Бишкек, Киргизия — В ходе проходящего на этой неделе в Санкт-Петербурге саммита «Большой двадцатки» президент Барак Обама встретится с ЛГБТ-активистами. Такой шаг выглядит ответом на недавно принятые в России драконовские законы против геев. Между тем незамеченной осталась другая кампания по массово дискриминации, начатая российским правительством — кампания против нелегально проживающих иностранцев. За последние недели в России в рамках усилий по очищению страны от живущих и работающих в ней нелегальных иммигрантов были задержаны тысячи приезжих из таких стран, как Таджикистан, Киргизия, Узбекистан и Вьетнам.
Так как только в одном Подмосковье были арестованы более 4600 человек и существующие центры содержания иммигрантов оказались переполнены, сотни людей были отправлены ждать депортации в импровизированный лагерь в столичном районе Гольяново (впрочем, позднее правительство пообещало закрыть этот лагерь — после того, как критики сравнили его с печально известным советским ГУЛагом). Тем не менее, по данным Guardian, сейчас в России действует 21 центр содержания для иммигрантов, и власти подготовили закон о создании еще 83. 29 августа российские законодатели внесли в парламент законопроект, делающий выдворение нелегальных иммигрантов обязательным.
По числу иммигрантов Россия уступает только Соединенным Штатам. На ее территории живут 11 миллионов приезжих. Приток иностранных рабочих (так называемых гастарбайтеров) усиливает страх этнических русских оказаться на обочине в собственной стране. Эти опасения разжигают чиновники и пресса, часто изображающая иммигрантов нарушителями законов и угрозой общественному здоровью и безопасности. Опросы общественного мнения, результаты которых независимый «Левада-Центр» опубликовал в июле, показывают, что иммиграция сейчас служит главным предметом беспокойства для 55% москвичей (в 2007 году так ответили 37%). В стране в целом 69% респондентов, по данным другого недавнего опроса «Левада-Центра», считают присутствие мигрантов в их городе или регионе избыточным.
Читайте также: «В московском лагере для мигрантов газовые камеры пока не поставили»
На этом фоне тесно связанный с президентом Владимиром Путиным мэр Москвы Сергей Собянин запустил кампанию, предусматривающую откровенное этническое профилирование. Полиция принялась прицельно проверять документы у людей с небелым цветом кожи. Проверки быстро распространились за пределы столицы. Те, кто не мог с ходу предъявить необходимые бумаги, в том числе, как минимум, несколько претендентов на политическое убежище и других обладателей законных видов на жительство, были задержаны и теперь ожидают депортации после символических судебных слушаний.
Все началось 27 июля, когда в Москве, у Матвеевского рынка был ранен полицейский, пытавшийся задержать Магомеда Магомедова — выходца из входящей в состав России северокавказской республики Дагестан, который подозревался в изнасиловании. Пока полиция задерживала Магомедова, вмешались двое его родственников, утверждавших, что он психически болен и ни в чем не виноват. Напав на одного из полицейских, они проломили ему голову. Через несколько дней начались антииммигрантские рейды.
Ирония ситуации заключается в том, что к инциденту, вызвавшему проверки, иммигранты отношения не имели. Однако, хотя технически дагестанцы — не иммигранты, россияне склонны объединять — в контексте процветающего в стране славянского национализма, противопоставляющего этнических русских неславянам — их (как и чеченцев) в одну группу с гражданами Таджикистана, Узбекистана и Киргизии. Эту враждебность дополнительно усиливает демографическое сокращение славянского населения России, страдающего от низкой рождаемости и низкой продолжительности жизни с тех пор, как в 19991 году распался Советский Союз.
Громкие инциденты с насилием со стороны «черных», как иногда презрительно называют северокавказцев и иммигрантов, проникают в общественное сознание и подпитывают направленную против иммигрантов ярость. Один такой случай произошел в 2006 году, когда в ресторане в расположенном на севере России городе Кондопога столкнулись группа этнических русских и группа чеченцев, предположительно вызванных в ресторан его владельцем-азербайджанцем, чтобы прекратить конфликт. Чеченцы приехали с бейсбольными битами и ножами, и в итоге двое русских были убиты и еще несколько — покалечены. После это в Кондопоге начались волнения: русские вышли на улицы, чтобы отомстить за погибших.
Также по теме: «Безлимитная» миграция - угроза национальной безопасности России
В скором времени после беспорядков в Кондопоге, в 2007 году, российское правительство провело ряд иммиграционных реформ, впервые в постсоветской истории страны введя квоты для иностранных рабочих.
Такие инциденты, как ресторанная драка в Кондопоге, помогают чиновникам пугать общество разговорами о том, что мигранты увеличивают преступность (кстати, подавляющее большинство преступлений, которые они совершают, не связаны с насилием и сводятся к таким вещам, как подделка документов). Тем временем в стране процветают неонацистские и радикально-националистические движения, делающие жизнь иммигрантов еще опаснее. К трудовой эксплуатации и торговле людьми прибавляются нападения на людей с темным цветом кожи. Такие вещи очень распространены и часто остаются безнаказанными. Скажем, в 2011 году смертность среди таджикских рабочих в России составляла примерно 1 на 1000. Другими словами, быть таджикским иммигрантом в России в этом году было примерно так же опасно, как быть афроамериканцем на юге США в 1930 году. Кроме того, рабочим-иммигрантам часто отказываются сдавать жилье, и это означает, что их условия жизни нередко бывают немногим лучше, чем в пресловутом лагере в Гольяново. В некоторых случаях квартирные хозяева незаконно регистрируют в одной квартире десятки — а иногда и сотни — иммигрантов, и тем приходится спать посменно.
Хотя определенная иерархия иммигрантов все же существует, — скажем, граждане Киргизии обычно лучше говорят по-русски, и местные жители относятся к ним лучше, чем к таджикам или узбекам, — оскорбления и запугивания стали здесь обычным делом, и выражение «ponayekhali tut» звучит очень часто. В некоторых случаях — в частности, 20 апреля, на день рождения Гитлера, — дело доходит до открытого насилия, и в такие дни многие мигранты стараются не выходить из дома, чтобы на них не напали.
Многие говорят, что нынешняя кампания по депортации — просто популистская акция в преддверии сентябрьских выборов мэра Москва, и что со сворачиванием избирательной кампании она прекратится. Антииммигрантские элементы присутствуют сейчас в программах у политиков любой направленности, и даже оппозиционный кандидат, известный блогер и борец с коррупцией Алексей Навальный выражает антииммигрантские националистические настроения.
Читайте также: Мигранты решат демографические проблемы России?
«Исполняющий обязанности мэра и прочие кандидаты соревнуются друг с другом в ксенофобских чувствах и ксенофобской риторике», — заявил мне в прошлом месяце московский активист Сергей Решетин, занимающийся проблемами иммигрантов. При этом, по словам Решетина, многие москвичи прекрасно понимают, что с причинами нелегальной иммиграции власти бороться не хотят.
Несмотря на всю националистическую риторику правительства, если оно будет пытаться воплощать свои угрозы в жизнь, то в долгосрочной перспективе столкнется с рядом серьезных препятствий. Во-первых, эта риторика напрямую противоречит нуждам российского рынка труда. Это своего рода злополучная «Уловка-22» — тот же самый демографический кризис, который усиливает российскую экзистенциальную тревогу, создает ситуацию, при которой России просто не хватает рабочих рук для ее строительного бума, вызванного углеводородными доходами. По оценке Всемирного банка, к 2030 году российское население трудоспособного возраста может сократиться на 17 миллионов человек. Это означает сокращение местной рабочей силы почти на 20%.
Из-за высокой потребности России в рабочей силе, попытки правительства ограничить приток иммигрантов в страну дают мало результатов. Например, иммиграционная реформа 2007 года технически запретила иммигрантам работать в розничной торговле. Однако достаточно пройтись по любому из крупных московских рынков, чтобы стало понятно, что иностранных рабочих не удалось выжить из этого сектора. Иммигранты продолжают в нем работать — находят лазейки в процессе регистрации разрешений на работу или просто трудятся нелегально. Оценки количества нелегальных иммигрантов в России сильно расходятся — в диапазоне от трех до шести миллионов человек. Вполне возможно, что около 30% иммигрантского населения Москвы — нелегалы.
При этом, сколько бы власти ни ругали иммиграцию и ни говорили о массовых депортациях, многие чиновники кормятся с возникающего вокруг нелегальных иммигрантов черного рынка. Иммигрантов, которые не могут получить легальный статус, обслуживает обширная сеть посредников, снабжающих их незаконными документами по завышенным ценам. По данным главы российской Федеральной миграционной службы Константина Ромодановского, объем теневой экономики, созданной этими посредниками, доходит почти до 1 миллиарда долларов. И как любая прибыльная отрасль в России этот теневой рынок, бесспорно, связан с властями.
Также по теме: Медведев, мигранты и «умеренный апартеид»
Путин неоднократно говорил о необходимости бороться с этими посредниками. Однако если судить по последнему удару по коррупции, который российский авторитарный лидер нанес, подозрительным образом выбрав мишенью видного чиновника, связанного с премьер-министром Дмитрием Медведевым и его относительно либеральной фракцией элит, все сведется, максимум, к ряду символических или выборочных акций. В ходе нынешней антииммиграционной кампании были арестованы шесть незаконных посредников — достаточно, чтобы это было заметно, но лодка при этом не раскачивалась слишком сильно.
Стоит заметить, что для того, чтобы мир видел возвращение России к статусу сверхдержавы и, чтобы Россия не отставала от прочих развивающихся экономик БРИК — Бразилии, Индии и Китая, — стране нужны высокие темпы экономического роста. Сейчас они явно не дотягивают до установленной Путиным планки в 5%. Правительство, без всякого сомнения, осознает важность иммиграции для развития экономики, и в июне Путин одобрил план, формулирующий миграционную стратегию до 2025 года. Хотя конкретики в этом плане мало, он подчеркивает, что иммиграция для России полезна. Однако с тех пор никогда не останавливающийся маятник режима качнулся в обратном направлении. Власти продолжают искать способы примирить потребность в экономическом росте с политическими преимуществами раздувания антиимигрантских настроений.
Подобная безжалостность, ставшая чересчур распространенным явлением в современной России, проистекает — по крайней мере, отчасти — из укоренившейся веры в российскую исключительность, идеи о том, что российская мораль уникальна и безупречна. Зародившаяся еще в древности, в Киевской Руси, эта идея распространялась в Средние века православной церковью, и наглядно проявилась в претензиях коммунистических революционеров 20 века. Она до сих пор жива, примером чему может служить выступление российской прыгуньи с шестом и олимпийской звезды Елены Исинбаевой в защиту недавно принятого в ее стране гомофобного законодательства. «Может быть, мы отличаемся от европейцев, от других людей из разных стран», — сказала она в прошлом месяце после своей победы на чемпионате мира. Как и следовало ожидать, слова Исинбаевой не убедили западных критиков закона, продолжающих призывать к бойкоту Зимней олимпиады 2014 года в Сочи.
При этом подготовка к Олимпиаде, как и все крупные российские строительные проекты последнего времени, ведется силами трудовых мигрантов, которых зачастую жестоко эксплуатируют работодатели. Организация Human Rights Watch документировавшая нарушения прав трудовых мигрантов на олимпийских стройках, побеседовала с сербским строителем, который участвовал в протесте против задержек зарплаты. Когда рабочие пришли в местную трудовую инспекцию, чтобы пожаловаться на работодателя, «чиновников, по-видимому, это совсем не затронуло», рассказал рабочий. «Их совсем не интересовало, как с нами обращаются. „Если хотите, вы можете вернуться домой!“ — вот и все, что они нам сказали».
Анна Алексеева — аспирант Оксфордского университета, специализируется на вопросах государственной идеологии в советской и постсоветской России.
