет нечем. Как долго продлится энергетический кризис в Европе?
Адам Туз: Если вкратце, то мы не знаем. Но было бы глупо рассчитывать, что это нечто мимолетное и закончится уже в следующем году. То есть, если не случится ничего непредвиденного — допустим, краха России или необычайной сделки с ОПЕК — то все говорит о том, что ситуация лишь осложнится. Главное в том, что в этом году Европа медлила с жесткими шагами против России и благодаря этому смогла заполнить свои хранилища. Я к тому, что серьезная нехватка может возникнуть уже этой зимой — особенно если она выдастся суровой, а ряд синоптиков именно это и предвещает. Следующий же год будет еще менее предсказуемым: неясно, откуда вообще пополнять запасы. В ближайшие два-три-четыре года инвестиции в плавучие терминалы СПГ дойдут до крупных экономик, и те снова нащупают равновесие. Есть ощущение, что этот год будет нервным. А следующий — похоже, еще тяжелее. Но затем ситуация должна выправиться.
КА: В одном из подкастов в начале конфликта вы предсказывали, что запуск "Северного потока — 2" из России в Германию — наверняка лишь вопрос времени. Вы предположили, что отказываться от столь крупного финансового вложения не захочет ни одна сторона. Но вот произошла диверсия, и многие считают виновницей Россию. Как вы думаете, Запад окончательно отмежевывается от Москвы?
АТ: Да, насчет "Северного потока — 2" я ошибся. И это не единственная моя оплошность. Еще я полностью недооценил безрассудное насилие и склонность путинского режима к членовредительству. Но теперь, полагаю, все решено окончательно. Трудно даже представить себе, чтобы Европа взяла и снова запустила эти трубопроводы. Полагаю, сейчас мы наблюдаем окончательное разъединение — особенно что касается Германии. Это ведь уже свершившийся факт, правда? Этот сентябрь стал первым месяцем с начала 1970-х, когда Германия фактически обошлась без новых поставок российского газа. Доля России в общем объеме газового импорта в Европу упала с 41% до 9% только за один год.
Можно считать это возобновлением холодной войны. Если вернуться к ее началу, то торговли почти не было. Западная Германия заняла крайне жесткую позицию в отношении Советского Союза. А если позволить себе пошутить, то, знаете, возвращение к эпохе холодной войны действительно решит проблемы Европы — особенно с отоплением. Чтобы побороться с дефицитом импортного газа, все, что нужно сделать Европе, — это понизить температуру в домах с 22 до 19 градусов. Это излечит ее от зависимости от импорта. Исторические исследования показывают, что в начале 1980-х в британских домах топили всего до 16 градусов. Я прекрасно помню, как сам дрожал от холода на тамошних сквозняках, — даже свитер надевать приходилось.
КА: При этом от влияния России на энергетические рынки не защищены даже США. Последняя новость — это объявление России и Саудовской Аравии, ведущих игроков нефтяного картеля ОПЕК+, о сокращении добычи нефти на 2 млн баррелей в день. Вообще, американские политики любят хвалиться, что США — крупнейший в мире производитель нефти и газа. Но возможна ли энергетическая независимость на деле, осуществима ли она практически?
AT: Да, это действительно интересный вопрос, ведь сама идея энергетической независимости крайне соблазнительна. Но я считаю, что для европейцев эта мечта пока далеко за горизонтом — не раньше, чем они перейдут на возобновляемые источники энергии. Но для США это действительно идея-фикс. Независимость де-факто зависит от сложного сочетания факторов: от политического выбора, корпоративной стратегии и физической инфраструктуры.
И здесь мы видим показательный контраст между газом и нефтью, потому что по газу США де-факто независимы. Почему? Потому что у нас большой объем сланцевого газа и лишь малая его часть идет на экспорт.
Что же касается нефти, то тут Америка оказалась в силовом поле, где господствуют два других полюса — Саудовская Аравия и Россия. Они и затеяли этот сложный картель ОПЕК+. Сейчас мы наблюдаем отчаянные попытки администрации Байдена убедить саудовцев не сокращать добычу, а продолжать снабжать американских потребителей бензином и нефтью — как минимум до промежуточных выборов в США. Я считаю, что участие демократической администрации в предвыборной агитации весьма прозрачно: она пытается надавить на картель ОПЕК. Но примечательно, что саудовцы ее не послушали. А только что взяли и объявили о сокращении.
КА: Похоже, что европейские правительства сосредоточились на помощи семьям, а не промышленным предприятиям, чьи затраты на электричество и отопление тоже подскочили. Поэтому мне интересно, стоит ли ждать волны промышленных банкротств этой зимой и в дальнейшем? И если да, то какие отрасли пострадают в первую очередь?
АТ: Надо сделать важную оговорку. Нельзя сказать, что интересы европейских бизнесменов игнорируются, потому что их правительства отказались бойкотировать российские энергоресурсы в одностороннем порядке. Они знали, что в таком случае получат мощный отпор — особенно от влиятельнейших лобби в Германии. Но сейчас ситуация действительно крайне тяжелая, ничего не скажешь. И в игру вступают все больше факторов. Размер предприятия, местонахождение, размер государственного бюджета — это все приходиться учитывать в программах субсидирования.
Например, Германия и Великобритания уже заложили в бюджеты поддержку цен на энергоносители объемом до 5-6% ВВП. Это примерно вдвое больше бюджета Пентагона. Это огромные программы, причем решения приняты в кратчайшие сроки. И это непременно скажется на отношениях между предприятиями, потребителями и регионами. Даже на уровне правительств. Вот недавно правительство Германии объявило о гигантской программе по субсидированию энергопотребления на 200 миллиардов евро (195 миллиардов долларов). Она вызвала бурю негодования в остальной Европе, ведь от немецких субсидий цены для остальных подскочат, а Германия в Европе — крупнейший потребитель. Кроме того, Берлин даже не подумал согласовать эту меру с союзниками. Хотя совершенно ясно, что если европейские государства затеют конкуренцию за энергетические субсидии, Германия с ее относительно крепким балансом бюджета обеспечит себе преимущество. Так что, если Европа всерьез настроена избежать раскола (а ведь это был один из главных аргументов в 2020 году во время пандемии коронавируса), то рано или поздно серьезный разговор о финансовом равновесии неизбежен. Поразительно, что всего месяц назад Берлин этого не предвидел.
КА: Как реакция Европы на энергетический кризис сочетается с ее целями по климату? Сможет ли она воспользоваться им для продвижения своей климатической повестки? Например, вложить хотя бы часть из тех сотен миллиардов долларов, что пошли на ценовой контроль, в возобновляемые источники энергии?
AT: Надо сказать без обиняков: это катастрофа, других слов нет. В 2020 году Европа запустила ускоренный энергетический переход. А сейчас ей приходится восстанавливать и развивать инфраструктуру под ископаемое топливо. Знаете, одни только расходы на терминалы СПГ составят около 10 миллиардов евро (9,7 миллиарда долларов). И потом, газ будет импортный. Так что приходится строить инфраструктуру, которая при оптимистичной оценке энергоперехода всего через десять лет окажется не нужна. Кроме того, нужны прямые субсидии потребителям ископаемого топлива — не только газа. Только французская программа предусматривает 7 миллиардов евро (6,8 миллиарда долларов) для водителей бензиновых и дизельных автомобилей.
Всего, по разным оценкам, Европа потратит на различные субсидии на ископаемое топливо до 50 миллиардов евро (48 миллиардов долларов). Полагаю, нельзя не признать, что ситуация трагическая: никаких альтернатив нет. Хочу отметить, что кризис в Европе не просто экономический, а еще и социальный. Мы ведь еще не упомянули такой термин как "топливная" или "энергетическая бедность", хотя именно ее мы сейчас и видим. Без субсидий и помощи государства домохозяйства с низкими доходами столкнулись бы этой зимой с очевидными лишениями, по крайней мере, по европейским меркам. Будет всплеск избыточной смертности. Поэтому правительствам пришлось действовать.
Но при этом надо четко понимать, что с точки зрения климатической политики, по крайней мере, в краткосрочной перспективе — это неудача, и серьезнейшая. В долгосрочной же перспективе, я считаю, это лишь ускорит переход. Но на этом фронте нужны конкретные действия. Однако сейчас их ждать неоткуда, потому что затраты и так огромны.
КА: И тут мы подходим к последнему вопросу: не величайший ли это разрыв между европейцами и американцами — по крайней мере, на памяти нынешнего поколения? Европе предстоят годы энергетического кризиса и дефицит бюджетов, семьи обеднеют, а предприятия, как мы уже говорили, разорятся. США же, похоже, ничего подобного не светит. Спору нет: есть экономические проблемы, есть инфляция — но ощущения кризиса нет. И этот материальный разрыв может затянуться на десятилетия. Есть ли риск политического дрейфа между континентами?
AT: Я полностью с вами согласен, потому что последние пару месяцев много езжу туда-сюда. Знаете, в эфире широколобых немецких ток-шоу это главная тема — каждый вечер целый шквал споров и ощущение паники.
Я прикинул, пытаясь найти какие-то параллели. Думаю, можно вспомнить кризис еврозоны с 2010 по 2015 год — там тоже было весьма серьезное расхождение. Но разница в том, что кризис еврозоны был продолжением обычного кризиса. Проблема была общей для всех.
Сегодняшняя же ситуация такая спорная как раз потому, что Европа и США оказались сами по себе. Я имею в виду, что европейцы гораздо ближе к боевым действиям, а американцы глубже озабочены военной помощью. Таким образом, между Европой и Америкой возникли трения. И, что еще важнее, обнажилась целая пропасть между Америкой как самодостаточной державой и экспортером энергии, с одной стороны, и Европой как крупным импортером, с другой. Полагаю, это лишь усугубляет сложившееся за последние пару лет ощущение, что на фоне энергетического перехода и "кусачих" цен на энергоносители пути Европы и США постепенно расходятся. Я иной раз даже думаю: не понадобится ли нам своего рода евро-американская разрядка, чтобы преодолеть эти основополагающие, системные различия? Ведь рано или поздно нам придется признать, что у нас разные пути и укоренившиеся различия.
